Легенды, были и сказки Крыма

На другой день запряг Петр коней в колесницу и поехали они к морю. Поднял жезл – расступилась пучина. Понеслись вглубь, где дивный дворец стоял. Явился вдруг Нимфолис и предупредил:

– Петр, замысел твой нечестивый. Приказываю тебе вернуться, не то сам погибнешь и других погубишь.

Не послушался Петр. Только сильнее хлестнул быстроногих коней. Разгневался царь морской. Грянул трезубцем один раз – умерли братья. Грянул второй – сестер убил. Сомкнулась пучина над колесницей. А вскорости в море всплыли тела. Соединились они в камне навеки.

Увидел Человек в море скалы-близнецы и назвал их Адаларами. Смотрят они на серые уступы и думают о том, как скорбно кончаются попытки взять силой что-либо от души человеческой.

***

Но не только в легендах гибли люди. Много раз в этих местах случались битвы кровавые. Это было, когда богатые хотели стать еще богаче, хозяев с земли отцовской выгнать.

Однажды пришли с востока кочевники-хазары. Пядь за пядью подчиняли себе земли крымские. Дань высокую налагали на побежденных. Дошла очередь и до наших мест.

– Не бывать нам под сапогом хазарским, – решили крестьяне да ремесленники.

– Поведу я вас, братья, на битву справедливую, – сказал епископ Иоанн Готский.

Давно знали люди священника. Принимали за брата старшего. Родился он в Партенитах, основал монастырь святых Апостолов на Медведь–горе. Чем не голова восстания?

Схватились с хазарами насмерть. Дрогнул враг. Побежал. Потеснили пришельцев с земли своей.

Но собрались хазары с силой, набежали, лютой смертью замучили зачинщиков. Поля да луга повытоптали. Городище разрушили.

Кто в живых остался, в горы убежали напасть великую переждать. Ну, а мертвых, кого успели, схоронили на спине моей, на поляне широкой.

А как ушли враги, потянулись назад жители. Дома отстроили, поля засеяли. А чтоб от врага уберечься – стену высокую строить начали.

Дело долгое, да в труде кручина забывается. Камень за камнем поднималась крепость.

Вновь зажили люди в родном городище. Покойно им за высокой стеной. Зоркие часовые стояли на башнях. Воины впрок запасали ядра из каменьев тяжелых. Как придет неприятель, несдобровать ему от стрельбы катапульты.

Другие воины укладывали в кучки мелкие галечные пули для пращи. Берегись, враг незваный!

Так и жил со мной рядом все годы Человек.

Мирное время сменялось войной. Не давал теплый наш край покоя захватчикам. Как не хазары, так генуэзцы или половцы, татары или турки несли с собой беду и разрушения.

И карабкались люди в укрепления, где жить было всего безопасней. В долине они трудились. Долина их кормила, одевала. А родной кров был на вершине.

Как появлялся враг на крымской земле, бежали люди ко мне. Стены неприступные, скалы высокие, ущелья непроходимые да леса дремучие берегли Человека от злых завоевателей.

И коль счастье было на стороне партенитцев, уходил неприятель ни с чем.

Однажды пришли в городище захватчики. Людей побили, храм разорили. А еще случилось в то время землетрясение невиданное. Разошлись трещины в моем старом теле. Пропали родники, пересохли источники, и вода навсегда ушла глубоко под землю. Не смог без воды Человек жить на моей вершине. Только и остались там всего несколько человек – крымские греки. Потомки тех православных христиан, руками которых были построены церкви. Но и их русская царица приказала переселить обживать степи возле моря Азовского. Так и ушли отсюда люди. А развалины церквей остались стоять здесь. Но далеко шла молва о красоте их и великолепии. Узнал об этом князь Потемкин. Распорядился две мраморные колонны и резные капители увезти в Екатеринослав. Украсили ими тамошнюю церковь. А услышал граф Воронцов о красотах здешних – увез колонну в свой алупкинский парк.

Грустно мне стало, одиноко.

В гости не пойдешь – стар я стал. А без друзей сами знаете – никак. Вот и сдружился я с ортеки. Это, знаете, птички такие. Их еще перепелками зовут. Знакомство наше чудно началось. Они с приятелями на зиму за море улетали. Там в теплых краях холода переждут, а по весне – обратно. Как-то летят они домой. Видать, долго летят. Некоторые вовсе из сил выбились. Ну, я возьми да скажи, мол, давайте садитесь рядышком, отдохните да сил наберитесь. С тех пор каждый год весной да осенью подолгу у меня гостили. Раздолье им здесь. Я их и от ветра загорожу, и орешками да ягодами накормлю. А они у меня в шерсти, ну в лесу значит, мошек-букашек повыловят. И им сытно, и мне польза. И всегда они по правую лапу от меня садились. Место это решил я назвать Артек. Сами понимаете, что в честь моих друзей–товарищей.

А как-то лет двести тому здесь поселилась таинственная женщина. Шляпа черная. Перчатки черные. На шее шарф черный. И костюм с головы до ног тоже черный. Все было в ней загадочно. Даже имя ее настоящее люди не знали. Она скакала на лошади и говорила по-французски. И никто не знал, кто она и откуда.

Но однажды я проведал о ней страшную тайну. Настоящее имя всадницы этой – графиня де Ла Мотт. Ее далекие предки были не кто-нибудь, а короли Франции. Известный род Валуа. Потом они обнищали. Графиня вышла замуж за жандарма. Денег не хватало, и единственной ее мечтой было быстро разбогатеть. Да вот только наследство ей никто не оставлял, а работать графиня не умела. Да и не положено было графиням в те времена трудиться. То у одного вельможи попросит, то у другого. Так и жила на подачки. Как вдруг случай свел ее с королевой Франции Марией-Антуанеттой. Не захотела графиня жить честно. Задумала ограбить королеву.

Однажды придворные ювелиры сделали для Марии-Антуанетты ожерелье красоты невиданной. Посмотрела королева – залюбовалась. Ничего лучше не встречала она в своей жизни. А как раз в те времена собирался в кругосветное путешествие знаменитый мореплаватель Лаперуз. Не хватало денег капитану, чтоб экспедицию снарядить. Подумала королева и решила по-королевски:

– Чем деньги на красивую безделушку тратить, снаряжу я лучше корабль Лаперузу.

Как решила, так и сделала. А ожерелье велела снести назад ювелирам. Поручила это графине де-Ла Мотт.

Да не тут-то было. Затеяла та игру нечестную, интригу грязную. Почерк ювелиров подделала – расписку королеве от них принесла. Почерк королевы подделала – ювелирам «королевское» письмо передала. Втянула в авантюру и королеву, и короля Людовика XVI, кардинала де Рогана и многих придворных. Даже мистик и чародей граф Калиостро был замешан в этом деле. Но все тайное рано или поздно становится явным.

Поймали графиню, в Бастилию посадили. Но так хитра была воровка, так запутала дело, что в преступлении так и не созналась. Исчезло ожерелье.

Суровым был приговор суда. Жанну де Ла-Мотт клеймили, высекли кнутом на торговой площади в Париже и навечно заточили в крепость.

Только приключения ее на этом не кончились. Бежала она из тюрьмы. Очутилась в Лондоне. Там издала свои мемуары и стала жить припеваючи. Но по пятам шла французская полиция. Снова бежала и на этот раз поселилась в Apтеке. Здесь она и жила до старости.

Кого только не было у меня в гостях. В основном, конечно, люди хорошие и умные. Помню путешественников да ученых, писателей и художников. Всех не перечтешь. Для меня пел Федор Иванович Шаляпин. В здешних местах бывал великий поэт Александр Сергеевич Пушкин. Бродил он тут да гулял. А потом вот что написал:

– В горах дорогою прибрежной

Привычный конь его бежит,

И зеленеющая влага

Пред ним и блещет и шумит.

Вокруг утесов Аю–Дага.

Однажды гляжу – идет человек. Высокий, стройный. Ну, думаю, путешественник в гости пожаловал. А он остановился, огляделся. У ног море плещется. Галька в волне шуршит. Солнце глаза слепит.

Пошел человек по берегу. Посмотрел внимательно направо да налево, вроде искал что-то. Поднялся по склону, а там по аллейке – к старому дому. Тишина кругом, покой. Лишь чайки покрикивают в небе.

Шел тогда 1924 год. Только закончилась гражданская война. Полегли бойцы на войне, стали сиротами дети. Голод в стране, холод. Трудно ребятам без тепла отцовского. Кто о них позаботится?

Но нашлись в стране люди добрые. Решили в Крыму построить лагерь пионерский. Одним из них был Зиновий Петрович Соловьев. Приглянулась ему площадка у моря. Прикинул глазом хозяйским:

– Вот здесь палатки с кроватями поставим. Тут кухню. Тут купаться да загорать.

И застучали у моего подножия молотки, запели пилы. Лихо работали молодые строители.

Как ни жаль было, но артековской тишине и покою конец пришел. Выросли в зелени парка четыре палатки. Полы деревянные, потолки брезентовые, высокие. Тумбочки свежеструганные, лесом пахнут.

Смотрю я, как ладно все выходит. Ничего для пионеров не забыли. Мачта для флага прямая, как струна. Столовая на свежем воздухе. А приболеет кто – изолятор тут же. Электричества нет? Не беда. Чтобы ночью светло было – керосиновые лампы на улице повесили.

Приготовился лагерь, ждет пионеров. Столпились сотрудники на входе, волнуются. На дорогу поглядывают.

Тут закричал кто-то: