– У меня к вам, уважаемая Наталья Григорьевна, будет всего несколько вопросов, а потом мы вас отпустим, и вы сможете заняться своими обычными делами, – благожелательно и спокойно начал Воловцов. – Кстати, а чем вы занимаетесь?
– Поденщица я. У кого полы помою, у кого постираю, у кого в доме приберусь.
– Что ж, работа у вас для людей важная и нужная, – констатировал Воловцов. – Значит, встаете вы рано?
– Рано, – согласно кивнула Наталья.
– И сегодня встали рано? – спросил Иван Федорович.
– Да, – просто ответила Квасникова.
– Значит, когда к вам постучался дворник Ефимка, вы уже не спали?
– Нет, не спала, – последовал очередной ответ.
– Вы открыли ему, и что он вам сказал? – Иван Федорович обернулся на околоточного надзирателя, чтобы убедиться, что тот успевает записывать. Пастухов не отставал…
– Он сказал, что из-под дверей хозяйки сочится дым…
– А в котором часу к вам постучал дворник?
– В четверть шестого или около того, – ответила Наталья.
– Вы оделись и пошли с Ефимкой в дом, так?
– Так. Черным ходом мы поднялись на кухню. Пахло дымом. Сильно. Дверь хозяйки, как обычно, была заперта, и мы стали стучаться…
– Что значит «дверь хозяйки, как обычно, была заперта»? – быстро спросил Воловцов.
– А она у нее всегда заперта. И днем, и ночью, – с некоторым укором пояснила Квасникова.
– Она чего-то опасалась? – поинтересовался Иван Федорович как бы между прочим.
Наталья задумалась и после некоторого молчания ответила:
– Не знаю. Кажется, она как-то говорила, что опасается воров.
– А что, у нее было чего красть? – задал Воловцов вопрос, заставивший Петухова поднять голову от бумаг.
– Не знаю, в комнате у хозяйки я никогда не была. Она ведь никого к себе не пускала…
– Ну, хорошо, – отметил что-то для себя Иван Федорович. – Вы с дворником постучали, никто вам не открывал, а в комнате у хозяйки что-то горело. Что вы далее предприняли?
– Я сказала Ефимке, чтобы он побег в участок, – сказала Наталья.
– И он тотчас побег?
– Да, он побег. И вернулся уже с городовым…
– Дальше что вы делали?
– Мы снова стали стучаться, – ответила Квасникова. – Хозяйка не открывала. А дым начал валить уже из всех щелей. И тогда городовой взял топор и взломал дверь.
– А она была заперта изнутри? – быстро спросил Иван Федорович.
– Да, на двери стоит аглицкий замок. Так он сам защелкивается, когда дверь закрывают… – пояснила Наталья.
– Вот как? – протянул Воловцов и оглянулся на околоточного надзирателя.
– Ага…
– А что вы увидели за дверью, когда ее взломал городовой?
– Сразу-то и не разглядишь. Прихожая была полна дыма, – сказала девица, и по ее телу пробежала дрожь.
– Так, продолжайте дальше, – попросил ее Воловцов.
– Городовой стал стучаться в покои хозяйки и кричать, чтобы она открыла. Но она не открывала… Тогда полицейский отошел и ударил в дверь плечом. Дверь открылась, и мы едва не задохнулись от дыма, что был в покоях хозяйки. Городовой взял стул и выбил им стекло. Дым стал быстро уходить, и мы увидели, что хозяйка лежит возле стола, и она… и ее лицо… – Квасникова закрыла лицо руками и заплакала. – Она добрая была, – глухо донеслось до Воловцова из-за ладоней. – Если я оплату за комнату задерживала, она хоть и ругалась, но не гнала. А сын ее приедет – и погонит. Куда я пойду-у-у… – Теперь она зарыдала уже в голос.
Воловцов перегнулся через стол и погладил ее по плечу:
– Успокойтесь, Наталья Григорьевна. Никто вас не погонит. – Он посмотрел на околоточного надзирателя: – Ведь верно, господин Петухов?
– Верно, – отозвался тот.
– Ну, вот видите, – мягко произнес Иван Федорович. – Господин Петухов, как представитель власти, не позволит, чтобы вас выселили из дома невесть куда. Лишние бродяги и люди без определенного места жительства полиции тоже без надобности…
– Спаси вас Бог. – Наталья убрала ладони от лица и благодарно посмотрела на Воловцова. – И вас спаси Бог, – обернулась она к Петухову.
– Ну, вот и все. Вы свободны, – сказал Иван Федорович.
Когда Наталья вышла, Петухов, немного помолчав, произнес с явной долей уважения:
– Умеете вы допросы чинить, господин судебный следователь. Прямо мастерски…
– И вы будете уметь. Коли захотите… Теперь давайте допросим городового Еременко, а потом поговорим с врачом. Как его зовут, подскажите, будьте любезны?
– Андрей Игоревич Живаго, – ответил Петухов.
– Благодарю вас, – кивнул Воловцов. – Так вот, после снятия показаний с городового Еременко поговорим с доктором Живаго. И на сегодня хватит, как вы думаете?
– Согласен с вами, – ответил околоточный надзиратель и крикнул: – Еременко! Заходи!
Городовой Еременко верою и правдою служил на поприще правопорядка и благочиния вот уже шестнадцать лет без малого. Имел достойную награду – серебряную медаль с профилем государя императора Николая Александровича с одной стороны и надписью «За беспорочную службу в полиции» с другой. Его пост находился в самом южном конце Ямской слободы, за коей лежали луга и выгоны, принадлежащие крестьянским обществам и прочим частным лицам.
Допрос Еременко также проводил Воловцов. Дойдя до места, когда его позвал в дом Кокошиной дворник Ефимка, Иван Федорович поинтересовался:
– А вы его спросили, в чем дело?