Колька, Сенька, Ермошка и Шестое Царство
Евгений Ярыгин
Читатель любит приключенческие книги и фантастику. Есть подозрения, что ничего кроме них он особенно и не читает. В новой книге Е. Ярыгина «Колька, Сенька, Ермошка и Шестое Царство» есть и приключения, и фантазийность. Есть бабы-яги, тролли, злой волшебник, Змей Горыныч. Есть жаркие схватки, но не только. Добряки не ищут драк, для них гораздо веселей и увлекательней сеять и убирать овес, ходить на охоту, встречаться вечерами в избе-читальне с друзьями, чтоб обсудить новости, попеть, поделиться планами. Постоять, однако, за себя и отстоять свои взгляды на мир добряки умеют. Ермошка с братом, сестрой и верными друзьями могут доказать это на деле, если надо.
Евгений Ярыгин
Колька, Сенька, Ермошка и Шестое Царство
Глава 1
Нашествие
«Не понятно, почему все так радуются весне», – размышлял про себя Колька-Ой-Боюсь-Нисколько, жуя при этом пирожок с черничным вареньем и глядя сквозь мокрое стекло на скучные ветви дуба за окном. Думать вообще-то было лень, потому что было вкусно. Сестричка, Сенька-Покушаю-Маленько, позвякивала за спиной сковородками, и такие звуки, а еще запахи, окончательно отвлекали от раздумий. К тому ж из печи вот-вот вынырнет сковорода с румяными ватрушками. Это совсем путало мысли и окончательно уводило в сторону от весеннего ненастья. Колька оторвал взгляд от окна и посмотрел на старшего брата. Ермошка-Попрыгаю-Немножко отвечал у добряков – жителей ребячьей Дубравы – за рыбалку и сейчас перебирал и внимательно просматривал, ячея за ячеёй, сети. В руках у него была костяная пластинка – игличка – с прорезью и намотанной на неё капроновой бечевой. Обнаружив прогнившие, порванные нити или выгрызенную мышами прореху, рыбак острым ножом срезал обрывки капрона возле узелков сетки и ладил новые ячейки. Сенька бы это сделала и получше, и побыстрей, но кто ж в здравом уме отвлечет маленькую стряпуху от дела, в котором ей не было равных в их поселении. Может быть даже во всём мире – в этом Колька и Ермак уверены. Колька сидел уверенный с вкусным пирожком в животике, а старший брат, тоже уверенный, старался не отвлекаться от работы, хоть рот и был полон слюны.
Наконец звонкое приглашение к столу получено. Братья, младший стремглав, а старший солидно, но поразительно сноровисто, переместились на лавки вдоль сколоченного из строганных дубовых досок стола. Любимого, отшлифованного до блеска ребячьими локтями, предмета немногочисленной мебели в их теплом домике.
Коля сделал перерыв между третьей и четвёртой ватрушками, отхлебнул изрядно из огромной глиняной кружки ароматного взвара из шиповника и озвучил то, что крутилось у него в голове:
– Почему так все радуются весне? Мокро, холодно, без сапог – никуда.
– А сам? – Сенька хоть и орудовала сосредоточенно ухватом у печи, но вопрос расслышала.
– Тоже, конечно, – невозмутимо ответил младший и глянул на Ермака.
«Река вскрылась, скоро корюшка на нерест попрёт, краб, опять же, полный мясом, а не пустой панцырь», – старший брат думал о своём. Поймав вопрос в Колькином взгляде, он задрал голову к потолку, затем взглянул снова на брата, перевел взгляд на сестру и протянул: «Ну-у», – и замолчал.
Сенька отставила в сторону ухват, Колька отложил ватрушку. На брата смотрели с серьёзным ожиданием: Ермоша не любитель рассуждать, но раз уж сказал «ну», вопрос без ответа не оставит.
– Радостно потому что. Запахи опять же. Солнышко потеплей. Фуфайку можно скинуть, валенки. На той неделе за березовым соком наладимся. Зелень вот-вот попрет, надоела белизна пустая.
– Валенки сняли, а сапоги обули. Да и снег давно уж не белый, а серый, – ввернул въедливо Колька и кинул пытливый взгляд на сестру.
Она, прислонившись к теплой печке, смотрела задумчиво в окно, ладошки за спиной. Сенька, вообще не шибко разговорчивая, по утрам только молча улыбается братьям, да белкой мечется по хозяйству, успевая переделать кучу дел. Тут ей лучше не мешать даже разговорами.
– Мечты у ребят в голове порхают, а не в животике сидят.
Услышав слова сестры, Коля немного опешил, то есть растерялся, и чуть-чуть обиделся даже. Опешил потому, что ещё было утро, а смутился потому, что он сам все прекрасно понимал про весну, но хотел разговорить обычно немногословных близких. И вот, получилось. Младший быстро взглянул на Сеньку и уловил искорку смеха у нее в глазах. Черных, как уголь антрацит, обычно таинственных и невозмутимых – в общем обычных глазах волшебницы. «Неужели шутит? – мелькнула у Кольки в голове шальная мысль, – вот что весна делает!»
Не успел Биномыч, так ещё часто кличут Колю друзья, додумать мысль и поинтересоваться у самой сестры, что она имела ввиду, как за окном пыхнуло красным и раздался гул со свистом. Младшие кинулись к двери, а старший – к висевшему на стене ружью, успев скомандовать брату с сестрой «назад!».
Всполошились ребята не зря: звуки снаружи и вспышка света за окном оповестили об одном – над селением пронеслась на реактивном помеле баба-яга.
Заряжая на бегу ружьё, Ермак выскочил на веранду. Подняв голову, всмотрелся в дымящийся след, прислушался. Гул стремительно удалялся, стал еле слышен, затем и вовсе пропал. В промозглом утреннем воздухе остался висеть сильный, неприятный запах. Знакомый, такой может быть вонь сгоревшей уборной на улице. Хоть та и стоит целёхонька вон там, сразу за поленицей дров.
Вслед за старшим выглянули за дверь и младшие. Колька смотрел серьезно и озабоченно, в угольных глазах сестренки прыгали бесенята: запахло приключениями. Кто не знает, Сенька напрочь лишена страха, а взрывная энергия, заключенная в хрупкой, как может показаться, оболочке требует выхода. Конечно, готовка пирожков, котлеток, рыбалка, починка сетей, посев-уборка урожая, сбор грибов-ягод, засолка и прочее другое требует больших затрат сил. Хорошо, а остальную энергию куда? Ладно, когда Коля с Ядвигой-Большой-Книгой устраивают состязания – всем радость и веселье, а Сеньке и разрядка к тому ж. Какая ни на есть. Настоящее дело, однако, для Есении наступает только тогда, когда подступают злодеи, зреет или уже подступила опасность. Вот когда переполняющая её добрая сила находит настоящий выход – выплёскивается на защиту друзей. Да что об этом: всем Сенькины чудинки знакомы.
А у Кольки свои дела: пока старший брат стоит на страже, надо всех добряков-соседей оповестить, собрать в избе-читальне, обмозговать все угрозы, придумать как обороняться.
Накинув фуфайку, прыгнув босыми ногами в резиновые сапоги, Биномыч, шапка в кулаке, соскользнул по перилам с веранды вниз, к подножию дуба и устремился к Ядвигиной избушке. Сенька вслед за ним к Кайдану-Держи Кардану, Матюше-Солёны Уши. Ермак, поглядывая на небо, с ружьем наперевес, – к Юре-Ура-Ура и Марку-Клюшкой-Бряк. Такая вот цепочка подъёма-сбора по тревоге в Дубраве: от соседа к соседу, пока все не двинутся к избе-читальне на сход.
Колька вскарабкался на сцену не заморачивая себя ступеньками. Краем глаза, пока карабкался, он успел выхватить Юру-бондаря и старшего брата, которые взлетели в один прыжок на те же подмостки. Коля сделал вид, что не заметил ловкости ребят, и невозмутимо проследовал к столу, за которым уже восседала Ядвига-Большая Книга. Она приветливо похлопала ладонью по скамейке рядом собой, приглашая устраиваться.
Добряки не выбирали себе начальников, но как-то само собой случилось – все привыкли, – что за Столом Раздумий (Ядвига его так обозвала) оказались: Ядвига-Большая Книга, главная в библиотеке и разделке рыбы на лососевой путине, Юра-Ура-Ура, бондарь, вожак у охотников к тому ж, Марк-Клюшкой Бряк, признанный оборонщик, разведчик и главный судья на всех состязаниях. Без Ермошки-Попрыгаю-Немножко не обходится ни одна большая рыбалка, да и охотник он знатный. Вот они и сидят за столом все вместе, перешептываются, как передряги уладить предлагают и всякое такое. Все большие, крепкие. Почему рядом с добряцкими вожаками всегда оказывался Колька-Ой-Боюсь-Нисколько, который и помладше, и помельче, надо разбираться отдельно. Конечно Колька, он же Биномыч, он же Водилкин, – признанный водитель единственного в Дубраве грузовичка, но траком рулить умеют многие, Сенька даже. Стихи, частушки сочиняет? Девчонки или Мишка-Кедрова Шишка пишут целые поэмы – вечерами добряки заслушиваются. Колькины ж стишки, хоть и смешные, но короткие и довольно едкие. Смеются не все. Конечно, вызывает уважение у друзей-односельчан Колькино умение складывать и перемножать в уме любые числа, но что тут такого – каждый добряк с изюминкой, вон Марк вообще летать умеет на своей клюшке. А между тем, если Биномыч на сходе отсутствует по какой-то причине, все начинают оглядываться, ища его взглядом, и когда появляется, молча ждут, когда проследует к Столу Раздумий.
Пролетела яга и пролетела – мало ли кто летает над Дубравой: и гуси, и кулики, и утки, и драконы. Клин журавлей недавно протянул. Вороны и филин Фарадей к вечеру подтягиваются, усаживаются на ветви дубов вокруг Избы-Читальни. Фарадей отдельно, вороны отдельно закрепляются. Пучат глаза на золотистый мягкий свет, плывущий смело из окошек в темень, слушают приглушенные звуки музыки и песен. Думают о своем, птичьем.
Вернемся, однако, к бабам-ягам. С синими, зелеными, багровыми физиолицами, с костяными, пластмассовыми или из нержавеющей стали ногами в модных сапогах, на реактивном помеле (никаких ступ), они, в отличие от тех же драконов, всегда предвещают беду. Об этом с тревогой Коля и думал, глядя, как здороваются, рассаживаются, обмениваясь тревожными взглядами, добрые друзья и соседи. Где-то рассмеялись, коротко хихикнули девчонки. И все – ни шуток больше, ни смеха. И это у добряков, у которых смех при встречах не переводится, а уныния и в помине нет. И не бывает вовсе! Правда.
Коля ловил взглядом серьезные, озабоченные лица добряков и усиленно мозговал. Прикинул, что пара ветродуев стоят, укрытые от снега-дождя под навесом, за дровами у задней стенки клуба. Запас сушеных пахучих трав и цветов – на чердаке. Для яг нет ничего страшней свежего ветра с запахом трав. Как всем известно, вонючий – сера с болотным газом – кокон, что окутывает нечисть, спасает их от ароматного лесного воздуха. Струя чистого, пахучего ветра страшней любого яда для страшилищ из преисподней! Именно в этом грозная сила придуманных Биномычем ветродуев! Что прежние битвы и подтвердили.
Каждому известно, что можно ожидать от обычной Бабы-Яги. Любой Иван-Дурачок знает: подманит, отведет глаза разговорами, а потом – цап! На лопату и – в печь. Добряки лишь недоверчиво кивают головой, читая про сказочных яг. Может когда в древности и были вот такие простоватые, хоть и коварные, ведьмы, да только ребятам встречались совсем других. Эти в разговоры с добряками вступать не любят, нападают сзади, сверху, из укрытий. Норовят урон нанести, дубы погубить, зверьё извести в округе, Дубраву сжечь. А то чужими руками да словами рассорить добряков, чтоб подозрительными и завистливыми друг к дружке обернулись. Жадинами-Говядинами стали чтоб. Вот в чем состоит дело их поганое.
Обо всём вспомнили, всё обсказали добряки. Ядвига раскраснелась лицом, возмутилась сильно оттого, что жизни не стало от поганых.
– И когда только это кончится! – с досадой хлопнула по столу крепкой ладонью Большая Книга. Поправила выскочившую гневно на лоб прядь русых волос и почему-то требовательно взглянула на Кольку.
Коля в это время обдумывал как установить один ветродуй на грузовичок и вспоминал, куда он мог заначить электромоторчик. Тогда ещё, позапрошлой зимой. Повисший в воздухе вопрос, впрочем, сумел как-то до него достучаться. Колька шевельнул ухом – не все умеют, – оторвал взгляд от столешницы и улыбнулся навстречу расстроенной добрячке.
– Ты роман «Война и Мир» осилила?
– Осилила. А как же, – вопрос Ядвигу изумил, она слегка растерялась, но быстро пришла в себя: – А это здесь при чем? Ты-то, я видела, уголок аж на пятой странице заломил. Сколько тебе говорено, чтоб книги берег! – Девочка сразу как-то про бабу-ягу забыла, но быстро опомнилась и повторила вопрос: – Причем тут книга, а?
– Мало я прочитал, а понял ещё и меньше. Не стал больше читать. Не интересно, когда непонятно.
– Нашел, чем гордиться, – фыркнула возмущенно Ядвига.
– Нечем, – согласился покладисто Колька и продолжил: – Книга толстая, томов много и, наверно, всё про войну и мир.
– Не всё, – коротко ответила добрячка и замолчала. Следом за ней стихли все. Молчали, смотрели на Кольку, ждали, чем тот закончит.
– Хочешь мира – готовься к войне, – неожиданно для всех, а главное для себя, выпалил тот, пытаясь вспомнить, откуда мысль к нему прилетела.
– Ого! – вскинула удивленно брови Ядвига, – историю Древнего Рима втихаря читаешь?
Колька наконец вспомнил, откуда у него взялись в голове слова – от Ядвиги, кого ж ещё, но признаваться в этом он не стал, так же как в том, что историю Рима он не читал. Вместо признаний Биномич деловито и одновременно сосредоточено почесал за ухом и продолжил затеянную им речь:
– Поджигать она будет. Баба-Яга эта. Значит надо готовиться тушить. Правильно?
Все ждали продолжения, и Коля не обманул ожиданий – продолжил: «По крыше клуба предлагаю провести трубу. С дырками, как решето. Подсоединить её к водопроводу. Если что, можно кран открыть и крыша будет водой поливаться, никакой пожар не страшен. Пару ветродуек поднять на дубы повыше. Над домиками, чтоб обдувать вонючек, когда снова полетят. Один ветродуй можно на кузов установить – тогда на краях Дубравы можно ведьмучку гонять. Ну, или где появится.
– Я готов каждый день обскакивать на клюшке село вдоль околицы, – включился в разговор Марк-Клюшкой-Бряк.
– Знать бы, когда злыдня прилетит и откуда, – перебил приятеля Ермошка, – а то устанешь и свалишься, если каждый день-ночь прыгать-то одному. Надо сторожей, где Коля ветродуи хочет поставить, назначить. По очереди будем выглядывать по сторонам. Вот лихо ещё с ягами этими! Как отвадить.
– Биномыч прав вместе со своими древними римлянами, – Ядвига улыбнулась в сторону своего приятеля и уверенно, погрозив кому-то кулаком, заключила: – Будут знать, что всегда здесь получат по гнилым клыкам своим – хоть днем, хоть ночью. Отвадятся, небось.
– Война и мир, – глубокомысленно заключил Колька и взглянул на потолок. Там, под потолком, на деревянной балке, как положено, возлежал Кот Котыч. Снизу были видны только рыжая голова и такого же цвета хвост. Жёлтые глаза светились – значит не спит, слушает, подумалось Кольке. А как иначе: Котыч много знает, много помнит, особенно запахов, все понимает и никогда не задается.
Война, однако, войной, да не ей одною положено жить у добряков. Вон и весенняя страда на носу – овес сеять за ребят никто не станет, – да и продукты на исходе. Как бы рыбы подловить – на уме у Ермака, как за черемшой, диким луком, в тайгу с девчонками наладиться – обсуждает Есения, как голодных медведей отвадить – чешет затылок Юра-Бондарь.