Девочка и пёс

Даже такое удивительное, фантастическое, почти магическое действие как гиперпространственный прыжок не вызывает никаких осложнений у ребенка и ее домашнего робота, который весьма далек от сложнейших навигационных расчетов, включающих трансгрессивные уравнения учитывающих субквантовую природу надпространственных измерений. Бортовому компьютеру корабля просто требуются координаты или название пункта назначения и дальше он все сделает сам. Каунама, вторая планета в системе небольшой красно-желтой звезды Яна, астрономический номер которой эта 18 в созвездии Пальмы.

Через несколько минут истребитель NJ599 пропал с радаров станции «Блик». Диспетчер Мартин Ковалевский сделал дублирующую запись в журнале регистрации об успешном отбытии корабля и с тоской подумал о следующих шести часах дежурства. Но впрочем об этом Элен конечно не знала.

Однако все оказалось далеко не так просто при посадке на планету. Автоматике корабля требовался контроль и корректировка опытного пилота. Выяснилось что совсем недостаточно указать точные координаты на поверхности планеты и нажать кнопку «Посадка». Хотя конечно и кнопки такой не было. Необходимо было учитывать массу дополнительных параметров, некоторые из которых к тому же постоянно менялись и принимать какие-то решения. Движение планеты, различную плотность слоев атмосферы, погодные условия, силу тяжести, аэродинамику корабля, его скорость вхождения, углы наклона, степень нагрузки, рельеф ландшафта. Естественно ни Кит, ни тем более Элен не были к этому готовы. Бортовому компьютеру корабля пришлось принимать большинство решений самому. Автопилот корабля не был предназначен для посадок на поверхности планет. Истребитель был задуман и оптимально сконструирован для боя в межпланетном пространстве. Его можно было конечно посадить на планету, но главная роль тут отводилась опытному пилоту.

Они вошли в атмосферу на слишком высокой скорости. Следовало умело переключиться с реактивных двигателей на гравитроны чтобы плавно опуститься на поверхность. Кит не знал процедуры посадки. Он взаимодействовал с бортовым компьютером на скорости невозможной для человека, но этого было недостаточно. Крылья, подкрылки и лонжероны были выдвинуты и установлены неправильно. Началась перегрузка. Два стабилизатора сгорели, корабль начало вращать. Элен сидела в кресле, застегнув все страховочные ремни и крепко закрыв глаза. Они падали. Кит как мог корректировал курс, чтобы направить корабль к предполагаемому месту нахождению отца девочки. Переключились на гравитроны. Это также было сделано неправильно. Скорость все еще была слишком велика. Разнонаправленные силы чуть не разорвали корабль. Один из четырех гравитронов взорвался, но все же истребитель удалось посадить на поверхность, разломав и сокрушив лесные заросли на площади примерно равной половине футбольного поля. Корабль замер и в кабине повисла тишина.

Кит чувствовал себя виноватым, Элен было невыносимо стыдно. Все обернулось весьма скверным образом. Вместо того что бы подобрать отца и быстро вернуться назад, они теперь сами застряли на этой планете. Гиперлайн – устройство гиперпространсвенной связи полностью работоспособно. Достаточно подать сигнал бедствия и спасатели, «усталые ангелы», через два часа будут здесь. Но это значит что космическая полиция тут же получит сообщение об этом, а папа просил этого не делать. К тому же полицейские несомненно сразу же разлучат Элен и Кита, узнав какую роль он играл в угоне истребителя. И для Элен есть только один выход из сложившейся ситуации – идти к папе пешком или на транспорте, который есть на Каунаме. Отремонтировать корабль они не могли. В нынешнем же состоянии истребитель вряд ли можно было заставить взлететь вертикально вверх, хотя функция межзвездного перемещения по-прежнему была исправна. Значит иного выхода нет. И Элен объявляет, что им не остается ничего другого как идти к отцу своим ходом. Кит категорически против. Им придется передвигаться по неизвестной и возможно очень опасной планете. Об этом не может быть и речи. Вне всяких сомнений они должны немедленно связаться с космическими спасателями – "усталыми ангелами" и дожидаться их здесь возле покалеченного истребителя. Девочка не соглашается на это. Она убеждает Кита, что под его защитой ей ничего не угрожает в этом мире, где даже пока еще не открыли порох. Кит по-прежнему против. Конфликт набирает обороты. Девочка плачет, умоляет и даже кричит, но робот неумолим, он объявляет что Элен никуда не пойдет, даже если ему придется применить для этого силу. И тогда она…

Элен остановила поток воспоминаний. Слишком уж и так тяжело у неё на душе. Сейчас ей чудилось что она кругом виновата.

Элен Акари ничего не понимала в технике. К своему стыду она должна была признаться что вообще мало в чем разбиралась досконально. А ведь ей уже почти восемь лет. Другие к восьми годам уже полностью определялись со своим будущим профессиональным выбором. А она до сих пор ничем серьезно не занималась. Она считала себя особой. Не такой как все. И дело даже не в том что её глаза видели ауры. Она считала себя очень умной и проницательной. Элен стало стыдно. Сейчас, лежа на кровати в гостинце «Одинокий пастух», она отчетливо осознала что ничего особенного из себя не представляет. Вместо того чтобы действительно как-то помочь отцу, она сама попала в беду, втравила Кита в крупные неприятности. Учитывая все то что она заставила его сделать, можно не сомневаться что, когда они вернутся, его непременно заберут у неё и даже могут перепрошить его память. Девочке стало безумно тоскливо и страшно за Кита, раскаянье обжигало ей сердце. Нет, она не позволит, она упросит дедушку. Дедушка. Она послала ему сообщение из дома мистера Таругу. Когда Родерик Атинховский получит его, все будет хорошо. Дедушка очень умный. Он конечно придумает как всё исправить и обязательно спасет папу и ее. Кроме того она послала такое же сообщение Александре Уэйлер. Она офицер Внешней разведки. Кто-нибудь из них обязательно придет к ним на помощь рано или поздно. Рано или поздно. Папа сказал, что он во враждебном окружении и Элен очень переживала за него, но она убеждала себя что отец сумеет о себе позаботится. Его полжизни учили этому. С Китом тоже все в порядке. Как она и сказала судье, ничто на этой планете не сможет причинить ему вреда, только на какое-то время задержать, не больше. Его алмазная сталь и бронированный корпус практически несокрушимы. С ним все будет в порядке. Но ей тоже нужно позаботиться о себе, а в данный момент это означает вести себя чуть умнее и не нарываться на неприятности. Сейчас она ничего не может противопоставить своим врагам. Ей нужно научиться терпению. Отвратительный Галкут прав, она ведет себя не совсем адекватно тому положению, в котором очутилась.

Элен легла на правый бок и свернулась калачиком. Засунув ладошки между колен, она с удивлением подумала что кажется засыпает. Вроде бы она достаточно отоспалась в карете, но теперь, сытая и расслабленная, на мягкой просторной постели, без качки и тряски, ее глаза снова закрывались и сознание погружалось в приятное забытье.

50.

Мастон Лург резко открыл глаза. Быстро повернув голову, он с тревогой посмотрел на соседнюю кровать. Девочка была там. Маленькая, безмятежная, светлая. Свернувшись калачиком, она лежала к нему лицом, положив правую ладошку под голову, и мирно спала. Судья долго смотрел на нее. Это было так странно, так непривычно, но где-то в глубине его души определенно проскочила крохотная искра чего-то очень похожего на нежность. Ему нестерпимо захотелось встать, подойти к девочке, укрыть ее одеялом, проявить какую-то заботу о ней. Но усилием воли он заставил себя остаться на месте.

Он снова положил голову на подушку, уставившись в потолок. Кривая полуулыбка блуждала на его губах. Неужели он хоть на миг готов был всерьез поверить этому убогому порыву? Какая там к дьяволу нежность, просто пошлое дешевое умиление спящим малышом, да еще может быть блуждающие отзвуки так и нереализованного животного инстинкта отцовства. И ничего больше. В его мире уже очень давно не существовало никакой нежности. Он видел слишком много человеческой мерзости и подлости, и все глупые восторженные иллюзии, рисующие прекрасных людей, проникнутых светлыми идеалами и возвышенными чувствами, давно оставили его. Он считал что практически за любым человеческим действием лежит та или иная своекорыстная подоплека. Сотни раз он убеждался в этом. А может быть даже тысячи. Он определенно не хотел вести этому счет. Достаточно и того что сомнений не осталось, он постиг истинную сущность человеческой природы, надо сказать довольно-таки нехитрой и примитивной природы, вульгарной, низменной и пошлой. И теперь он был твердо убежден что жить стоит только для себя, для своего комфорта и благополучия и во всех поступках руководствоваться исключительно своими интересами и пожеланиями. И это убеждение, надежно и верно оберегавшее его, он успешно воплощал в жизнь уже не гнушаясь никакими средствами. Почти никакими.

Иногда ему казалось что он лишен чего-то важного. Равнодушие фактически стало его натурой, ни особых эмоций, ни великих переживаний. Разве что злость и раздражение из-за всяких дур и дураков, как, например, эта глупая кирмианская девка. Но не более того. Когда-то он испытывал любовь, привязанность и может быть даже эту самую нежность. Сейчас он уже просто не был уверен до конца происходило ли это на самом деле. Теперь он привык быть один, привык быть жестоким, привык быть безразличным. Но порой он задумывался, а что если он совершил ошибку, сознательно иссушив свою душу, сделав ее пустой и холодной. Что если возможность кого-то любить, кому-то помогать была великим даром для человека? Но кого любить, кому помогать? Мерзавцам, мошенникам, шлюхам, лжецам и негодяям, ведомых только своей корыстью? Больше вокруг никого не было. Никого.

А этот ребенок?

Это не в счет. Она просто дитя. Она просто еще не успела стать мерзавкой, шлюхой, лгуньей и негодяйкой. Со временем всё придет.

Судья цинично усмехнулся. Впрочем, никак по-другому он уже и не умел усмехаться.

Но всё же со смутной неприятной тревогой он до сих пор еще чувствовал рванный, саднящий, зудящий след, оставленный в его равнодушном сердце той маленькой искрой нежности.

Что же он делает? До чего докатился? Торгует беззащитным слабым ребёнком как какой-нибудь мерзкий шинжунский работорговец, продающий мальчиков и девочек в притоны, гаремы, для всяких непотребств, издевательств или даже кровавых ритуалов, где требуется невинная кровь.

«Но пусть это лучше буду я и пусть лучше покупателем будет верховный претор. Пусть лучше так. Чем какой-нибудь грязный торгаш продаст ее какому-нибудь похотливому ублюдку-извращенцу. По сути дела, я спасаю ее».

Судья закрыл глаза. Он больше не знал что такое муки совести. «Уж это совершенно точно», подумал он.

Лет восемь назад он пожертвовал большую сумму приюту Святой Елены. Там ухаживали за больными и увечными, и Лург считал что помочь монашкам в их бескорыстном труде будет хорошим делом. Теперь ему было смешно и стыдно об этом вспоминать. Позже он узнал что большая часть пожертвований оседала в карманах пяти старших настоятельниц, пока другие тридцать молодых дурочек отчаянно боролись за жизнь и здоровье несчастных людей. Впрочем, некоторые из больных, как он потом выяснил, были всего лишь дармоедами-симулянтами, для которых это был хитроумный с их точки зрения способ совершенно бесплатно получить еду, кров и уход.

Верить нельзя было никому.

Однажды знакомая женщина, которая все никак не могла найти себе мужа, достойного ее большой любви, сказала ему, что лучше верить кому-то и во что-то и быть в очередной раз обманутой, чем жить сухим уродливым деревом, не веря ни во что и никому. Мастон Лург ничего ей не ответил. Он слышал это множество раз. Давайте верить в людей, открываться людям, дарить им свою любовь и дружбу и жестоко ошибаться, и испытывать боль, и молча страдать, когда наша вера будет снова обманута и растоптана, а затем обязательно начинать все сначала. Кроме отвращения, тошноты и брезгливости этот затасканный призыв, ужасно фальшивый и пошлый, не вызывал у него ничего. В каждом конкретном случае всегда был свой совершенно определенный мотив, обычно эгоистичный и меркантильный, но уж точно никак не связанный с верой в человечество. Что касается этой женщины, то просто никто не хотел ее брать замуж, а годы шли, и она переживала, и говорила себе и окружающим что она очень доверчива и открыта и мужчины этим пользуются. А по мнению Мастона Лурга мужчины просто начинали избегать ее, после недолгого знакомства с ней. Ибо она была абсолютно бесшабашная разгильдяйка, очень красивая, но совершенно не женственная, этакая бой-баба. Она не вызывала желания заботиться о ней, ибо была очень самостоятельная и своенравная. Честно говоря, Мастон просто не мог представить себе ее возможного мужа. Так что дело было в ней самой, а не в изменщиках мужчинах. Она лгала себе. Люди лгут окружающим, люди лгут самим себе.

И он считал что лучше не верить никому и ни во что, пусть даже ты и пропустишь одного единственного человека, которому действительно можно было бы довериться, открыться, вложить в его руки своё беззащитное сердце, чем быть обманутым армиями разных проходимцев и подлецов.

Он подумал о своей бывшей жене, хотя давно уже запретил себе это делать. Эта женщина, которая с неимоверным ханжеством считала себя честной и чуть ли даже не праведной, умудрялась изменять ему в течении последних полутора лет их совместной жизни, при этом искренне нашептывая ему о любви и как оказалось нашептывая тоже самое еще одному влиятельному мужчине. Это было настолько гнусно и гадко, что тогда он мог с трудом в это поверить, пока в конце концов она во всем не призналась сама, впрочем тут же придумывая себе лживые оправдания и причины. В тот день в душе судьи настала тишина, эмоции казалось абсолютно исчезли и остались только почти приятные равнодушие и холод. Люди стали ему не интересны. Теперь он считал что видит их насквозь, все их жалкие устремления и желания. С этого момента он жил только для себя, только для своих интересов, изо всех сил стараясь делать только то что хочется ему. И ему действительно стало хорошо, по крайней мере легче.

А сейчас ему выпал великолепный шанс, шанс подняться на недосягаемую для него прежде высоту. Потенциал девочки огромен. И верховный претор, как весьма умный человек, конечно же сразу это поймет. Одним росчерком пера герцог Этенгорский может сделать его главным судьей целой провинции или даже веларом – членом Верховного совета Судебной Палаты. И еще Мастон Лург намеревался наконец получить аристократический титул, графство или баронство, и солидную сумму денег. Он будет делать всё что в его интересах, не взирая ни на что. А странное чувство на миг промелькнувшее в его душе, при взгляде на спящую девочку, это просто отголосок прошлого, бесполезный сувенир былого, тень того человека которым он кажется был давным-давно, легкий призрак наивных переживаний, которые он к своему стыду когда-то способен быд испытывать. Сейчас это уже не имеет никакого значения. Никакого.

51.

Элен Акари и Мастон Лург сидели за тем же самым столом в главной зале постоялого двора «Одинокий пастух» и пили чай. Судья решил что будет разумно перед отъездом немного перекусить. К чаю им подали фруктовый пирог, маковые печенья и клубничное варенье. Галкут сидел за соседним столиком и поглощал тушенные овощи с мясом, предпочитая лишний раз хорошенько подкрепиться. Кроме них, сейчас, около пяти часов по полудни, в зале присутствовали: сам хозяин заведения, зловещий дед с черным кольцом на мизинце, молодой человек, столь опрометчиво предлагавший маленьким детям пушунские леденцы, господин барон, приветствовавший судью, когда тот вошел внутрь, и возле камина по-прежнему висел в воздухе блаженствующий шоти.

Громми Хаг стоял за барной стойкой возле полок с бутылками и с любовью протирал белоснежным полотенцем и так уже сверкающий высокий фужер. Старик в выцветшей мятой белой рубашке, в коричневом жилете и черных брюках сидел возле лакированной стойки и на этот раз вместо кружки держал маленький стеклянный стакан и задумчиво глядел на его содержимое. Молодой человек в одиночестве расположился за столом. Задрав ноги на стул напротив себя, он сосредоточенно раскладывал карточный пасьянс. Звали его Ринн, ему было двадцать четыре года и он был торговцем сухофруктами. Оставив свой довольно успешный бизнес в Акануране на свою родную сестру, сейчас он направлялся в Вэлуонн, страну колдунов и ведьм, где хотел встретиться с легендарной провидицей и волшебницей Тагивой, чтобы узнать свою судьбу. Последнее время ему все чаще стало казаться, что он занимается не тем для чего рожден, все больше и больше он начинал верить что пришел на свет для великих деяний и теперь он хотел узнать каких именно.

Барон Феир Арвинг, вольготно развалился в кресле качалке возле камина, вытянув ноги к огню. Эта картина показалась Элен очень яркой и символичной. Она бы с удовольствием запечатлела ее и поставила бы себе заставкой на домашний компьютер. Огромный камин с ярким пламенем и с левой стороны безмятежно дремлющий в кресле человек, а рядом с правой стороны невообразимо странное существо в виде бесформенного черного облака, тоже вполне безмятежное и полное покоя и удовлетворения. Образ идиллического сосуществования двух абсолютно разных форм разумной жизни. Это было трогательно и завораживающе.

Феир Арвинг казалось дремал, но на самом деле он просто сидел, закрыв глаза и думал о Самиле, молодой очаровательной женщине, в которую он был влюблен. В прошлом. Он взял ее в жены, а через полгода она сбежала, прихватив все его фамильные драгоценности. Сбежала как ему удалось узнать со своим давним любовником, с которым они и придумали этот план с женитьбой. Однако около полумесяца назад барон получил письмо, в котором Самила слезно умоляла его выкупить ее из рук шинжунского работорговца. В конце письма шла приписка самого шинжунца с печатью и подписью, в которой он обозначал цену. Цена была немалая. Феир Арвинг продал около сотни голов скота и часть своих земель и собрав нужную сумму купил на нее великолепные темный сапфир. Драгоценный камень в маленьком кожаном мешочке он зашил за подкладку своего камзола. Теперь он направлялся в Шинжун. Но он до сих пор не решил как ему поступить. Кроме того он подозревал новую ловушку. Но все чаще и чаще ему представлялась такая сцена. Работорговец, Самила и он стоят на крутом берегу реки солнечным утром. Барон передает камень шинжунцу и тот удостоверяется что самоцвет настоящий и стоит тех денег что он запросил. После этого барон берет камень из жадных рук работорговца, долго смотрит в прекрасные зеленые глаза возлюбленной, бывшей возлюбленной, и затем поворачивается и швыряет камень в воду. После этого уходит прочь, ни разу не оглянувшись. Это было эффектно, это было упоительно, это была сладкая месть, которая конечно же стоила тех денег что он заплатил за сапфир. И сейчас сидя у камина в компании с шоти он в очередной раз прокручивал в голове эту сцену.

Элен Акари чувствовала, что судья смотрит на нее, но удостаивать его ответным взглядом не собиралась. Она жевала очень вкусный фруктовый пирог и упрямо глядела в сторону камина.

– Ты сегодня необычайно молчалива, дитя мое, – проговорил Мастон Лург дружелюбным тоном.

Девочка проглотила сладкий кусок и наконец подняла глаза на своего похитителя.

– Перестаньте, – сказала она и при этом постаралась вложить в свой голос всю меру презрения на которую была способна. – Ваше исполнение роли доброго дядюшки просто омерзительно.

Однако Лурга ничуть не задел ее резкий ответ. Он пребывал в отличнейшем расположении духа. Хорошо выспавшийся, сытый и полный радужных надежд на будущее, сейчас он был чрезвычайно благодушен и терпим, тем более к этой юной особе, которая собственно и была его ключом к радужному будущему.

– Ну наконец-то я слышу прежнюю Элен, – с улыбкой проговорил он. – А то я уж подумал не приболела ли ты.

В этот момент дверь, ведущая к гостиничным номерам на первом и втором этаже, расположенная слева от барной стойки, резко распахнулась и в залу буквально влетели парень и девушка, которых Элен уже видела утром. Молодые люди очевидно очень спешили. У обоих были дорожные сумки. Никому не сказав ни слова, они устремились к выходу во двор. В последний момент парень обернулся и махнул рукой Громми Хагу. Тот спокойно кивнул в ответ. Видимо их спешный уход ничуть не взволновал его, из чего можно было сделать вывод что молодые люди расплатились заранее.

Уход двух постояльцев не произвел никакого впечатления на остальных и Мастон Лург вернул свое внимание к своей юной собеседнице.

– Так что, ты хорошо себя чувствуешь?

Девочка пила чай из маленькой изящной кружки и отвечать явно не собиралась.

Это было очень невежливо и это было хорошо. Она видела что у судьи приподнятое настроение и желала досадить ему любым возможным способом. Хотя все больше и больше она с неохотой осознавала, что сейчас держаться поближе к Мастону Лургу единственный разумный способ поведения или даже способ выживания, это ничуть не ослабляло ее обиды и неприязни к нему, а теперь еще и к его садисту-слуге. Элен подумала о том не пожаловаться ли судье на то что Галкут причинял ей боль и угрожал ей. Но девочке тут же пришло в голову, что может быть Лург сам приказал ему сделать это.

– Думаю, хорошо, – ответил судья на свой собственный вопрос. Не обескураженный ее явным нежелание поддерживать беседу, он продолжил: – Я рассказал тебе о Шоти, может хочешь сейчас послушать про какую-нибудь другую расу? Скажем, Лоя. Я знаю ты знакома с одним из них, но много ли ты знаешь о них? Ты слышала о Черных Лоя? Они страшные существа. Они ненавидят Королеву Лазурных гор и без всякого зазрения травят людей и …

Неужели он и правда надеется подружится, почти с презрением подумала Элен и, перебивая судью, сказала:

– Вы просто убоги в своей жалкой попытке наладить со мной контакт. Можно только порадоваться за детей, которых у вас никогда не было и не будет.

Улыбка Мастона Лурга наконец-то застыла. Чуть помедлив, он ответил достаточно спокойно:

– Ты умеешь быть жестокой.

– У вас учусь, – тут же откликнулась Элен. – Да и жестокость по отношению к вам это хороший поступок.

– Почему это?

Девочка пожала плечами и бесхитростно ответила:

– Потому что вы негодяй.