Сказы Капкыдадыча

Возвращался в Пятаково ударник на презентованном районным начальством стареньком тракторе. Перекрикивая натужно ревущий на всю округу мотор, он орал матершинные частушки.

Уже завиднелись огоньки филимоновского хутора, когда колёса вихляющего на колдобинах трактора сверзлись с крутого берега запруды. Фёдор не успел ничего понять, а уж парные воды встревоженной воды сомкнулись над горбатой кабиной. Мотор рыкнул напоследок и навсегда заглох.

На следующий день Фрося, выгонявшая на пруд гусей, разглядела силуэт трактора и фуражку, выплывшую к самым кустам камыша. Она истошно заголосила, а тут же прибежавший на её крик супруг разом всё понял.

Похоронили Фёдора скоро. На панихиду приехали мужики из сборной бригады механизаторов, в которой Фёдор работал на выезде. Приехал также его школьный товарищ, выбившийся в районное начальство.

Хорошо помянули, да и разъехались кто куда. Нарушенная скорбными разговорами тишина вновь воцарилась над Пятаково.

Только одно существо до позднего вечера задержалось в кустах возле покосившейся ограды давно заброшенного кладбища. Никем не увиденный, домовой сгорбленной кочкой взирал на трухлявые кресты и что-то непрерывно бормотал:

– Вот ить, не дождался парень, сразу усигнул. А то б посидели, нешто бы не проводил, дороги не показал? А щас сам будешь тыркаться. Меня ить на схорон копушки не пущают. Не любют они нас – домовых… Эх-ха.

В избе Фёдора Дед Пыхто просидел до сумерек на лавке возле остывшей печи, а потом повис на гиревой цепочке ходиков и остановил мерное тиканье уже никому не нужных часов.

– Во-от, так оно покойней.

Окинув опустевшую горницу прозрачным взглядом, он бесследно растаял в воздухе.

ОТ СУДЬБЫ-ТО

НЕ УБЕЖИШЬ…

Оно, конечно, так. Сколько помню таких беглецов, а всё их дорожка к своему приводила. Довелось и мне такое пережить, но рассказ пойдёт чуток о другом.

Жила в Иванове Любочка Субботина. Годков этой подруге в ту пору было немногим за двадцать – ладная, спелая. Мать её работала на швейной фабрике технологом, а отец – экспедитором в каком-то тресте. И так он доездился по своим командировкам, что однажды, из очередной, просто не вернулся, найдя шуструю да молодую фифу.

С подрастающей девицей управиться мудрёно. Так мать без отцовской строгости с Любочкиным характером не совладала. У той от романтических книжек кошачий голод случился. Забросила она учёбу в училище и пошла по дискотекам да компаниям своего прынца искать. Слава богу, эта краля до окончания десятилетки никуда не вляпалась.

Долго они друг с дружкой объяснялись, мать Любочку всё умоляла образумиться, доучиться на профессию. А та морду воротит, не мил ей родительский дом, комната её, отгородка, надоела, хочется вольной и свободной жизни.

Только когда мать взмолилась и, от бессилия достучаться до неразумной дитятки, бухнулась на колени, Любочка чуток протрезвела. Обещалась подумать, да в ближайшие дни не загуливаться.

Думала недолго, услышала, как подружки засобирались в тёплые края, поближе к морю, тут же с ними намылилась, чтобы подальше, значит, от материнского нытья.

Девка она была с головой, и с первого захода поступила в какой-то промышленный техникум в Краснодаре. Но проваландалась в нём без году неделю. Ребята-то все учатся, а у этой кошачья болезнь под южным солнцем ещё пуще разыгралась, аж ногами сучит. Позевала Любка на занятиях семестр и оказалась на вольных хлебах.

Однажды сидит Любочка у себя в комнатёнке, смотрит в окошко на пустую улочку. Тоскливо ей на душе: что дома квасилась, что здесь на югах, та же маята. От безделья в голову всякие думы тяжёлые приходят. Дилярка, подружка, на работу хоть устроилась, а ей Рустам, очередной хахаль, велел дома безвылазно сидеть.

Смотрит она на себя, сокрушается. Где её светлые мечты, где благородный прынц со своей ласковой любовью? За полгода уже третий ухажёр сменился. Поначалу-то, как ушла из техникума, всё вроде нормально было, ходили они с Дилярой на дискотеки да по кафешкам, а потом, когда родители подруги турнули бездельниц восвояси, туго стало. Тут и начали объявляться кавказские женихи.

Первый, Леван, цветы дарил, конфеты, а когда она ему надоела, “передал” своему дружку Гоги. Тот уже не церемонился, брал, что хотел, и некуда было Любочке от этого деваться. Жить-то негде, да и не на что. Правда, его знакомый торговец, Рустам, положил на неё свой глаз, и, так как был побогаче Гоги, быстро девку под себя забрал. Снял ей комнатку у тихой бабуси и велел сидеть дома, никуда не шляться, его приходов ждать.

Появлялся он в последнее время не часто, на рынке что-то дела не заладились. А как приходил, то изводил Любочку ревностью. Оба последних раза так отмудохал, что она несколько дней на улицу не показывалась, синяков стеснялась.

Матери Любочка написать боялась, несмотря на всю свою готовность вернуться под родительское крыло. Но в последнем письме та сообщила, что на фабрике сокращение, зарплаты не платят, и бедствует народ сильно.

Любочка ещё похорохорилась до вечера, а в сумерках на неё напала страшная тоска. Сердце так защемило от боли и безысходности, что она заревела белугой:

“Господи, до чего ж я докатилась!? Чего же я, дура, себе про жизнь нарисовала? Где эти принцы с принцессами? Одно враньё в книжках!”

Любочка со злостью глянула на полку, где пылились её любимые романы про любовь.

“Нету никакой любви на самом деле! Одна ёбля на уме, а в голове – как бы урвать да побольше. Почему я не родилась в генеральской семье? Сейчас бы ездила на папашиной машине, да ходила бы по дорогим ресторанам”.

Таких краль Любочка навидалась. Но что-то подсказывало – не всё и у них ладно, ежели на её глазах генеральские девочки вели себя, как последние шлюхи, и, в отличие от неё, ложились под мужиков не от нужды, а по похоти.

“Что ж, получается, мир весь – это такая помойка!!!”

Промелькнули в голове у Любочки картины детства, из которого ничего хорошего не запечатлелось: одни мытарства в девичестве, комнатка-отгородка в Иванове, где она столько раз ревела от несбыточности желанного. И взорвалось всё её нутро от отчаяния, что даже слёзы течь перестали.

“Пойду и утоплюсь сейчас!”

Но Любочке вспомнились мутные воды реки, из которых однажды прямо при ней вытащили уже разбухшего, позеленевшего утопленника. От отвращения она покрылась мурашками.

“Нет, лучше отравлюсь! Сейчас же! Выпью уксусу, чтобы выжечь эту неотвязную боль”.

Любочка встала и направилась на кухню с одной мыслью: только бы хозяйки не оказалось на пути. Но тихой и молчаливой хозяйки ей не встретилось, и она спокойно добралась до дешёвого серванта, где среди кухонной утвари хранились специи.

Самоубийца с беспомощной тоской посмотрела на мешочки с крупами. Ни готовить-то она не умеет, ни вообще хозяйством заниматься. Так растыкой по короткой жизни и прокуролесила.

Люба поднесла к глазам прозрачный бутылёк с уксусной эссенцией.

“Не стану в кружку наливать, выпью из горлышка. Пусть будет хуже”.

Она решительно отколупнула пробочку.

– Никак сготовить решила, девонька?

В первую минуту Любочка даже не поняла, что слышит голос со стороны, так ушла из опостылевшего мира. Но тут сбоку нарисовались округлые телеса хозяйки.

– А то смотри, я вареничков сготовила.

Любка в мучительном непонимании сморщилась.

– Вареничков!?

– А то можно чайку со свежими травками.

Горло незадачливой самоубийцы перехватило подступившими рыданиями.

– Ч-аю…

Хозяйка, будто ничего не замечая, засуетилась.

– Пойди, голубушка, в комнату, я сейчас, я быстренько соберу.

Как в тумане Любочка вышла в комнату и бухнулась возле круглого стола, за которым они обычно трапезничали. Она не успела в себя прийти, как перед ней уже дымилась чашка душистого чая.