Девочка и пёс

– Идем.

Девочка отдернула свою ладошку, посмотрела на бриода взглядом, которого тот не понял, засунула руки в карманы своей синей куртки и пошла в направлении, в котором они шли прежде, чем им помешали.

Сойвин последовал за ней, догнал ее и пошел рядом. Он, конечно же проконтролировал, что Тайвира идет за ними.

– Ты смелая девочка, – сказал Сойвин.

– Нет, я не смелая. Если бы я была по настоящему смелой, я бы сказала вашему главарю все что думаю о нем.

Молодой бриод покосился на нее и ничего не ответил. Оставшийся путь до его дома они прошли молча.

В жилище Сойвина было светло и тихо. Все ставни и двери распахнуты, так что слабый теплый ветер вольготно прохаживался по помещениям комнаты, прихожей и крыльца. Приятно пахло нагретым деревом и свежей выпечкой. Обстановка в доме была весьма простой и практичной. Длинный стол у окна, два табурета и лавка, с другой стороны кирпичная печь, за столом, у стены, противоположной входу, высокие широкие нары.

– Проходи, садись, – сказал бриод, указывая на табурет у дальнего конца стола.

Девочка заняла указное место. Мужчина сел напротив нее и расположил по удобней свой пояс и оба меча. Тайвира опустилась на корточки возле печки.

В центре стола стояло широкое блюдо с пышными свежими лепешками, испускающими такой дивный аромат, что у девочки почти закружилась голова.

Сойвин некоторое время разглядывал свою юную гостью.

– Угощайся, – сказал он, наклонился вперед и пододвинул блюдо в сторону ребенка. – Что ты будешь пить? У меня только дрянное вино и вода.

– Спасибо, я ничего не буду, – сухо ответила девочка, буквально задавив острое чувство голода внутри себя.

– Почему? – Удивился разбойник. – Разве ты не хочешь есть? Я думал вы с дороги.

Элен молчала. Она не была уверена, что правильно себя ведет, но после некоторого размышления все же решила не отступать.

– Я хочу есть, но не буду, – сказала она.

Брови Сойвина поднялись вверх. Уперев локти в стол и сцепив ладони, он спросил:

– И как это понимать?

Элен отвернулась от него и посмотрела в окно. Там был маленький дворик с чуркой, в которую был воткнут топор, пустынная улица и напротив такой же неказистый бревенчатый дом и такой же унылый двор. Она снова посмотрела мужчине в глаза.

– Я не хочу есть в доме разбойника, – сказала она. – В доме человека, который грабит и возможно убивает других людей.

У девочки снова возникли сомнения, правильно ли она поступает, оскорбляя хозяина дома, в который ее пригласили. Но нет, не пригласили, привели. И это не оскорбление, это правда. И папа, несомненно, не стал бы якшаться с таким как этот Сойвин.

– Ты не любишь разбойников? – Насмешливо спросил молодой человек, делая вид, что слова ребенка нисколько его не задели.

– Не люблю. Они как паразиты. Сами ни на что не способны и кормятся тем что смогут забрать у нормальных людей.

– Вот как. – На губах Сойвина все еще играла насмешка, но внутри он уже начал напрягаться. – А может они просто гораздо храбрей и бесстрашней тех кого ты называешь нормальными и потому и живут такой вольной и свободной жизнью, а не корпят в каких-нибудь мастерских и не горбатятся на полях?

– Нет, дело не в этом, – спокойно возразила девочка. – В разбойниках нет никакого бесстрашия и уж тем более они и понятия не имеют о настоящей свободе.

– Неужели? – Сойвин больше не улыбался и даже сам того не заметив, он уже воспринимал странного ребенка как равного. – Ты хочешь сказать что мы трусливые?

Элен пожала плечами.

– Ваша смелость это отчаяние людей, которым некуда отступать и наверно нечего терять. Вы знаете что если не пойдете грабить, то вымрите, ибо больше вы не на что не способны. Да и в чем ваша храбрость? Нападать многолюдной шайкой на путников и купцов, на мирных крестьян и горожан.

– Ты ошибаешься, купеческие караваны неплохо охраняются.

– Неужели?! – Элен почувствовала что ее охватывает негодование. – Ну и что. Вы устраиваете какие-нибудь засады и ловушки, расстреливаете караван из луков или что-нибудь еще. А вот если бы сюда прибыли регулярные армейские части, настоящие тренированные солдаты, вы бы поджали хвосты и скорее всего удрали бы в лес. И жили бы там в землянках и шалашах.

Глаза девочки пылали, щеки порозовели.

– Любой из тех, кто работает в мастерских или на полях достойнее, смелее и свободнее вас. Вы просто хищные животные. Поедаете, грабите, убиваете тех, кто слабее вас, затравленно убегаете от сильных и называть это свободой просто смешно. Вы служите своим кровожадным главарям, приносите им свою добычу. Вы думаете, что если вы до поры до времени берете что хотите, делаете что хотите, причиняя боль и страдания другим, вы свободны? Да вы самые жалкие из рабов. Как это можно, я не понимаю. Получается что вот вы сильные, здоровые, решительные люди на самом деле полные ничтожества, не способные прокормить себя не каким честным трудом, ни умственным, ни физическим. Как самые настоящие паразиты. Присасываетесь к нормальным людям и сосете их кровь и силы, пока они не раздавят вас.

Элен замолчала. Ей надо было отдышаться. В комнате царило полное молчание. Сойвин и Тайвира удивленно глядели на нее и казалось ждали продолжения. Но девочка чувствовала себя опустошенной, голодной и усталой, и вообще подумала, что она зря начала этот разговор. Она просто выплеснула свое раздражение и гнев, к которым конечно примешивалась досада от того что последнее время у нее ничего не получается как ей хочется.

Она снова отвернулась в окно и на это раз надолго.

Когда она опять посмотрела на хозяина дома, тот по-прежнему пристально глядел на нее. Элен почувствовала себя неуютно. Не то чтобы до этого она была совсем расслабленной, но теперь ей стало как-то совсем не по себе.

– А почему ваша супруга сидит там в уголке? – Спросила она, чтобы нарушить молчание, в котором как ей казалось потихоньку скапливается напряжение.

– Это не супруга. Это моя рабыня. Ей не положено сидеть со мной за одним столом. – Совершенно спокойно ответил Сойвин. Однако его спокойствие было внешним. Слова ребенка все-таки задели его.

Элен посмотрела на девушку, затем снова на Сойвина. В глазах девочки читалось недоумение.

В этот момент Тайвира поднялась с корточек, подошла к столу и села на лавку. Девушка пододвинула блюдо еще ближе к Элен.

– Поешь, пожалуйста, – чуть улыбнувшись попросила дочь купца. – Это никак не уронит твою честь. Эти лепешки из каравана, в котором я ехала. Их испек сегодня рано утром наш повар. Мой отец владел этим караваном, так что в некоторой степени я хозяйка этих лепешек. Я угощаю тебя. Ешь, пожалуйста.

Элен некоторое время сидела не шевелясь, но ее рот наполнялся слюной, а впавший живо и слышать больше не хотел об отказе.

– Как вас зовут? – Спросила девочка.

– Тайвира, – ответила девушка.

– Спасибо вам большое, Тайвира. Я действительно очень хочу есть.

Элен взяла лепешку обеими руками и с невыразимым удовольствием впилась в нее зубами.

Сойвин молча сидел и его кажется вполне устраивало что о нем забыли, отодвинули на второй план. Легкая улыбка осветила его лицо, когда он наблюдал как маленькая девочка утоляет первый голод. Он понимал что неожиданно может кто-нибудь зайти или увидеть через окно, что недавно обретенная им рабыня вольготно сидит с ним за одним столом. И конечно об этом тут же узнает Хишен. Но он продолжал сидеть, молчать и глядеть на синеглазую девочку с короткими черными волосами.

Он конечно мог бы спросить у ней почему ее дядя, насколько он понял по знакам на его камзоле он не рядовой служащий Палаты, а главный судья целого города, так запросто является в гости к Хишену как будто они давние приятели. Что может связывать жестокого кровожадного до безумия бандита и высокопоставленного чиновника могущественной организации, чьей основной задачей было искоренение преступности в королевстве? А еще он мог бы рассказать о несправедливости жизни и превратностях судьбы. Как в Сейвории он узнал, что командир его заставы продает варварам рабов и оружие. Сойвин, молодой, неопытный, мечтавший о кораблях с парусами из дальних южных морей, о походах и подвигах, конечно не мог закрыть на это глаза. В результате интриги, коварство, смерть одного из пограничников. Сойвина обвинили в убийстве, его собрались схватить и казнить. И он не то что рассказывать, но даже вспоминать не хотел, как он сражался со своими товарищами, как он бежал через леса, горы и долины. Он почти не спал, не ел, не мылся, он не расставался с мечами, второй меч принадлежал тому в чьем убийстве его обвинили, так получилось, что он оказался у него. Сойвин боялся каждого шороха и тени. Его преследовали, его загоняли, ему расставляли ловушки. Пограничники прекрасные воины и опытные следопыты. Их пыл отомстить оборотню, который предал их и убил их товарища, не угасал. Они травили его как зверя. Но в каждой стычке Сойвину удавалось выжить и, в конце концов, он сумел скрыться от них. Да, он мог бы рассказать об этом. Но зачем? Этот наивный ребенок пока еще живет в мире где зло и добро разделяет четкая, очевидная граница, и для девочки есть только те кто по ту или по эту сторону этой границы, злодеи и нормальные люди. И это наверно правильно, жаль только что вот когда-нибудь ее наивность будет непременно разрушена реальностью этого мира. Но может быть он не прав? Когда пограничники потеряли его след, за Сойвина взялись охотники за головами из Судебной Палаты. Это было невыносимо. Его портреты, расклеенные по всему королевству, огромная награда за его поимку. Он боялся каждого человека, он нигде не мог найти убежище. И в конце концов оказался в Гроанбурге, где он впервые за долгое время почувствовал себя в относительной безопасности. Но может следовало идти дальше, бежать в Сайтону? Однако за стенами Гроанбурга за его головой по-прежнему охотились. Хотя, конечно, сейчас уже не с тем пылом, а просто по инерции, потому что его дело так и не закрыли и где-то еще пылятся его портреты, чудовищная, прекрасно отлаженная машина Палаты исправно работала. И любой патруль, любой гвардеец, любой житель страны может узнать его и захотеть разжиться легкими деньгами.

Не важно. Сойвин вернулся к действительности. Его юная гостья доедала уже третью лепешку. Пожалуй ей нужно попить.

Молодой человек, бряцая своими многочисленными клинками, поднялся на ноги. Элен и Тайвира тут же замерли и с опаской воззрились на него.

– Пойду, принесу воды, – сказал Сойвин и вышел из комнаты.