Девочка и пёс

– Что с тобой, Кит?

Пес поглядел на лоя.

– Я не могу двигать задними лапами, Тал. Я не смогу защитить вас. Из-за меня и Элен вы оказались здесь и теперь…

Но закончить ему не дали. Хишен громогласно приказал:

– Вы, двое, и ты, глупая купчиха, отойдите вон туда!

Он указал влево от себя. Никто не пошевелился.

– Шагайте, сукины дети! – Весело проревел Хишен. – Прочь от этого собачьего чёрта. А не то прикажу нашпиговать стрелами. Глазун, Лупень, Карим и всем вашим приготовьтесь.

Лучники и арбалетчики, и те что были впереди, за ограждением площади, и те что слева и справа на площади подняли свое оружие.

Кирмианка и лоя тоскливо оглядывались по сторонам.

– Идите, – тихо сказал им Кит. – Не злите его.

– Что будет с тобой? – Спросил Талгаро.

– Со мной будет всё хорошо. Главное что будет с вами.

87.

Хишен пребывал в некотором нервном возбуждении. Жестокая гибель любимых питомцев весьма огорчила и разозлила его, но вместе с тем он испытывал гордость за них и довольство собой. Его бейхоры, пусть и ценой собственной жизни, но всё-таки сумели одолеть эту немыслимую, колдовскую и как будто абсолютно неуязвимую тварь, явившуюся в Гроанбург наверно прямиком из ада. Сломали ей ноги, превратили в жалкую неподвижную груду металла. Хишен торжествовал. И ему уже представлялось, что всё это было предначертанием свыше, что именно для этого шесть лет назад, следуя подсказкам неумолимой судьбы, он и купил у вэлуоннского бродяги двух щенков бейхоров. Именно для этого ошеломляющего сражения он и готовил их. И это лишний раз доказывает, что и он сам далеко не простой человек, особый человек. Прозорливый и мудрый, отважный и гордый, любимец судьбы. Он буквально чувствовал как гудит в нём сила особого человека. И злая радость наполняла его сердце. При виде искалеченного металлического оборотня, он чествовал себя победителем. А поверх этого бурлило в нём предвкушение сладких, вожделенных утех с двумя красотками, попавших ему в руки. Причем это будет не насилие, а справедливое возмездие, что придавало грядущим забавам дополнительную остроту.

Хишен ощущал болезненный в своём неистовстве задор, жажду немедленных и по возможности жестких, секущих, кровавых действий, боевой азарт. Его унизили, сильно унизили, лишили любимых зверей-игрушек и он всею душой желал отмщения, восстановления статуса. Ему даже казалось словно он перешагнул некую черту, завершил какой-то этап своей жизни и теперь начинался другой. Тут он еще припомнил, что и его любимую саблю тоже сломали и кровь закипела в нем.

Из Цитадели появился Ронберг и Хишен, приказав ему следовать за собой, быстро и почти жадно устремился к маленькой компании из двух девушек и лоя, прижавшихся друг к другу в окружении разбойников. Последние пока не смели к ним приблизиться, всё еще опасаясь что друзья металлической собаки тоже непростые смертные и кроме того понимая что у мивара на них свои планы.

Минлу с диким ужасом глядела на приближавшегося мужчину. С проваливающимся в бездну сердцем она думала о том, что её ждёт. Она прекрасно понимала, что если даже её не убьют, всё равно случится непоправимое. Хранительницей Шивтака могла быть только непорочная женщина. И если она лишится своей девственности, то её связь с Ключом Океана будет навсегда утрачена. А это значит, что Кирм будет обречен, ибо найти и вырастить другую хранительницу времени уже не осталось. Но наверно это всё же лежало лишь на поверхности и как бы не было это эгоистично главной причиной её ужаса была не возможная гибель её народа, а те страдания что ей вот-вот придется пережить. И сколько не старалась она думать лишь о Шивтаке и своей родине, животный панический страх перед физическим насилием сметал все эти мысли как ветер сухие листья. В конце концов она вытащила меч мастера Юн Фая.

Увидев это, Талгаро взялся за рукояти пун. Он отлично осознавал, что у него и девушки нет ни одного шанса выжить в вооруженном столкновении с разбойниками, но он был намерен сражаться изо всех сил и отравить хотя бы нескольких из них. Его левая пуна несла на себе маслянистую смесь из сока лепестков убийственного желтого цветка «Печать Адолиса» и выжимки из стеблей «сливочной травы», это был смертельный и безотказный яд, практически мгновенно парализующий мышцы человека и в результате тот умирал от удушья. Жуткая смерть. Правая пуна была намазана густым слоем из смолотой мякоти «волчьих ягод», вызывающей сильное головокружение и головную боль, практически полуобморочное состояние и приступ нестерпимой острой дурноты, буквально выворачивающий наизнанку. После воздействия этого вещества ближайшие полчаса-час человек мог только держась за голову, закатив глаза и потерявшись во времени и пространстве, кататься по земле, стонать, охать, трястись как в лихорадке и постоянно пытаться блевать. За время своего покаянного путешествия Талгаро несколько раз использовал правую пуну, дабы осадить слишком рьяных лояненавистников, которые не удовлетворялись обычным словесным поношением маленького народа, а пытались донести свою неприязнь непосредственным физическим воздействием. Но никогда он еще не вынимал левой пуны, ибо как бы там ни было «сеющий смерть пожинает лишь скорбь» и до сегодняшнего дня он не видел причин для столь страшной меры. Однако при виде черноволосой девушки схватившейся за меч, его сердце неожиданно затопило острое чувство неподдельной нежности к ней. Вот она маленькая, хрупкая, юная взялась за оружие в тщетной, бессмысленной попытке противостоять этой безжалостной алчной стае и их злобному похотливому вожаку. В один миг он понял какой ужас объял девушку при мысли о грядущем насилии над ней. От сострадания к ней у него даже навернулись слезы. Такое глубокое сопереживание к той кого он до последнего времени считал все же довольно возмутительной и вздорной особой, не говоря уже о том что она кирмианка, удивило его самого. Но сейчас ему представлялось, что он видит перед собой почти ребенка, что значат её двадцать лет перед его седьмым десятком, и этот ребенок, загнанный и напуганный, находит в себе силы чтобы обнажить свой одинокий меч против жестоких взрослых подонков. И кажется он готов отдать свою жизнь за этого ребенка. Впрочем, все эти сентиментальные переживания просто пронеслись теплой волной по его сердцу и никак не прозвучали осознанными, выраженными в словах мыслями в его голове. А еще ему подспудно чувствовалось, что он виноват перед Минлу, что это как будто бы из-за него она оказалась в этой ситуации.

Тайвира отшатнулась от кирмианки и лоя, когда те схватились за оружие. Дочери купца представилось это откровенным безумием. Она не слишком переживала на свой счет, полагая что с ней ничего страшного не случится и она просто вернется на прежнюю позицию пленницы Сойвина. Но она понимала, что если Хишена по-настоящему разозлить, то этот чудовищный человек может устроить вокруг себя дикую кровавую баню. В этот миг она пожалела о том, что вообще послушала этого странного синеглазого ребенка и ей стало стыдно и неуютно при мысли как глупо она поступила, бросившись к металлическому псу, даже не подумав как следует чем это может закончиться.

При виде ощетинившийся мечом Минлу, Хишен расхохотался.

– Ты чего это, лохушка косоглазая, драться собралась? Со мной или со всеми нами?

Стоявшие вокруг разбойники заулыбались. Но мивар вдруг помрачнел.

– Ты! – Гаркнул он, ткнув в одного из лучников. – Залепи карлику в морду.

Молодой черноволосый стрелок, с кожей вымазанной пеплом и татуировкой на лбу в виде большого распахнутого глаза, что характеризовало его как приверженца жуткой религиозного культа гакори, поднял свой длинный, метра в полтора, лук и принялся натягивать тетиву. От Талгаро его отделяло метров 8-9. С такого расстояния темная просмолённая стрела с каленным трехгранным наконечником пробила бы череп лоя насквозь.

Талгаро отпустил рукояти пун и, буквально одеревенев от ужаса, громадным усилием заставил себя глядеть прямо на стрелка. Тайвира отскочила еще дальше в сторону, опасаясь что в неё могут попасть.

Молодой гакори оттянул тетиву до самого уха.

– Стойте! – Закричала Минлу и бросилась вперед, между стрелком и лоя. Она быстро убрала меч в ножны и, подняв руки вверх, ладонями вперед, умоляюще глядя на Хишена, поговорила. – Прошу вас, господин мивар, не нужно этого.

Хишен холодно глядел на неё.

– Сбрасывай оружие на землю, – приказал он. – И этот мелкий гаденыш пусть тоже свои гнусные плетки снимет.

«Трехглазый» стрелок продолжал удерживать тетиву возле уха, целясь теперь куда-то в грудь кирмианки. Минлу поспешно расстегнула пояс и бросила его вместе с мечом перед собою. Талгаро, хмурясь, развязал тесемки, расщелкнул пряжки и стянул с себя конструкцию из ремешков, удерживающую кожаные чехлы в которых хранились металлические цепи пун. Всё это он бросил себе под ноги.

Хишен приблизился к Минлу. Молодой гакори опустил лук и ослабил тетиву. Повелитель Гроанбурга надменно оглядел девушку, взял её за подбородок и поднял лицо. В темных глазах девушки он увидел страх и почувствовал возбуждение. Но с этим он решил пока погодить. Он толкнул кирмианку к своим людям.

– Связать!

Разбойники подхватили девушку и по привычной процедуре быстро и ловко скрутили ей за спиной руки, поставили на колени и накинули на шею петлю-удавку из шелковой веревки. Второй конец намотал на кулак один из них и встал за спиной.

Хишен приблизился к Талгаро. На лоя он глядел с откровенным презрением и вне всяких сомнений тут же и расправился бы с ним, к тому же топор-чекан по-прежнему угрожающе торчал из его широкого кулака, если бы его не сдерживала мысль, что девушка из Кирма испытывает к лоя странную привязанность, которую возможно еще придется использовать.

– Пшел! – Сказал он и ударом сапога сопроводил Талгаро в руки разбойников. Те уже без дополнительной команды приняли лоя и проделали с ним тоже что и с Минлу.

Хишен наконец подошел к Тайвире. Именно с неё он и собирался начать свои «компенсационные» действия за всё что пережил сегодня. И никакие мысли его уже не сдерживали. Он протянул левую руку и намотал на ладонь роскошные светло-русые волосы девушки. Дочь купца глядела на него холодно и даже дерзко. Мивар болезненно дернул её за волосы и удовлетворенно пронаблюдал как в её глазах вспыхнули боль и слезы.

– Ну что, коза хитрожопая, – насмешливо сказал он, – смыться навострилась? Папины денежки сберечь захотела? А как же твои люди, ведь порешу же всех? Или наплевать на них? А и правда, пусть в аду горят, коли ни ума, ни денег, ни удачи. Только что ж ты такая тупая, нашла у кого защиты искать! Ты что думала этот оборотень, этот железный дьявол спас бы тебя и отпустил на все четыре стороны? Ну ты и дура скудоумная! Да он же монстр из монстров, человечиной питается, а тёлок вроде тебя имеет во все дырки целыми днями своим железным штырём. Или ты на это и рассчитывала? Признайся, а? Ну так я тоже парень не промах. – Далее Хишен совершенно невообразимо пошлым образом стал расписывать всё что он может предложить Тайвире как мужчина. Он самым вульгарным образом с отвратительной ухмылкой на лице повествовал о всех непристойностях и извращениях, которые только смог припомнить, при этом используя настолько грязную и нецензурную лексику, что даже бывалые лихие гроанбуржцы, открывая для себя что-то новое, выглядели удивленными. Впрочем, разбойники в своём большинстве слушали речь атамана с явным одобрением, криво улыбаясь друг другу, мол, вот это даёт. Кирмианка и лоя же, сжавшись, уставившись в землю, не смея шевельнуться, были буквально раздавлены всем этим зловонным потоком. Минлу так вообще хотелось сквозь землю провалиться от стыда и омерзения. А при мысли что вслед за Тайвирой придёт и её черед пережить всё о чем столь словоохотливо повествует мивар, её охватывал гнетущий приступ дурноты и ей нестерпимо хотелось лечь на землю, свернуться калачиком, закрыть глаза и стать маленькой и незаметной, как жучок или муравей, чтобы никто из этих людей не мог увидеть её, чтобы они забыли её, не замечали, оставили в покое.

Свою речь Хишен иногда прерывал вопросом «Хочешь, а?!» и дергал девушку за волосы. По щекам Тайвиры текли слезы от боли, страха и унижения. Всякая дерзость испарилась из её взгляда, она прекрасно видела что этот полубезумный человек вошёл в раж, что его неистовство и вожделение растут с каждой секундой и это уже не остановить, ибо здесь его власть над всеми безмерна и абсолютна.

За спиной мивара, кто-то громко сказал:

– Эта девчонка моя, Голова. Не забывай.

Хишен резко развернулся, при этом не выпуская женских волос. Девушка, уходя от боли, была вынуждена, согнувшись, торопливо обежать вокруг него и застыть в неудобной и унизительной позе.

– Ба! Наш погранец нарисовался, – радостно пробасил мивар. – Твоя говоришь?!

– Моя, – твердо повторил Сойвин.

Минлу, позабыв о своих страхах, с изумлением уставилась на высокого молодого короткостриженого мужчину, посмевшего хотя бы отчасти перечить главе города.

– Да твое теперь шиш, чешуя, да в кармане ни хуя, – зло сообщил мивар. – Просрал ты своё счастье, господин бриод. Тебе было велено стеречь эту лярву, на цепь в доме посадить, да семечки на неё лузгать. Мог и пялить её сколько хочешь, в своё удовольствие, главное чтобы эта торгашка под присмотром была. А что выясняется? Она по всему Гроанбургу шляется как хочет, неизвестно чем занимается, а под конец ещё и с нашим врагом снюхалась, за штырь его железный зацепилась. Нет тебе больше доверия, погранец. Проваливай с глаз долой, пока у меня настроение.

Но Сойвин не двинулся с места и демонстративно положил ладони на рукояти мечей.

– Ах ты говна кусок, вошь лобковая, падаль смрадная! – Бешено прорычал Хишен.– Схлестнуться со мной захотел?! Мечиками помахать! – В запале он так сильно дернул Тайвиру за волосы, что та взвизгнула. Не обратив на это внимание, Хишен уже изрыгал исключительно матерные слова. Но в какой-то момент он вдруг замолк на пару секунд, словно озаренный некой мыслью, и затем с веселой свирепостью поинтересовался: – А ты, сучонок-ренегат, оборотень недоделанный, собственно чем недоволен? Если о своей доли выкупа переживаешь, то зря. Всё как условились. Каншуви деньги привезет, половина твоя. Хотя нет, теперь уже четверть, надо же тебя как-то наказать. А если за бабу беспокоишься, так с ней ничего страшного не случится. За непослушание поработает подо мною, подеру её хорошенько и всё. Может еще и понравится.

– Она моя, – неопределенно ответил Сойвин, не убирая ладони с мечей.

– Да неужто?! – Усмехнулся Хишен. – И как я только тебя бриодом сделал, ты же ведь тупой как рыло бейхора. Эй, Карим, – обратился он к смуглому жилистому хаокшиту с массивными кольцами в ушах, – и вы, бродяги, – он скользнул взглядом по другим стрелкам, – а ну-ка вгоните ему в седалище и в ляжки полдюжины каленных, может лучше соображать начнет.

Однако разбойники колебались. Сойвин, который на границе как раз и командовал лучниками и арбалетчиками, в Гроанбурге тоже сблизился с ними и сумел завоевать их симпатии и уважение. Кроме того, прознав о его опыте, его зачастую и ставили управлять стрелковыми подразделениями во время столкновений. И со временем он стал их неофициальным командиром. Но всё же товарищи Сойвина колебались не долго, ибо как бы ни были они расположены к нему, непререкаемый авторитет мивара довлел над ними. Ослушаться Хишена для них было немыслимо.