Оzеро

Оzеро
Евгений Васильевич Петров

Любовь вспыхивает случайно и заканчивается закономерно. Даже у взрослых людей. И чем сильнее и ярче вспышка, тем скорее от любви остаётся пепел… Однако даже те короткие месяцы или годы, когда любовь живёт, дают смысл жить, ждать, любить, наслаждаться и страдать.

Жизньстоиттого, чтобыумереть,

Любовьстоиттого, чтобыждать.

(изгде-топрочитанного)

…Техлюдей, которыеповериливидеалы – ждётразочарование. Потомучто, небываеттакихсвятых, каккнязьМышкин, итаких порядочных, как ТатьянаЛарина…

(изгде-тоуслышанного)

Часть первая

ВСЁ ВАСИЛЬКИ, ВАСИЛЬКИ…

Глава 1

Любовные истории должны начинаться, пожалуй, примерно так: лишь только она вошла в комнату и он увидел её грациозный стан, внутри него ярким, жгучим пламенем вспыхнул страстный огнь, и вся его дальнейшая судьба была предрешена…

А что, начало неплохое, особенно про стан и огонь, – огнь, хорошо сказано. Но самое невероятное в истории, которую автор попытается вам рассказать, именно так и случилось на самом деле. Или почти так.… А может и совсем не так… Давайте посмотрим…

Прошло часа полтора, как начались очередные курсовые занятия в институте усовершенствования учителей. Куратор Лариса Ивановна, молодая, красивая и, похоже, умная женщина, сыграла с новой группой в игру по знакомству друг с другом, и теперь пыталась объяснить разновозрастным дядям и тётям про системы воспитания: от спартанцев и афинян до «современных технологий».

Георгий Субботин не то чтобы скучал, но особого интереса к обучению не испытывал. Он был сорокапятилетним мужчиной, среднего роста, худощавый и стройный, как большинство мужчин такой комплекции. На его волосатых руках с длинными пальцами чётко видны были вены: про таких мужчин говорят – жилистый. Тёмные волосы его всегда были коротко пострижены, а подбородок постоянно украшала пятидневная щетина. Длиннее бороду он не отпускал, так как сразу становилась заметна седина. На голове же ни одного седого волоса не было. Большие карие глаза его смотрели из-за не по-мужски длинных ресниц всегда внимательно и по-доброму. Он и по характеру был вполне добрым человеком. Однако доброта эта иногда сменялась твёрдостью и даже – жёсткостью. К людям он относился всегда так, как они относились к нему: доброму человеку мог оказать любую услугу, ну а если кто его рассердит или оскорбит – ответная реакция будет такой же, помноженной многократно.

«Не хотел ведь идти на эти курсы, – размышлял он втихомолку. – Ну что тут может быть интересного? Взгляд не на ком остановить» – оценивал он окружающих дам.

Утверждение, конечно, был спорным, так как, чтобы составить мнение, надо хоть немного узнать людей, рассмотреть их внимательнее. В аудитории же собрались те, кто впервые увидел друг друга. Но первого беглого взгляда Георгию хватило, чтобы понять – его счастья здесь нет. Разве что, думал он, можно познакомиться с Инной Изумительной, как она себя назвала во время игры-знакомства. Они стояли рядом, и когда Георгий назвал себя Георгий Гуляка, она засмеялась и слегка подтолкнула его плечом, что он сразу же отметил, как знак, что с этой дамой можно общаться по-приятельски.

В этом он вскоре убедился, когда сел за стол впереди неё. Инна Валерьевна работала в школе небольшого города заместителем директора по воспитательной работе, а потому язык её был подвешен и словоохотлив. Невысокого роста, не худая, но и не полная, можно сказать – крепенько сбитая, – она производила впечатление вполне адекватной молодой женщины в красном пиджаке. Тёмно-карие глаза её, как показалось Георгию, смотрели слегка в разные стороны, или что-то такое, какой-то огрех в них был, но это не портило её ничуть.

Перебрасываясь короткими ознакомительными фразами, Георгий всё же увлёкся обсуждаемой темой и стал встревать в общий разговор с умными, как ему казалось, многозначительными репликами. Аудитория, между тем, наполнялась всё новыми и новыми коллегами, только что, видимо, приехавшими со своих территорий. Зашёл молодой парень, обритый наголо, две нестарых девы, одна из которых была с хорошей фигурой, но скучным правильным лицом, а вторая была скучна вся, как забытая сопревшая копна сена в логу.

Боковым зрением Георгий заметил, как вошла ещё одна молодая женщина, высокая, стройная, в накинутом на плечи красном палантине. Георгий повернулся в её сторону и стал внимательно её рассматривать. Таких женщин замечают сразу, в любой компании и при любом освещении, потому что вокруг неё вмиг всё становится блеклым и малопривлекательным. При своём, выше среднего, росте она не сутулилась, держалась прямо, но не вызывающе. Спокойно, без приседания, как некоторые скромницы, она прошла в аудиторию и подсела к Инне Валерьевне. Георгий с некоторым сожалением отметил, что рост её превышает предел его возможностей – он не представлял себя рядом с женщиной, выше его, а потому и не обратил бы больше на неё внимания, не окажись она у него за спиной.

– Привет, – сказала Инна и спросила: – Как устроилась? Или только приехала?

– Ну конечно, с корабля на бал, – ответила женщина низким и, как показалось Георгию, даже таинственным, а, может быть, уставшим голосом. – А что, что-нибудь интересное пропустила? Ну вот, как всегда, – спросила и ответила сама себе она.

Георгий сел в пол-оборота, чтобы видеть аудиторию и женщин за спиной.

– Интересное здесь только начинается, – вдруг, ни с того, ни с сего, сказал он. Субботин имел привычку начинать разговор с незнакомой женщиной так, будто продолжал давно начатую беседу, и это не единожды приводило к положительному результату, – знакомству. – Вот, к примеру, как вас теперь называть? – обратился он к новенькой, пытаясь разглядеть её лицо. «Ничего не скажешь, она достойна внимания…», – подумал он с лёгким сожалением. – Все выказали свои лучшие качества, Инна, например, «изумительная», а вы?

– А что я? – спросила новенькая, как ни в чём не бывало. – Я мальчиш-плохиш, – сказала она, доставая из сумки общую тетрадь. – Пойдёт так?

Инна улыбнулась и сказала:

– Нет, Люба, тут с нами игру провели по знакомству, надо слово на первую букву имени придумать. Вот Георгий назвался «гуляка», а ты придумай на Л.

Женщина на секунду призадумалась, по-мальчишечьи поджав губы, сказала:

– Ну, тогда Любовь любвеобильная, так нормально?

Георгий вскинул на неё глаза, не поняв, шутит она, или говорит серьёзно, и, с некоторым, внезапно возникшим огорчением, предложил:

– А давайте лучше – Любовь любимая?

Люба, мило улыбнувшись, сразу поразив Егора восхитительными ямочками на щеках, ответила:

– Ну, это кому как. А, в общем, мне нравится. А вы почему «гуляка»?

– А бог его знает, – серьёзно ответил Георгий, пожимая плечами. – Каждому, как говорится, своё, – двусмысленно договорил он.

Любовь мельком чиркнула по нему взглядом и открыла тетрадь.

– Что сегодня изучаем? Тему кто-нибудь подскажет мне?

– Имя этой теме – любовь, – иронично произнёс Георгий и, стараясь блеснуть эрудицией, добавил: – У Маяковского там что-то написано про «лбов – любовь»… А у нас, пока – воспитательные системы. Вы знакомы с воспитательными системами?

– А то, – ответила Любовь. – Я сама ходячая система, – сказала она, и Георгий отметил, что она не лишена не только привлекательности, но и чувства юмора.

Первый день занятий, оказался утомительным, долгим и скучным. Едва Людмила Ивановна разрешила всем покинуть аудиторию, Георгий, «по-английски» – не прощаясь, вышел, оделся, сел в машину и уехал домой.

Жил он в пригороде, в своём доме. Хозяйства не держал, так как усидеть долгое время на одном месте ему не удавалось. Его всё время куда-то тянуло, манило и влекло. Кто ещё жил с ним в доме, так это «рыжий котяра», как иногда называл своего, огромных размеров, кота по кличке Буревестник, хозяин. Кличку он дал коту за его характер: кот не боялся ни собак, ни высоты, ни самого хозяина: где бы он ни появлялся – всегда что-то падало, разбивалось, слетало и обрывалось. И хотя к кошкам Егор был равнодушен, но своего Бурьку он любил и позволял ему многое.

Кроме кота Егор не имел не только хозяйства, но и семьи, и жены, да и любовницы тоже не имел. Не то, чтобы совсем – раз-два в месяц он навещал такую же одинокую продавщицу из магазина туристского снаряжения, но эта связь, длившаяся чуть более полугода, давно себя изжила, и он искал только повода разорвать её.

Вечером, сидя у небольшого, сваренного из металлических листов, камина, на втором этаже своего дома, доставшегося ему по наследству от родителей, Георгий просматривал тетрадь с первой лекцией. Бурька, накрывшись пушистым хвостом, лежал у его ног, сладострастно мурлыкая, будто видел лёгкий эротический сон.

«Так-так-так…, наша новая школа…, минимальный объём социальных услуг…, воспитатель – третейский судья… А Люба очень даже ничего, – вдруг переключился его мозг. – Жаль только, что я недомерок для неё. И что мне бог росту не дал? Эх, опять не то, – размышлял с сожалением он. – Да… А, собственно, чего я губу раскатал? Может, она и так бы на меня не взглянула, будь я хоть двухметровый? Да и вообще, может, она замужняя?.. Фу ты, чёрт, работай давай, размечтался!» – ругнул он себя и снова уткнулся в тетрадь. В камине вдруг щёлкнуло полено и прямо на тетрадь выскочила большая искра. «Вот те раз, – ухмыльнулся Георгий, скинув искру обратно в камин. – И что бы это значило? Дрова, вроде, берёзовые… Так ведь и сгореть недолго» – подумал он и про дом, и, почему-то, про себя.

Блямкнул телефон, оповещая, что пришло смс-сообщение, Георгий нехотя нажал кнопку, прочёл: «Ты меня забыл совсем? Может, подвезёшь сегодня до дома?» Он глянул на часы – время было без пятнадцати минут восемь. «Мне завтра на курсы рано, ничего не получится, в следующий раз» – ответил он и, прикрыв топку камина, спустился вниз, на кухню. Кот последовал за ним.

Включив чайник, Егор прошёл в зал и посмотрел в окно. Вечер был в разгаре, но ещё было видно находившееся в нескольких сотнях метров от дома озеро, покрытое льдом, и сосново-кедровый лес вдоль берега. Он любил сидеть в кресле и смотреть в окно, особенно осенью, когда и красота природы, и грусть какая-то смешивались в один коктейль и дарили ему особые, волнующие и покусывающие душу ощущения.

В такие минуты он чувствовал себя особенно одиноким, но чем сильнее ощущалось это одиночество, тем сильнее укреплялась в нём надежда, что жизнь ещё одарит его любовью. Не такой, от которой сходят с ума, а той, которая наполняет жизнь всеми красками радости и счастья. Хотя… есть ли такая любовь – ему ведомо не было. Но он верил, что когда-нибудь это случится, а потому одиночество не могло заставить его уйти в запой или залезть в петлю. Он жил и терпеливо ждал. Когда грусть всё-таки брала верх над надеждой, Георгий доставал тетрадь и сочинял песню, или просто стих. Но песен было больше, лирических, философских, переживательных.

И сегодня, думая о новых знакомых, ему захотелось излить печаль свою на тетрадный листок.

Когда-нибудь погаснет свет,

Когда-нибудь зажгу я свечи,

И я пойду искать твой след,

Тебя я встречу, тебя я встречу… – обращался он к той, пока ещё неведомой ему.