Случайностей не бывает

Ведьма то ли случайно, то ли нарочно сделала какое-то движение, от чего ее грудь стала заметно для Артема больше.

– Э-э-э, нет, – промямлил Артем.

– Вот и славно.

Лена протянула ему планшет с бумагами.

– Вот здесь распишись, вот ордер на квартиру, где жить будешь. Служебная. Адрес там написан. Вот направление на обучение. Завтра в десять чтоб здесь был, на первом занятии. Очень не советую опаздывать. Давай, красавец, мне пора.

Не то чтобы Артем всерьез надеялся, но целовать в честь окончания инструктажа ведьма его не стала.

*****

Обучение Артема началось в том же домике с башенками и вывеской, написанной готическим шрифтом – «Регистрация и распределение». Только пришел он не в кабинет номер четырнадцать, а в кабинет номер двенадцать, напротив, как было указано в направлении. Такой же унылый, пустой и коричневый, как четырнадцатый, только ноги и прочие подробности ведьмы его не украшали. Наоборот, его портил внешний вид и запах преподавателя, Табачного Духа, клубом дыма висевшего посередине комнаты.

Табачный Дух был духом давно снесенного магазина «Табаки» (до революции «Колониальные товары») и представлял из себя нечто среднее между Шерлоком Холмсом, Иосифом Сталиным и Уинстоном Черчиллем в самых популярных их изображениях. Запах его мог меняться от дорогого вишневого трубочного табака до вони дважды погашенных окурков, в зависимости от настроения. Которое, например, катастрофически портилось, если его ученик не мог понять разницу между привидением, призраком и духом места.

Войдя, Артем сморщился и помахал рукой, в которой был зажат листок с направлением на курсы, фактически, покусившись на жизнь наставника.

Получил в нос струю дыма, как потом объяснил Табачный Дух, боевого, махорочного.

Шагнул вперед, ничего не видя слезящимися глазами. Поскользнулся на жабе.

Упал.

Ударился рукой о стол, головой о стул, всем остальным об пол.

Пришел в себя, сфокусировав глаза на дымной роже: нос Холмса, улыбка Сталина, щеки Черчилля.

– Ты зачем упал? – спросил Табачный Дух, приблизив свое лицо, на котором под моноклем Черчилля появились сталинские усы.

– Я… Я нечаянно, – слабым голосом на всякий случай оправдался Артем.

Вдруг он пол собой сломал.

– То есть случайно? – вкрадчиво спросил Табачный Дух.

– Случайно, – легко согласился Артем.

– А связь между мной и тем, что ты тут валяешься, а к твоей подошве прилипла жаба, видишь? – улыбнулся Табачный Дух Артему, как Сталин детям.

– Ну что вы! Нет-нет, – запротестовал Артем, отчаянно задрыгав ногой, стряхивая то, что он, лежа, не видел и не хотел почувствовать под подошвой, встав.

Что жаба не сама припрыгала, Артем догадался по блеску монокля в хитром глазу, но сказать побоялся.

– Вот! А жабу я положил.

– А она всегда была жабой? – предположил Артем худшее.

– Кто ж его знает, кем она была в прошлой жизни? – удивился Табачный Дух. – Я ее уже дохлую нашел. Вывод! – он ткнул указательным пальцем правой руки в потолок, легко до него дотянувшись. – Случайностей не бывает!

Табачный Дух сложил руки на груди, повернулся к Артему спиной и провозгласил, слегка откинув голову назад:

– Пошел вон, теоретическая часть курса окончена.

– Чего?

Артем примерно минуту назад перестал понимать, что происходит.

– Вон пошел. – Дух развернулся к нему. – Гуляй иди. Обдумывай увиденное. Потому что я, – он ткнул пальцем глубоко внутрь своей груди, – гениальный педагог. У нас с тобой по плану вон, – он кивнул на стол, где лежала стопка книг высотой сантиметров пятнадцать, – И три часа теории случайности с одним перерывом. А здесь, – он хмыкнул, – накурено. А я тебе все наглядно путем проведения научного опыта объяснил. Не бывает случайностей. Просто мы не видим, кто положил жабу. Теперь понял? Все, иди. Вот это с собой, прочитаешь. – Дух черенком дымной трубки показал на лежащую отдельно тонкую книжку. – Завтра будем учиться жаб подкладывать.

Артем скривился и еще раз попытался очистить ботинок о перекладину стула.

– В фигуральном смысле! Ну и раз уж начал, возьми в кладовке совок и прибери тут. Кладовка в конце коридора. Мне, – снова хмыкнул Табачный Дух, – не с руки.

После чего сунул вытянувшийся указательный палец в щель между дверью и косяком и втянулся в нее весь, демонстрируя свою бесплотность.

*****

Что Дух соврал, Артем понял только когда убрал останки жабы, а потом то, что натошнил, убирая останки жабы. Если бесплотность не помешала Табачному Духу притащить сюда земноводный труп, она не помешала бы и утащить его. Но жаловаться на несправедливость было некому, кроме ведьмы Лены в соседнем кабинете, которой пожаловаться Артем никогда бы не решился.

Никаких заклинаний для уборки в «Черт знает» он так и не смог добыть. Поэтому выбросил кишки в корзинку для бумаг, ушел, понял, как это будет вонять завтра, вернулся, еще раз прибрал то, что натошнил, донес кулек, свернутый из предпоследней страницы брошюры про случайности до уличной мусорки, выбросил, понял, что кулек протекал, не стал прибирать то, что натошнил, пошел домой.

Вспомнив о доме, Артем сразу повеселел, несмотря на обжабленные руки. Своей квартиры, даже комнаты, у него не было никогда, он жил с родителями в «двушке», чему ни он, ни родители рады не были. Места в институтской общаге ему, с московской пропиской, не давали. И когда Артем с ордером на заселение нашел по адресу дом и понял, что ему досталась не койка в общежитии, и даже не комната в общежитии, а целая отдельная однокомнатная квартира, он тихо взвыл от счастья.

Жить ему предстояло на первом этаже двухэтажного бревенчатого дома, на два подъезда по три квартиры в каждом. Домов выше пяти этажей Артем Тут вообще пока не заметил.

Тут напоминало провинциальный городок, с пятиэтажной застройкой центра, быстро нисходящей до двух-трех этажей в основной части, и одноэтажной разбросанной окраиной. Но только все это располагалось, вытянувшись, вдоль многополосного проспекта, вроде Кутузовского в Москве.

Крайние его полосы были пустые, они предназначались не для езды по ним, но для полетов над ними. Ступы, метлы, садовые скамейки, стулья, табуретки, кровать со спящим кем-то, кресло, рядом с которым летел горящий и дымящийся торшер – это то, что Артем разглядел на нижнем слое. Выше слои двигались гораздо быстрее, он опознал колесницу, запряженную бегемотами, и вполне современный истребитель, летевший гораздо тише, чем ему положено, с печально вращающимся деревянным пропеллером.

Левее пустого полетного ряда шел ряд верховой и гужевой. Если так можно о нем сказать: лошади Тут были не основной тягловой силой. Артему показалось, что тутошние запрягали или садились верхом на все, что могли поймать и всунуть ему в рот трензель. Или прибить, если всовывать было не во что.

Артем постоял у обочины, глазея на ездовых собак, ездовых зайцев, крупных, размером с пони, ездовых ежей. В тележку гнома были запряжены сразу две фантастически бодрые ездовые бабки. За ним ехала старушка в одноколке, которую тянули три табуретки. Их обогнала какая-то кикимора верхом на скамейке. Кикимору, как стоячую, сделала маленькая, лет пяти девочка на трехколесном велосипеде. Один белый бантик развязался и бился на ветру. Артему показалось, что девочка ему улыбнулась, и он напугался по-настоящему.

На ближних к середине дороге полосах двигалось то, что Артем определил, как «стимпанк» и классифицировать даже не пытался. Впрочем, человеческие машины тоже попадались. Хотя и были серьезные сомнения, что ехали они на бензине. Например, от бензина не бывает выхлопа в виде радужных пузырей. А старая «копейка» неожиданно уронила вполне коровью лепешку.

Под проспектом, называвшимся Такого Лешего, шла линия метро, формально относящаяся к московскому, та самая Черная ветка, на которую Артем соскользнул.

Насколько далеко он жил от центра, Артем пока не понял. По московским меркам, две станции метро – это рядом. По провинциальным, может быть и окраина. Но в провинции метро не бывает.

Квартира была без излишеств: диван, раскладывающийся в кровать, пустая тумбочка и пустая полка над ней, на кухне – стол, две табуретки, шкафчик с набором посуды на двоих из совершенно разнобойных чашек и тарелок.

Плита оказалась газовой, но горел в ней не пропан: огонь был красным, с оранжевым отливом.

Самовар играл роль электрического чайника. В том смысле, что кипятил воду без засыпки в него дров, чего Артем сделать бы и не сумел: он не представлял, как разжигать настоящий самовар.

Замка на двери, как и на прочих дверях, которые он успел Тут увидеть, не было. Чтобы войти первый раз, он показал двери ордер на заселение, как сказала ему Лена. Чувствовал себя идиотом, но сработало: в двери что-то щелкнуло, и она открылась. Потом он просто брался за ручку и поворачивал ее после щелчка.