Девочка и пёс

– Вы же сказали что мы в безопасности.

– Если ты будешь помалкивать, то да.

К ним приближался белокурый гигант. Сопровождавшие его люди отстали от него, они держали в руках луки с наложенными на них стрелами и цепко смотрели на незваных гостей.

Гигант остановился в трех метрах от Мастона Лурга и Элен. Внимательно осмотрел их обоих. Его глаза задержались на девочке. Большие ярко-синие глаза ребенка отважно встретили его взгляд. Наконец гигант посмотрел на Лурга.

– Приветствую вас, господин судья, – сухо проговорил разбойник.

– Привет, Манкруд, – ответил Мастон Лург. – Мне нужно встретиться с миваром.

– А нужно ли это мивару, – не очень дружелюбно откликнулся белокурый гигант.

– Ну, я думаю не тебе это решать.

Манкруд не спешил соглашаться. Он посмотрел за спины незваных гостей.

– А там кто?

– Разве непонятно? Мой кучер. Я хочу чтобы вы привели ему четырех, хороших, свежих лошадей. А моих можете забрать.

Манкруд ничего не ответил, развернулся и зашагал в глубь города.

– Идем, – тихо сказал судья и последовал за разбойником. Элен поспешила за ними. Она прекрасно понимала, что сейчас ей следует держаться поближе к судье. Она чувствовала на себе взгляды лучников. Но впрочем когда она решилась посмотреть на них, то увидела в их аурах не злобу или ненависть, а обычное человеческое любопытство.

Они шли по просторной грунтовой улице, мимо сколоченных из досок деревянных домов, прижатых один к другому. Элен искренне подивилась тому, что некоторые из домов были неаккуратно покрашены в синий, зеленый, белый и красный цвета и даже украшены искусной резьбой. Неужели разбойники озаботились какими-то чувством эстетики? Впрочем, там где дома не примыкали друг к другу, она видела за ними небольшие дворики, сараи, ограды из досок, какие-то темные покосившиеся срубы. Пару раз им встретились не слишком радостные и даже изможденные женщины в косынках и серых унылых одеждах, определенно не претендующих на какую-то изысканность и красоту. Она задавалась вопросом, почему разбойники воруют, грабят и живут как самые бедные крестьяне. Зачем им все это?

Она тихо обратилась с этими вопросами к судье. Тот усмехнулся.

– Ты не права, – также тихо ответил он. – Он не живут как бедные крестьяне. Напротив, они презирают крестьян. Они ничего не выращивают, у них нет огородов, скотины и прочее. Ну за редким исключением тех, кто чересчур уж одомашнился и пустил корни. Всё что им нужно и всё что они не смогли добыть силой, они покупают. Либо сами ездят в ближайшие города и деревни, либо, что бывает чаще, им привозят прямо сюда. Жадные торговцы ничего не боятся и дерут с них втридорога. Многие из разбойников копят большие суммы и уезжают в столицу и другие крупные города, особенно портовые, чтобы ярко и оглушительно всё прокутить там. Некоторые копят, чтобы уехать и изменить свою жизнь навсегда. Но таких немного. А некоторые заводят семьи прямо здесь. В любом случае с деньгами везде хорошо. Для них это основная и наверно единственная истина. Так что на самом деле их жизнь привлекательна и заманчива. Ну разве не здорово целыми днями бездельничать, пить сладкие вина, есть хорошее мясо, играть в азартные игры, развлекаться как хочется, петь, танцевать, забавляться с … э-ээ, – судья хотел сказать "с женщинами", но в последний момент остановил себя, ведь он всё же беседовал с маленькими ребенком, – в общем забавляться с другими людьми? Ну разве это не прелестно? Абсолютная свобода, никакой ответственности. Никаких терзаний о прошлом, никаких переживаний о будущем. Как там у Эрзама: укоров совести не знают, призраков и нежити не страшатся, боязнью грядущих бедствий не терзаются, надеждой не обольщаются. Люди одного дня. Самые счастливые люди. Разве это не прекрасно?

Судья с усмешкой смотрел на нее. Элен не поняла смысла этой насмешки.

– Это ужасно, – проговорила девочка.

– Ну всё зависти от точки зрения. А вообще люди как люди, что с них возьмешь.

Элен посмотрела на судью, но тот уже глядел вперед. Пройдя мимо двух деревянных башенок, они вышли на центральную площадь городка. Перед ними возвышалось мощное трапециевидное довольно высокое здание из красного кирпича.

– Они называют это Цитаделью, – тихо сказал судья.

– Небольшой город, – автоматически перевела девочка, она произнесла это почти шепотом.

Окна как таковые в здание отсутствовали, в верхней части имелись только узкие вертикальные прорези. Плоскую крышу окружало ограждение из мощных кирпичных зубцов, из-за которых наверно было удобно стрелять из луков.

Внизу имелся центральный вход с трехступенчатым крыльцом и солидным внушительным металлическим козырьком.

От взгляда судьи не укрылся ряд телег, кибиток и сваленных в кучу каких-то мешков и сундуков, стоявших на западной стороне площади.

Элен замерла на миг, увидев на земле пылающую ауру пролитой крови. Об этой своей особенности она узнала не так давно, около года назад. Тогда папа пьяный заявился домой, пытался сделать ей салат на завтра и сильно порезал ладонь. Утром, проснувшись и придя на кухню, она увидела пылающие сгустки алого тумана на полу и столе. Конечно, она не поняла что это такое и побежала за папой. Тот долго отнекивался, но девочка не сдавалась и, в конце концов, Валентин Акари во всем признался, кроме одного, почему он, человек в общем-то непьющий, был вчера так решительно пьян.

Аура на земле горела ярко-алым цветом, это говорило о том, что кровопролитие случилось совсем недавно. Причем, и Элен не сомневалась в этом, кровь была человеческая. У нее была своя аура неповторимого глубокого красно-алого оттенка с чуть голубоватым свечением.

Элен очнулась от печального зрелища и поспешила за судьей.

Они поднялись по ступенькам и вошли в громадную комнату. На длинном П – образном столе стояло несколько горевших свечей и круглых стеклянных ламп, внутри которых пылали какие-то шарики. Вокруг стола расположились лавки и табуреты.

Подрагивающий свет бросал нервные тени на высокие стены, на которых висели головы зверей, щиты, мечи и гобелены с изображениями охотничьих сцен и битв.

За столом сидел лысый, широкоплечий мужчина. Перед ним лежали топор и сабля в ножнах.

Элен с содроганием увидела на топоре ту же обличающую ауру, что и во дворе.

Мастон Лург и идущая чуть сзади девочка приблизились к центральной части стола. Белокурый сопровождающий остался где-то возле входа.

– Привет, Хишен, – сказал Лург и без приглашения по-свойски сел на табурет.

– Привет и тебе, судейский, – неторопливо ответил мивар.

Они смотрели друг другу в глаза и словно какой-то безмолвный диалог происходил между ними.

– Моя племянница, Элен, – представил свою маленькую спутницу Мастон Лург.

Цепкий тяжелый взгляд главаря разбойников впился в девочку. Элен Акари стояла, опустив глаза. Она была напугана. Единожды посмотрев на ауру Хишена, она пришла в ужас и почувствовала слабость в коленках. Без всяких иносказаний, этот человек был чудовищем. Огромные, отвратительные, грязные жгуты пронзали его эфирное тело. В нем пульсировали омерзительные фонтаны совершенно дикой хищной жестокости, замешанной на властолюбии и похоти, и при этом с четкими оттенками жуткого равнодущного хладнокровия. Элен конечно не могла дать четкое словесное определение человека по виду его ауры, хотя она уже точно знала, что означают многие фигуры, цвета и оттенки, но ощущение, возникающее в душе девочки при виде той или иной ауры, всегда было довольно определенным. И она на сто процентов доверяла этому ощущению. От взгляда на ауру Хишена ей стало противно. Словно она увидела нечто гадкое, омерзительное, непристойное, зловонное и в тоже время удивительно сильное и могучее.

Мивар долго разглядывал ребенка, который так и не посмел поднять на него глаза.

– Племянница говоришь? – Произнес он наконец.

– Ну да. – Лург сделал паузу и добавил. – Двоюродная.

– Что ж, привет Элен, – сказал Хишен и даже улыбнулся.

Однако ребенок никак не отреагировал на его приветствие. Элен не могла найти в себе сил встретиться глазами с этим человеком и тем более поздороваться с ним.

Неловкую паузу прервал судья:

– Послушай, Хишен, мне надо бы переговорить с тобой о том о сем. Нельзя ли чтобы кто-нибудь присмотрел пока за моей племянницей. Накормил бы ее, напоил, проследил чтобы все с ней было в порядке. И чтобы не выпускал ее из поля зрения. Очень я о ней беспокоюсь.

Хишен молчал, вроде как обдумывая просьбу судьи.

– Кто-нибудь боле менее адекватный, – добавил Мастон Лург и дальше про себя: «Если ты знаешь такое слово, ублюдок».

Судья не любил мивара. Лысый разбойник очень раздражал его своей безграничной самоуверенностью и наглостью.

Но Хишен ничего больше не спросил и сказал, обращаясь к Манкруду:

– Пусть позовут Сойвина с его новой подружкой.