Бандитская губерния

Воловцов покорно опустил голову: худо, когда помирают близкие. Да еще так, живьем в огне. А может, не живьем? Может, сначала укокошили старушку, а потом подожгли, дабы замести следы?

В нем проснулось любопытство следователя, мозг заработал в привычном режиме. Он знал, что если войдет в особняк и увидит место происшествия, то уже не сможет оставаться безучастным. И начнет свое следствие. Ну, вот, отдохнул от службы, называется…

Иван Федорович начал медленно пробираться к двери особняка. Открыв ее, он столкнулся нос к носу с городовым, и тот хмуро спросил:

– Чего тебе?

– Мне хотелось бы, сударь, взглянуть на место происшествия, – вежливо произнес Воловцов.

– Не велено, – услышал он в ответ.

– А кем, смею поинтересоваться, не велено? – продолжал излучать вежливость и спокойствие Иван Федорович. – Не смогли бы вы назвать его чин, должность и имя?

Городовой с некоторым сомнением посмотрел на Воловцова и, не решившись прогнать взашей столь воспитанного и явно не местного господина (черт их разберешь, приезжих этих, кто они такие на самом деле), ответил внятно и четко:

– Никого не велено пущать их благородием коллежским секретарем, полицейским околоточным надзирателем господином Петуховым Павлом Викторовичем.

– Тогда скажи ему, – так же четко и внятно заговорил Воловцов, – что его высокоблагородие коллежский советник, судебный следователь по наиважнейшим делам Департамента уголовных дел Московской Судебной палаты господин Воловцов Иван Федорович желает осмотреть место происшествия и просит господина околоточного надзирателя предоставить ему эту возможность немедленно… Выполнять! – неожиданно рявкнул начальственным тоном Иван Федорович, и городовой, вздрогнув от окрика, побежал по ступеням на второй этаж. Буквально через несколько мгновений он, перегнувшись через перила лестничного ограждения, громко крикнул Воловцову:

– Эй, господин! Проходите, можно!

Околоточный надзиратель Петухов был явно разочарован. Он, верно, намеревался увидеть статского подполковника в вицмундире или мундирном сюртуке с галунами, а увидел мужчину в рубахе навыпуск и плисовых штанах, заправленных в опойковые сапоги.

– Гм, – произнес околоточный, оглядев одежду Воловцова и остановив внимание на плисовых штанах. – А разрешите, господин… э-э…

– Воловцов, – подсказал Иван Федорович с едва заметной улыбкой.

– …господин Воловцов, взглянуть на ваши документы?

– Да у меня их нет с собой… Я… сосед погибшей, к тетке приехал, в ее доме живу. На дым выбежал, как был… Но если для вас это принципиально важно, я могу сходить и принести все необходимые бумаги.

Околоточный посмотрел на Воловцова и встретился с ним взглядом. Какое-то время они смотрели друг на друга. Что высмотрел в этих глазах Иван Федорович, одному Богу известно, а вот Петухов, верно, что-то такое высмотрел, поскольку, отведя взор, нехотя буркнул:

– Не стоит… Проходите, смотрите, что вам надо, коли желание таковое имеете…

Судебный следователь вошел в дом, прошел через прихожую, внимательно все в ней осмотрев, и направился в комнату. Пахло гарью и дымом, хотя огонь был уже потушен.

Хозяйская комната была средних размеров и мебели имела немного. Письменный стол с двумя тумбами, кресло у стола, напольные часы в деревянном футляре с потрескавшимся на нем лаком и какое-то кривое деревце в большом горшке, похожем на средних размеров бочонок. В углу, возле окна, за большой ширмой в выгоревших цветочках, стояла высокая железная кровать, расправленная, но не смятая. Рядом – небольшая тумбочка с раскрытой посередине книгой. Еще имелся стул с шерстяной, аккуратно расправленной кофточкой на спинке, небольшое трюмо с зеркалом и дубовый комод с потрескавшимся лаковым покрытием. Одно из двух небольших окон было разбито: видимо, это сделал городовой или околоточный, дабы самим не задохнуться в дыму.

Возле стола, ногами к входной двери, лежала владелица дома Марья Степановна Кокошина. Ее правая рука была согнута над лицом, словно она пыталась от чего-то или кого-то прикрыться. Впрочем, то, что от нее осталось, рукою и лицом можно было назвать с большой натяжкой: вся верхняя часть тела настолько обгорела, что и правда более представляла собой уголья, нежели части тела. Такого Воловцов, довольно насмотревшийся в своей жизни всякого, в том числе и трупов, еще не видывал. А вот нижняя часть бедной женщины оказалась совершенно не тронутой…

На столе, прямо над трупом Кокошиной, лежали пустая бутылка из-под керосина и опрокинутая столовая лампа, очевидно, и послужившая источником случившейся беды.

– Кто первый увидел или почувствовал дым из комнаты хозяйки? – спросил Иван Федорович, обращаясь одновременно к городовому и околоточному надзирателю.

– Дворник Ефимка, – первым ответил городовой.

– Это он вас вызвал? – продолжая осматривать труп, задал новый вопрос Воловцов уже конкретно городовому.

– Так точно, – последовал ответ.

– А вас? – Иван Федорович посмотрел на Петухова.

– Что – меня? – сморгнул околоточный надзиратель.

– Вас кто сюда вызвал?

– Тоже дворник…

– Вы дознание с ним уже провели?

– Формально не успел еще, а так, опросил, конечно. На словах. – Ивану Федоровичу показалось, что Петухов слегка оправдывается. – Он на кухне сидит. Вместе с жиличкой Натальей Квасниковой.

– А она вам зачем? – поинтересовался Воловцов.

– Так дворник, как только дым учуял, к ней постучал во флигель. Потом они вместе стали к Кокошиной стучаться. Это Квасникова дворника в участок послала, – вмешался в разговор городовой.

– А он что, сам не мог об этом догадаться? – глядя на городового, спросил Иван Федорович.

– Получается, что не мог, – ответил городовой. – А может, растерялся. Он немного того, – полицейский сделал неопределенный жест рукой. – Сами скоро увидите…

– А с этой Квасниковой вы тоже не успели провести дознание? – искоса посмотрел на околоточного надзирателя Воловцов.

– Не успел, – угрюмо подтвердил тот.

– Но – собираетесь провести? Я так понимаю?

– Собираюсь, – кивнул околоточный.

– А вы мне разрешите присутствовать на ваших дознаниях?

– Ну, это…

– Благодарю вас, – быстро произнес Иван Федорович, не дав договорить Петухову. – Кстати, – обратился он уже к обоим полицейским, – а скоро прибудут врач и судебный следователь?

– За врачом послали, а… судебный следователь… зачем? – удивился Петухов.

– Согласно Высочайшему повелению от первого июля одна тысяча восемьсот шестидесятого года, производством следственных действий занимаются сугубо судебные следователи. Полицейским чинам разрешено лишь проводить дознание с целью выявления подозреваемых в преступлении и снимать с них показания. Вам разве это не известно? – придав голосу официальные нотки, пояснил Иван Федорович.

– Известно, господин Воловцов, однако подозреваемых в этом деле нет и быть не может. Я практически уже раскрыл это дело, – не без гордости произнес Петухов и даже картинно выставил ногу вперед. – Это обыкновенный несчастный случай… Ну, правда, не совсем обыкновенный, – поправился он, – но, вне всякого сомнения, несчастный случай. Поэтому вмешательство судебного следователя, как и ваше тоже, – подчеркнул он, – я считаю неуместным. Чего тут, позвольте вас спросить, расследовать, когда и так все понятно…

– Вот как? – усмехнулся Воловцов. – Вам все понятно? А не изволите ли объяснить мне, господин околоточный надзиратель, на каком таком основании вы построили свое заключение, что перед нами – несчастный случай?

– Да это же очевидно, – довольный, что утрет нос московскому следователю, заявил Петухов. – Пожилая женщина заправляла на столе лампу керосином. Лампу потушить она забыла. Потом нечаянно опрокинула ее на себя, а вылившийся керосин, естественно, вспыхнул. Все произошло чрезвычайно быстро и неожиданно, старушка, мгновенно охваченная пламенем, лишилась чувств, не успев выбежать из комнаты или позвать на помощь. А может, и звала, так стены-то здесь – о-го-го, какие толстенные. И жильцов на втором этаже, кроме нее, нету. – Околоточный закончил говорить и победоносно взглянул на Воловцова: – Чего ж тут может быть непонятного, сударь? К тому же входная дверь в квартиру и, что самое главное, дверь из прихожей в жилую комнату, где произошло несчастье, были заперты изнутри. Это вам в любое время подтвердят дворник Ефимка, жиличка Квасникова и городовой Еременко (городовой при этих словах согласно кивнул). Входная дверь была заперта на английский замок, дверь в комнату – на накидной крюк. Окна тоже были наглухо закрыты. Так что все предельно ясно…

– Да здесь все как раз и не ясно, – в глубокой задумчивости промолвил Иван Федорович. – Вы посмотрите внимательнее. Видите, половые доски возле трупа прогорели насквозь?

– Ну и что? – недоуменно посмотрел на него околоточный надзиратель.