Акафист Григорию Распутину

Я начал проверять жизнь Гриши. Гриша живет богато, имеет прекрасный дом. В доме дорогие ковры, иконы, портреты и разные вещи-подарки царских особ. Гриша роскошно одевается. Мужики считают его за ничто, священники его ругают и меня после называли мошенником за то, что я с ним связался. Архиерей тобольский был против него, Все считали его жуликом, хлыстом большим распутником и дураком. Я недоумевая, соблазнялся, но разочаровываться не хотел. Мне больно стало. В доме у него жили две подозрительные девки. Один раз они хотели лечь со мною в одной комнате, но я этому воспротивился. Уж после я понял, что Гриша хотел сделать меня хлыстом (хлысты – секта духовных христиан, вышедшая из православия. Верят в воплощение святого духа в живых людях – «христах», «богородицах», отвергают духовенство и многие обряды. На радениях доводят себя, до экстаза, галлюцинаций – Е.Ч.), связать меня хотел… Гриша в это время мне много рассказывал про то, как он с Вырубовой и другими женщинами ходил в баню, что у него не действует детородный член, что он бессрастный, как он радел с Вишняковой, нянькой царских детей, Ленкой и другими, как они в келье отца Макария, в Верхотурье, голыми ногами обнимали его голову, руки, ноги, как он вместе с ними спал, как Вишнякова рвала на себе волосы из-за того, что ей не пришлось лежать бок-о-бок с Гришей и т. д.

Я слушал и соблазнялся и думал: «Вот так святой».

Гриша спрашивая меня: «Ну, что, как соблазняешься?»

«Да, – отвечал я, – считаю эти поступки в высшей степени странными. Я никогда этого допустить не могу».

Гриша от этого смущался и на время уходил в себя, задумывался, умолкая. В это время он просил денег у Милицы и Анастасии Николаевны, но они отказали. Гриша говорил, что потому отказали, что от Милицы Николаевны отбил доктора Вельяминова. Гриша показал мне целый узел писем к нему царицы, великих княжон, Анастасии и Милицы Николаевны. Я попросил у него письмо царицы и по одному великих княжон. Гриша дал. Эти письма сейчас хранятся у меня в Царицыне. Письмо царицы в высшей степени страшное. Почти любовное.

Уехал от Гриши я и думал: «Он не святой. Он злой, самолюбивый, своекорыстный, тщеславный, любит хорошо одеваться, богу не молится, с женщинами свободно обращается и безобразничает. Привозил меня к себе, чтобы соседи лучше на него смотрели, раз он с порядочными людьми знается. Для этой цели он затягивал к себе и епископа Феофана и дам высшего света».

Я уехал от Гриши весьма поколебленный в его достоинствах.

В январе 1910 года его начали травить в газетах. Писали на него весьма срамные вещи. Епископ Феофан через отца Вениамина (иеромонах, доцент духовной академии – Е.Ч.) просил меня бросить Гришу, но я его защищал. Газетам не верил, ибо Гриша мне писал, что на него епископ Феофан и отец Вениамин клевещут от зависти, что он ближе их стоит к царю. Я верил Грише и распинался за него.

Мне за него досталось от Столыпина. Вскоре я узнал про радения Гриши с монахиней. Я почувствовал к нему отвращение, перестал защищать его, но не отталкивал от себя, так как боялся, ибо он был в силе у царя, и к тому времени и Феофан пострадал через Гришу. Его, как говорил Гриша, царица выгнала от себя, когда он начал говорить про Гришу неподобное, и вскоре его перевели в Тавриду. Гриша очень злился на Феофана, писал ему и говорил всегда: «Я ему покажу».

Я же думал: «Разве святому можно так злобиться?»

Когда шум газетный утих, в мае 1910 года я приехал в Питер. Приехал и Гриша. В доме Танеева (отца Вырубовой – Е.Ч.) я видел следующее: Гриша разговаривал с Вырубовой, все время гладил ее груди, потом Вырубова поклонилась ему до земли, много раз поцеловалась с ним, поцеловала его руки и ушла. Гриша сказал мне: «Видел» и прибавил: «Ну, вот так и цари ко мне относятся, да еще похлеще, и кланяются, и руки целуют».

Гриша не договорил. Вообще Гриша очень осторожно открывал картину отношений; к нему царей. Но я понимал, что в этих отношениях есть много таинственного. В марте 1911 г. уехал Гриш на Афон или Иерусалим отмаливать свои какие-то тяжкие грехи. Около этого времени меня погнали в Новосиль. Потом я остался в Царицыне. Здесь Гриша мне нисколько не помог, хотя Лохтина к другие последовательницы Гриши старались доказать, что милость царицы ко мне – дело Гриши. Вообще ученицы Гриши старались поддерживать его авторитет. В июле 1911 г. Гриша приехал в Царицын. Народ за ним уже не бегал и от него отшатнулся. Карточку его отрезали от меня и от владыки. Гриша огорчился и на меня. Гриша выхлопотал на Саровское паломничество (начавшееся, как выше стало известно, в июле 1903 года – Е.Ч.). Он заставил меня торжественно с народом проводит: его из Царицына и поднести ему дорогой подарок и цветы. Я все это сделал, ибо боялся Гриши. Гриша уехал. По пути заехал к владыке (Гермогену – Е.Ч.). Владыка принял его холодно. Высказал свой взгляд на него. Гриша был удручен, вообще он дорожил дружбою с нами и этою дружбою прикрывался при дворе.

В декабре 1911 года я приехал в Питер к владыке, приехал из Ялты и Гриша. Из Москвы он прислал телеграмму заискивающего характера. Мне сказали, что ходят в свете слухи, что Гриша живет с царицей. Эти слухи подтвердил и Митя (Юродивый Митя Козельский – Е.Ч.). Я возмутился и сказал: «Я его больше всех защищал, я его и погублю».

Я отвез Гришу к владыке. Владыка заклинал Гришу не ходить без его и моего благословения в царский дом. Митя начал браниться и хватать его за член, Гриша обещался с клятвою перед иконою с мощами не ходить к царям. Свидетели этому я и Ив. Ал. Родионов (сотрудник «Нового времени» – Е.Ч.). Об Орлове (генерал Александр Афиногенович Орлов – приближенный Александры Федоровны – Е.Ч.) никто не упоминал, о наследнике тоже. Гриша испугался, и его отпустили. Он пожаловался в Ялту. Говорил: «Митю нужно прибрать, а владыке достанется за то, что он так про царицу говорил, будто ока живет со мной».

Я почувствовал, что дело плохо кончится. Недаром я настаивал после заклятия не упускать Гришу, а правде убедить царей, что Гриша не Христос и не праведник, а подлец и развратник.

Владыка меня не послушал и сказал: «Запрещаю вам иметь дело с Гришей, если будете с ним возиться, я отказываюсь от вас, живите с ним». При этом владыка плюнул.

Я сказал: «Владыка, я повинуюсь, но вам и мне придется из-за Гришки пострадать». И пострадали…

Саблер (обер-прокурор Синода) и Даманский (помощник Саблера – Е.Ч.) ставленники Гришки. Гришка говорил, что Саблер поклонился ему в ноги за то, что, он сделал его обер-прокурором. Епископ Варнава ставленник Гришки. Варнава 21 января выезжал в Царское Село.

Мое мнение о Гришке таково: «Он хлыст, развратник, неисправный, его нужно удалить от царей и наказать за то, что, будучи развратником, он так нагло считал себя праведником и лез к царям. Если Гришка не будет теперь удален и запрятан, то царский престол опрокинется, а Россия погибнет».

Это написал иеромонах Илиодор 25 января 1912 г.

У него же находим: «У Гришки есть жена. Женщина она добрая, но скрывает, ради корысти, шалости Гришки. Священник из села говорил мне что она много раз вытаскивала за косы из своего дома девок, с которыми жил Гришка. Он же от этого упорно отказывался, говоря, что этого ничего не было».

У Гришки трое детей: Матрена-16 лет, Митя-… (здесь какая-то описка в подлиннике – Е.В.) лет, Варя-12 лет. Митя мальчик блудливый, развратный, сквернослов. Матрена-девочка наглая, отвратительная, учится в Питере в институте, учится музыке и танцам.

Григорий, по словам односельчан, жил сначала бедно, и все считали его дураком. Сам он о себе говорил: «Я был пьяница, табакур, потом покаялся, и вот видишь, что из этого вышло».

Григорий Распутин и Илиодор.

3. Биография Григория Ефимовича Распутина рассказанная им самим нижегородскому мужику Геннадию Ивановичу Шевелёву 26 января 1913 года

(Желающих проверить истинность автобиографических данных Г.Е.Распутина отсылаем к книге Илиодора «Святой черт», к обширным дневникам одной из первых петербургских поклонниц Распутина О. В. Лохтиной, а также к воспоминаниям о нем его верной подруги А. А. Вырубовой (Издательство «Земля и фабрика», 1923, 1924 гг.) и к запискам, председателя 3 и 4 Государственной Думы, председателя временного комитета Государственной Думы в 1917 г. М. В. Родзянко, выпущенным в свет под заглавием «Крушение империи»).

…Достигнув возраста Христа, Григорий Ефимович почувствовал, что в него вошел дух пророка Серафима Сарского – последнего покровителя Романовых, скончавшегося сразу после казни мятежников 25 года в своей Саровской обители. Тогда Распутин пошел в столицу и прибыл туда в день рождения цесаревича Алексея, ибо знал, что должен постоянно находится при нем. Александра Федоровна узнала Григория Ефимовича. Она видела его во сне, ночуя у могилы Саровского чудотворца…

…Родители у Григория Ефимовича были староверами, жили семьями в небольшом селении Саратовской губернии на почтовом тракте у развилки (распутья) от Арзамаса к Самаре и Саратову и приходились друг другу двоюродными братом и сестрой. Старая вера запрещала браки со стороны. По линии отца Ефима, все были Развилкины, или просто Вилкины (но не от слова «вилка», на этом Григорий Ефимович настаивал). По линии материи, Пелагеи, Распутины (что, собственно, тоже самое, что и Развилкины, но для того лишь, чтобы как-то разделять находившиеся в кровном родстве семьи). «Семейские» по-прежнему плевались при слове «Никои», называли этого патриарха Никитка, считали, что ведут свой род от Аввакума Петрова Огненного. В каждой семье свято хранилась какая-нибудь вещичка Аввакума. Так, у Развилкиных – ложка, у Распутиных – кружка. Раз в три года ходили в Пустозерск, где последние 15 лет прожил в землянке Аввакум и где он был сожжен по указу царицы Софьи.

Из царей старообрядцы почитали Петра Великого за то, что он сверг свою сестричку Софью и заточил ее в Новодевичий монастырь и за то, что знался с раскольниками. А также Александра III, который, якобы тайно был поповцем (раскольником – Е. Ч.) и подготовил указ о прекращении преследования старообрядцев. Николай II получил этот указ готовым и лишь утвердил его в 1906 году.

Детей в семьях раскольников рождалось много, делали это сознательно, несмотря на то, что постоянно были в великой нужде и в страдании по причине своей веры. От кровосмешения рождалось много больных детей-«выродков», которые и умирали, не достигнув 15 лет по слабости легких или от заворота кишок. Но рождались и юродивые, и «христы» с «богородицами» (здесь автобиограф, по нашему мнению, умышленно отождествляет хлыстов с их верой в земных «христосов» и «богородиц» со старообрядцами, на самом же деле хлысты отделились на сто лет позже раскольников, как секта и ничего общего с ними не имеют – Е. Ч.). В семье Григория Ефимовича Лавруша, старший сын был «выродком» и умер, действительно не дожив до 15 лет, правда, уже в Сибири простудившись. Сестричка Григория Ефимовича Марьюшка страдала падучей и утонула в проруби во время припадка («юродивые» часто страдали «падучей» – Е. Ч.). Григорий Ефимович познал в себе великое призвание спасти и миловать наследника русского престола, достигнув божественного возраста.

Когда готовилось послабление по отношению к старообрядцам «на верху» (указ Александра III – Е. Ч.), «внизу», на местах, преследование их ужесточилось. Владыки и исправники злобствовали усердно. Семья Григория Ефимовича вынуждена была подняться с благодатных саратовских земель и двинутся крестным путем Аввакума в сторону Тобольска. Шли вдоль рек. Путь был тяжек, но староверы народ крепкий и духом и телом, все выдюживали. Прошли реку Тагил, повернули на восток, туда, где Ермак воевал. Остановились недалеко от Тюмени (раскольники всегда селились на окраинах деревень и городов – Е. Ч.). Срубили церковь Пресвятой богородицы – Покровскую. Так возникло село Покровское, близ Тюмени (с семьей Григория Ефимовича приехали и другие семьи). Местные жители, как полагается, сторонились поселенцев, относились к ним настороженно. Последние в свою очередь также в дружбу к местным жителям не лезли. Староверов-переселенцев из центральных районов России на Урале и в Сибири издавна называли «Новые» или «Новокрещеновы» (от появления вместе с ними новых церквей, и новых крестов на погостах – Е.Ч.)…

…Впоследствии, когда Григорию Ефимовичу пришлось выбирать себе фамилию, между «Вилкиным» и «Распутиным», он выбрал фамилию матери (ну, какой я «вилкин», – сказал он исправнику, – скорее «топорков» или «штопорков»), но так и остался «Новых», по прозвищу.

Как все староверы, отец Григория Ефимовича был человеком трудолюбивым, упорным в работе и грамотным (иначе не выживешь!). Вскоре, в Покровском он стал церковным старостой, а затем и волостным старшиной. Дом у него был самый богатый в округе. Держался он независимо, осознавая свою правоту и духовную силу. Как грамотному, к нему вынуждены были постоянно обращаться местные жители. Хорошо знали его во всей губернии. За эту независимость и самостоятельность и еще за то, что вина не пил и табак не курил, невзлюбили его местные мужики. Как-то мужики собрались, хорошенько выпивши, и большой толпой ворвались в избу Ефима, избили его до полусмерти, переломав хребет и ребра. От побоев отец Григория Ефимовича вскоре скончался. «Пострадал за веру», так сказал о нем Распутин…

…Гриша рос мальчиком любознательным, но недоверчивым, склонным с раннего детства ко всяким наблюдениям и думам. Тянулся к таинственному, хотел хорошо понимать людей и животных. Часто, задумавшись, мог замирать в одной позе надолго. Людей это пугало, особенно, если он ничего не говоря, впивался в них своими черными, пронзительными, как буравчики, глазами: «А я в то время думал, все думал», – пояснял Распутин. Родители относились к нему со вниманием и всячески поощряли гришино духовное развитие. Мальчик мог месяцами не выходит из избы, а затем, внезапно появляться там, где люди собирались, будь то церковь, трактир или лечебница. С большим уважением относился с детства Гриша к лекарям.

В молодость Гриши лекарей в России было не много, один на 2—3 уезда. А лечебниц в Сибири, одна на 100—300 верст в округе, ибо тогда «вопрос о пользе врачей оставался спорным». Крестьяне со всеми недугами и травмами шли в церкви или монастыри, но чаще к бабкам и знахарям.

Таковых в Российских деревнях было предостаточно, лечили настоями, порошками и заговорами. Гриша ходил ко всем в своей округе, зайдет в избу, встанет на пороге и молча наблюдает за лечением. Его все знали и на его появление не реагировали. Гриша никогда никого ни о чем не спрашивал, наблюдал и вникал.

После смерти отца Григорию самому пришлось зарабатывать себе на пропитание. Он пошел в Тюмень и устроился в больницу санитаром. С работой справлялся легко. Врачи полюбили расторопного и грамотного парня и вскоре поручали ему несложные лечебные манипуляции. Вечерами же все собирались и говорили на запрещенные политические темы (среди лекарей Сибири в то время было много политических сильных). Гриша как всегда молчал, слушал, вникал. Когда освоился и смог уже сам заменить любого врача, ушел из лечебницы дальше, вглубь Сибири все той же дорогой Аввакума. Всю Сибирь-матушку протопал ногами. Добрался аж за море-Байкал до бурятских земель. Долго бродил и в горах Акатуя. Никакой работой не гнушался. Многому научился. В том числе вино и водку пить и травку нюхать, ибо народ в Сибири был «серьезный». От старообрядства отошел. Некоторое время пробовал себя в тибет-ламаизме (отсюда его такое глубокое понимание Бадмаева – Е.Ч.). Появились наития, что предназначен для Новой религии. Но умом понимал, что для этого «нужно и Новое царство». В 20 лет стал много думать о крестьянском государстве и как его организовать в Сибири, где и земель много, и народ труженик, крепостничества не знал, и от проклятой Европы далеко. Именно из-за этих своих «политических» идей «круто поссорился» с Сибирскими семейскими, его сильно избили, «по свойски». Лоб раскроили. Около месяца был бессознания, выходила одна молодая бурятка.

Жену выбрал из тобольских мещан Серихиных и с ней вернулся в Покровское.

К этому времени (1902—1903 гг., Григорий Ефимович называет оба года) Покровское превратилось в уездный центр, включив в себя и те деревни, из которых мужиками был убит Ефим Вилкин. Распутина встретили недружелюбно, частью, очевидно, потому, что знали за собой вину, ибо были живы еще убийцы его отца. Частью же по причине самого Григория Ефимовича. Вернее, из-за его, бросающейся в глаза, внешности: громадный, жилистый, заросший, с тяжелым взглядом, посмотрит, как припечатает. Распутин знал эти свои особенности, и в губернии не затерялся бы, не то, что в уезде. А в волости-то прямо у всех сразу оказывался на виду! На второй день его возвращения в Покровское с ним долго говорил урядник Владимир Николаевич Прокудин, который спасал Ефима Вилкина от мужицких батагов и кулаков. И он рассказал Григорию Ефимовичу прескверную историю, которую успели сочинить о нем покровские мужики: и убивец он, и развратник, и в конокрадах ходил, и жену из веселых домов взял. Но самое интересное, что познался Григорий с нечистой силой, колдует, ворожит и черный глаз имеет. Были и приятные моменты, молодухи покровска в ночь появления в селе Распутина не могли спать, ибо чувствовали в своем теле сладкое и бодрое томление. Распутин молча выслушал урядника, а в ответ неожиданно рассказал ему вот такую байку…

Рассказ Григория Распутина о паршивой суке, умевшей крутить, хвосты породистым кобелям

Из домов и дворов стали исчезать породистые кобели, разные. Исчезать на неделю-другую, возвращаясь худыми и изодранными, с потухшими глазами, забивались в угол и долго себя никак не показывая. Хозяева тоже не могли понять, в чем же тут дело? Что со псами случилось? И случатся отказывались… Породистых сук, своей, собственной породы, к себе не подпускали. Собрались, да, хозяева и подкараулили ночью. И увидели такую картину, как только луна осветит улицы, как появляется на них маленькая паршивая сучонка-дворняжка. Прибежит, встанет у подворотни и стоит, значит, ждет. Не лает, не скулит и хвостом даже не виляет. Просто стоит, как ни в чем не бывало. С кобелем же начинает происходить беспокойство, сначала закружится на месте и норовит укусить себя за хвост, как при чумке, затем одним рывком обрывает цепь, или вышибает дверь, останавливается и замирает какое-то время, жадно втягивая в себя воздух. После чего весело встряхивается и спокойно бежит к сучке. Та же не подпускает его к себе, а поворачивается и бежит не оглядываясь. Кобель же, будь он хоть втрое больше и сильнее ее, семенит ей вслед, придерживая себя, она его так всю дорогу к себе не подпускает, держит, значит, каким-то странным не понятным образом, на дистанции.

Хозяева не выдержали такого ущерба от этой сучки, поймали ее и отвезли к лекарю, реши, в чем ее сила? Кстати, произошло это не сразу, а три срока могла бы сучка ощенится, но приплода она ни разу не принесла, лекарь дал ей понюхать хлороформ, а затем вскрыл ее половые органы, высушил их, затем и стал в уезде самым счастливым мужчиной.

…«Ну и в чем смысл?», – этот вопрос задали и урядник села Покровское и я, Геннадий Иванович, Григорию Ефимовичу. «В половых органах «Святой черт» – ответил он еще раз.

«Я сам себе предок и сам себе нация», – говорил Иисус Христос, но эти слова его никто, до меня, Григория Распутина, не услышал. Я услышал его и узнал свое предназначенье. До этого тяжко было…

…Жизнь Григория Ефимовича всегда была трудной. Не нашел он успокоения и в родном Покровском. Сразу став в центре слухов, всякого рода разнотолков, он лелеял себя только тем, что периодически слушал свой внутренний голос, Христос рождается. А в округе вот что происходило. Детки стали рождаться мертвыми и недоношенными. Куры перестали класть яйца, несли же исключительно гусиные и без желтка. Многие красивые молодые женщины и девки стали покрываться коростами и терять волосы, а лысые мужики, отращивать шевелюры. Исчезли седые старики, ибо волосы их стали яркорыжими, как у дьякона в соседнем уезде, который пил без пересыху. В нескольких избах вещи поднимались со своих мест и уходили в двери и окна, собаки потеряли голос, а кошки стали задумчивыми.

Конечно, все это прямо связывали с черным глазом Распутина. Зазывали его в кабак, поили, чтобы рассказал о своих чарах или угомонился, да он пил и отмалчивался. Про себя думал, – дабы добро ко мне липло, а то все зло людское и горе. Но в себе не переставал сомневаться. Детки, однако, подрастали, и о них нужно было думать. религией было туго, искал. Много размышлял о древних иудеях, о которых слышал рассказы в Сибири. И лечили они, и просвещали. Ловко, суровые, действовали! Облегчая телесные страдания, делали человека от себя зависимым. Просвещали, закабаляли его духовно. Иллюминистов (просветителей, подготовивших Великую Французскую революцию – Вольтер, Руссо, Дидро, Даламбер, Монтескье и др. – Е.Ч.) ненавидел лютой ненавистью, обман большой не только Европе, но всем народам учинили.

В Покровском так и сочли – Распутин черт. В странствиях своих познался с нечистой силой. А сам Григорий Ефимович думал – святой я, пойду в старцы, пойду по святым местам и наследника спасу. «Святой черт» – это Распутин сам подсказал монаху Илиодору…

…В 1911 году, когда посетил он Киево-Печерскую лавру и другие святые места, а было это его внутренней, духовной потребностью, он написал «письма к царям» и озаглавил: «Григорий Распутин. Мои мысли и размышления. Краткое описание путешествия по святым местам и вызванные им размышления по религиозным вопросам». Вот что было там.

Я прибыл в святую лавру из Питера и назову светом Питер, но свет этот гонитель мыслей на суетный мир, а в лавре свет светит тишины (не свет, но покой – основное в мировоззрении дохристианской Руси – Е.Ч.). Когда опускает матерь божию, и пение раздается «Под твою милость прибегаем», то замирает душа, и от юности вспомнишь свою суету сует и пойдешь в пещеры и видишь простоту, нет ни злата, ни серебра, дышит одна тишина, и почивают угодники божии в простоте без серебряных рак, только простые дубовые гробики. И помянешь свое излишество, которое гнетет и гнет и ведет в скуку. Поневоле помянешь о суете жизни.

Горе мятущимся и несть конца.