Бандитская губерния

– Это не ко мне, Иван Федорович. У вас есть непосредственный начальник, Геннадий Никифорович Радченко. Это в его компетенции. А он что, не дает вам отпуск?

– Он ссылается на вас, Владимир Александрович, – быстро проговорил Воловцов.

– Ну, если ваш непосредственный начальник считает, что давать вам отпуск в настоящее время не представляется возможным, то, – развел руками статский советник, – что я-то тут могу поделать? Ему виднее…

– Он ничего не считает, он ссылается на вас, – попытался еще раз достучаться до прокурора судебный следователь. – Говорит, мол, как вы скажете, так и будет.

– Простите, Иван Федорович, но существует определенный порядок. Может быть, он устарел, и вы, молодые, считаете его бюрократическим пережитком, но другого порядка пока не выдумали. А порядок таков: вы подаете рапорт о предоставлении отпуска своему непосредственному начальнику, он накладывает на него резолюцию, после чего рапорт попадает на мой стол. И я, согласно имеющейся резолюции, уже принимаю решение. А без санкции Геннадия Никифоровича я решительно ничего не могу предпринять…

Это был заколдованный круг.

Поблагодарив его превосходительство за предоставленную аудиенцию, Воловцов вернулся в Департамент и отправился к своему «непосредственному начальнику». Он перехватил Радченко уже выходящим из кабинета…

– Ну, что? – ясным и чистым взглядом посмотрел на него «непосредственный начальник». – Что сказал его превосходительство господин окружной прокурор?

– Он сказал, что существует порядок, который он не вправе переступить, – начал было Иван Федорович, но Радченко вдруг заторопился:

– Прости, опаздываю на важную встречу.

Сказав это, он скорым шагом покинул свою приемную и скрылся за дверью.

– Вы куда? – только и успел крикнуть ему в спину Воловцов. Но ответа не последовало. – Куда это он? – повернулся к секретарю начальника Иван Федорович. На что тот лишь пожал плечами. – А он еще сегодня будет?

– Обещался быть…

После этих слов секретаря Иван Федорович уселся на стул и решил ждать Радченко до победного конца…

Прошел час…

Два часа…

Два часа с тремя четвертями…

«Непосредственный начальник» заявился уже после трех пополудни. Он был весел, и от него пахло женскими духами и хорошим вином.

– Ну, так как мое дельце? – с лучезарной улыбкой приветствовал его Воловцов.

– Какое дельце? – не менее лучезарно улыбнулся в ответ Геннадий Никифорович.

– А вот такое… – С этими словами судебный следователь подхватил своего «непосредственного начальника» под белы рученьки, препроводил в его кабинет и, зайдя следом, закрыл дверь на замок.

Секретарь поначалу прислушивался, ведь любопытно же, о чем говорят запирающие за собой дверь люди. Но потом надобность в этом отпала: Радченко и Воловцов разговаривали на столь повышенных тонах, что не стоило напрягать слух…

– А кто будет работать? – спрашивал Радченко. – Широбоков, что ли? Или лентяй Караваев?

– А что, заставить, что ли, вы их не можете? – решительно возражал Воловцов.

– Да какие из них работники… Затянут дело, а потом либо в архив, либо перепоручать. Тебе же, кстати…

– А зачем тогда на службе таких держите? – с удивлением спрашивал Воловцов. – Гоните их к псам! Пусть в канцеляриях бумажки перебирают…

– Это говорить только легко – «гоните»… – пробурчал Радченко. – Широбокову до двадцатилетней выслуги осталось полтора года, а у Караваева – дядя тайный советник и сенатор. Или ты этого не знаешь? Как такого погонишь? Да он сам тебя взашей погонит к такой-то матери…

– А мне-то что с того? – наседал Воловцов. Как-то незаметно он перешел на «ты». – Думаешь, после твоих слов мне легче стало?

– Вот, то-то и оно. Тебе эти проблемы – как горох по барабану. А с меня – спросят!

– Мне что, тебя пожалеть? – негодовал Воловцов.

– Не надо меня жалеть. А вот понять меня – не мешает…

– Я-то понимаю. А вот ты понять меня не хочешь…

Потом наступило недолгое молчание. Секретарь понял, что первый акт пьесы «Спор господина Радченко с господином Воловцовым» закончился. Настало время второго акта. Заключительного. Он встал со своего места и приложил ухо к двери…

– Ладно, пиши свой рапорт, – обреченно проговорил Радченко. – Даю тебе три недели.

– Шесть, – уверенно сказал Иван Федорович.

– Три недели, и ни днем больше. Иначе совсем ничего не получишь…

– Вот.

– На! – произнес Радченко после шуршания карандашом.

– Благодарю вас, Геннадий Никифорович, – перешел на «вы» Воловцов.

– Не за что, Иван Федорович.

Секретарь отскочил от двери и с быстротой молнии занял свое место, поскольку ключ в двери кабинета председателя Департамента уголовных дел дважды повернулся. Затем она открылась, и из кабинета вышел красный, как вареный рак, судебный следователь Воловцов. В руках он держал бумагу с рапортом о предоставлении ему трехнедельного отпуска. В верхнем углу рапорта ясно читалось:

«Не возражаю».

Радченко же сидел прямо на столе и вытирал носовым платком пот с шеи и щек. Как объясняться с Завадским по поводу своей разрешающей Воловцову отпуск резолюции, он еще не представлял. Словом, распеканция у Завадского намечалась нешуточная…

Глава 2

В Рязань для отдохновения мозгов, или Все образуется…

Что такое три недели отпуска?

Это двадцать один день жизни в свое удовольствие, без забот, спешки и треволнений. Пятьсот часов, которыми можно распоряжаться полностью, по личному усмотрению. А это не мало, господа… Можно пролежать все эти пятьсот часов на диване, отдыхая телом и поплевывая в потолок, можно ежедневно ходить по грибы или на рыбалку, отдыхая душой и дыша чистым воздухом. Можно пойти в театр на премьеру или в цирк на представление известного итальянского акробата, записаться в какой-нибудь клуб, к примеру, шахматный, или начать посещать танцевальные курсы. А можно уехать куда-нибудь из Москвы, как говорят, сменить обстановку, что дает наилучший отдых мозгам. Словом, в свой законный отпуск можно все…

Иван Федорович Воловцов решил сменить обстановку.

На следующий день после получения резолюции «не возражаю» на свой рапорт о предоставлении отпуска судебный следователь по наиважнейшим делам купил билет, сел в вагон второго класса и отбыл по «чугунке» в славный город Рязань, где у него и правда проживала родная тетка по отцу Феодора Силантьевна Пестрякова, в девичестве, естественно, Воловцова. Мужа, Данилу Филипповича Пестрякова, Феодора Силантьевна схоронила еще шесть лет назад, детей им Бог не послал, и жила она одна в своем домике по Астраханскому шоссе в Ямской слободе, которая уже давно входила в черту города. Рос город быстрыми темпами, особенно после того, как тринадцать лет назад был построен железнодорожный вокзал и Рязань сделалась крупным железнодорожным узлом для всей Российской империи. Шутка ли, менее чем за сорок лет, то есть всего через два неполных поколения рязанцев, число их увеличилось вдвое и достигло сорока шести тысяч человек, что весьма немало…

Вокзал Рязани встретил Воловцова шумом и суетой, мало чем отличающимися от суеты московской. Возле вокзала, недалеко от пятиглавой часовни в честь убиенного государя императора Александра Второго Освободителя, имелась извозчичья биржа, состоятельные пассажиры, которых не поджидали собственные или специально посланные к их приезду экипажи, поспешили к ней, и Иван Федорович вместе с ними.