Ефим Трофимович сглотнул сухой комок в горле и проговорил с нервной хрипотцой:
– Пойдём-ка, паря, потолкуем. Не будем понапрасну мешать труженицам села… вечерять.
Уже не прощаясь, Ефим Трофимович покинул ненавистный ему дом. Валька Федотов с неохотой накинул полушубок, вышел следом.
– Ну, чё те? Никак на разборки позвал?
Ефим Трофимович подавил в себе свербевшее внутри раздражение.
– Ты, коли имеешь како-нибудь оружие, бери, и айда со мной, по дороге скажу.
Валька хмыкнул.
– Эвон чо! Я тебе што – шестёрка? Канай отсель, старичок, а то огорчу чем-нибудь тяжёлым.
Трофимович вздохнул.
– Не гунди, пацан, слышь, как собаки заходятся?
Валька было рыпнулся, но собачий вой донимал его уже второй день. С самой зоны их хвостатое племя он ненавидел всем своим гнилым нутром. Первое, что сделал, когда вернулся с зоны – удавил дворовую шавку матери.
– Ну, базарь, дедок. Если толково изложишь, уйдёшь отсюда целым.
– Чужак-то наш, Валя, не простой оказался… Гость у него оч-чень странный. Надо их обоих, голубчиков, успеть прищучить.
– Чё ты на него катишь? Никак срубить хочешь, что тот тя на толковище подсидел?
– Ты, Валя, свои зэковские замашки засунь куда подальше. Я таких героев за жизнь вдоволь насмотрелся. Если кишка тонка, так и скажи. Время дорого.
Валька снова рыпнулся, но очередная волна совершенно дикого собачьего воя заставила его остановиться.
– Ладно, дедок, пойдём, пощупаем твоего фраерка.
У столбушки ворот Ефим Трофимович подобрал своё старое охотничье ружьё и под ироничным взглядом Вальки спрятал его за полу.
– О, дедок, да ты без балды на разборки собрался. Ща-ас, верняк, всех замочим… при таких-то двух стволах.
Возле приземистой избёнки Никитина они остановились. Тускло светящиеся оконца были наглухо задёрнуты занавесками. Изнутри никаких звуков не доносилось.
Ефим Трофимович сдвинул ушанку набок и прислушался. Валька Федотов, несколько растерявший свой гонор по дороге, осторожно спросил:
– Ну, чего там?
– Чево, чево? Сам посмотри.
Старик вынул ружьё и двинул к воротам.
– Подожди-ка, дед, тут вот щелка есть. Дай я сперва посмотрю, партизанить потом будешь.
Пока Валька вглядывался сквозь найденную щелку в занавеске, Ефим Трофимович попробовал открыть калитку, но та была чем-то подпёрта со стороны двора. Краем глаза он заметил, как Федотов резко отпрянул от оконца и на корячках начал отползать от избы.
– Ты чо, Валёк, а?
Но тот сноровисто развернулся, и, уже не оглядываясь, кинулся прочь. Ефим Трофимович бросился следом. Федотова он нагнал уже возле его дома. Парень находился в невменяемом состоянии: глаза бегали, рот кривило от неконтролируемых судорог.
– Стый, слышь, оглоед, стый! Да куда ты, заполошный? Нешто в таком состоянии на глаза людям покажешься?
Но Валька ничего не соображал. Ефим Трофимович ухватил его за шиворот и силком потащил за собой.
– Во-от, а ты боялся.
После нескольких глотков самогона Вальке немного полегчало, и, хотя зубы выстукивали о края стакана неровные ритмы, в глазах появилась осмысленность.
– Ш-ш-то это было?!!
– А чё разглядел-то?
Вальку передёрнуло.
– Да морду… волчью, бля!
Ефим Трофимович усмехнулся.
– И-и, паря, а ты с кондачка хотел разобраться. Толковал же тебе: дело тут тёмное.
Валька отдышался и замотал головой, словно она у него отвязалась.
– Дак, Троф-фим-мыч, а чё ж волк-то… у эт-того хмыря… в избе…
Ефим Трофимович пожал плечами.
– Того не ведаю, Валёк. Я, как собаки-то завыли, выбежал на улицу и сразу к Никитинскому дому двинул… Там их и застал.
Федотов недоумённо уставился на старика.
– Кого “их”?
– Да Никитина с энтим самым волком. Здоровенный, знашь, такой. Будто телок.
Вальку вновь передёрнуло.
– Да-а, морда на меня выскочила… Думал, показалось.
Ефим Трофимович отобрал у потянувшегося к бутылке сотоварища стакан.
– Ты погоди, надоть дело до конца довести.
– Какое дело, какое дело?! Ты што, хочешь со своею пукалкой этава волка завалить? Не смеши. Тут пару карабинов надо, не меньше. А так нечего и соваться.