Затонувший гобой: Антология английской, французской и бельгийской поэзии XVIII, XIX и XX веков

Шарль Леконт де Лиль / Charles Leconte de Lisle (1818 – 1894)

Экклезиаст

И рек Экклезиаст: быть лучше псом живым,
Чем мертвым львом.[17 - Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву. (Книга Екклезиаста, или Проповедника, гл. 9, Синодальный перевод, 1876 г.)] Конечно, не считая
Еды и пития, здесь всё – лишь мрак и дым:
Небытия полна могилы тьма густая.

Античных в тишине ночей, всегда томим
Тревогою, на троне восседая, —
Резном, слоновой кости, – недвижим,
Он вдаль глядел, как будто вспоминая.

Любимец солнца прежде, он теперь стонал:
И смерть есть ложь! Счастлив, кто – как в провал,
Как в бездну – смертию мгновенно увлечен!

Навеки, навсегда! От ужаса немея,
Бессмертия страшась, как от вина хмелея,
Я вечной Жизни вой здесь слушать обречён.

    Po?mes barbares, Librairie Alphonse Lemerre, s. d. (1889?), Cuvres de Leconte de Lisle (p. 37)

Шарль Бодлер / Charles Baudelaire (1821 – 1867)

Читателю

Заблуждения, скаредность, глупость, грехи
Наши движут тела, занимают умы.
Словно нищие – вшей, нашей совести мы
Угрызения кормим, сердцами глухи.

Покаяния наши безвольны, слабы.
Откупиться дерзаем, обеты поправ.
И по скользкой дорожке несёмся стремглав,
Грязь слезами не смыв, наслаждений рабы.

Сатана к изголовью приник – Трисмегист—
И качает наш дух, зачарованный Им:
Исчезает в плавильне Его, словно дым,
Драгоценный металл нашей воли – лучист!

Словно куклы на нитках, подвластны Ему!
Гнусных манит вещей нас пленяющий вид.
Каждый день шаг за шагом спускаясь в Аид,
Мы бесстрашно идём сквозь зловонную тьму.

Словно хахаль бедовый, подружки своей
Истерзавший лобзаньем античную грудь —
Плод запретный сорвав, не стыдимся ничуть:
Плотью спелой упившись, сжимаем сильней!

На пирушку собрался бесовский народ —
В головах наших – сонмом гельминтов киша!
Как пловец изнуренный, глубоко дыша,
Гибнем в мутном потоке нахлынувших вод!

Преступлений кровавых, ласкающих взор, —
Нет, не вспыхнет узор по банальной канве
Наших жалких судеб – как цветы на траве!
Блеск кинжала, пожар – не про нас разговор!

В своем гнусном зверинце пороки снуют:
Морды тычут шакальи, визжа и рыча.
Стонут, воют, скулят, извиваясь, урча,
Рвут на части когтями и кровью плюют.

Есть же там, среди монстров вопящих, один —
Безобразней и злей и грязнее других:
Угольком своей трубки мерцая, притих —
Властелин эшафотов и мрачных руин!

Скука – имя его! Он одним лишь зевком
Целый мир проглотил бы без звука, шутя!
Ты ведь знаешь его, мой читатель, хотя
Лицемерно молчишь, став моим двойником!

    Из книги «Цветы зла»/ Les Fleurs du mal,
    Poulet-Malassis et de Broise, 1857 (p. 5—7)

Соответствия

Природа – это храм, где, в час иной,
Слышны колонн оживших сбивчивые речи:
Здесь символов леса встают навстречу,
Следя за нами в тишине ночной.

Так эхо в сумерках сливается с другим,
Далеким, отзвуком, когда луна восходит
На небосвод, так краски колобродят,
И звуки вторят запахам цветным:

Повеет зеленью от утренних лугов, —
Гобой о свежести вздохнет душистой – в детстве…
– Но есть иные: жарких ласк альков,

Где мускус торжествующий в соседстве
С куреньями жрецов свой гимн поют.