Ромашковый лес

– Да нет, – ответил страус, – я совсем не летаю.

Маленькая птичка посмотрела на него с невероятным недоумением.

Страус поймал этот взгляд. Он не понимал, почему птица так смотрит на него, и решил её об этом спросить.

– Почему я так смотрю? Потому что впервые вижу птицу, которая не летает!

– Но мне нравится бегать. Я не хочу летать. – Попытался переубедить её страус. Но Камышовка была непреклонна.

– Да ты что! Ты же – птица! Птиц придумали для того, чтобы они летали! Ты – должен летать. Нет, ты просто обязан!

– Но я не люблю летать.

– А на что тебе тогда крылья? – не могла угомониться пичужка.

– Я не думал об этом… – замешкался страус, – может, чтобы в повороты входить было удобнее? Чтобы с помощью ветра рулить?

Камышовка захохотала.

– Ой, умора! Ой, не могу! Чтобы рулить! Да чтобы летать они тебе! Чтобы ле-тать!

– Но они не смогут поднять меня. Я тяжелый…

– Да ты посмотри на них: они же огромные! Крылья твои – огромные! Ты должен летать! Иначе тебя засмеют. Над тобой вся Африка ржать будет! Мол, крылья отрастил, а не летает, бегун проклятый. Родился птицей – должен летать. Это не обсуждается. Это – твоя судьба. Послушай меня. Я плохого не посоветую.

Сказала птичка, и улетела. Остался страус один под широколиственным деревом. Он думал.

Ну почему же я должен летать, если мне нравится бегать? Ну и что, что птица. Что с того? Я же могу быть не летающей птицей. Я могу быть птицей-бегуном. Я не люблю летать, я люблю мчаться.

Но в голове крутилось «тебя засмеют», «вся Африка ржать будет», «родился птицей – должен летать».

А что если Камышовка права? Может, я действительно не правильно смотрю на свою жизнь и раз надо – значит надо?

Ещё немного поразмыслив, любитель мчаться решил взлететь.

На старт, внимание, марш! Он быстро-быстро передвигал ногами и ощущал, как ветер проскальзывает сквозь его душу и вырывается частым биением сердца. Крылья помогали ему резче входить в повороты и ловить порывы ветра – в такие моменты он был безгранично счастлив. И даже забыл, что разогнался он сейчас ради того, чтобы взлететь. Вспомнив, он пробежал еще километров пятнадцать и только потом решился оторваться ногами от земли. Он махал крыльями то быстрее, то медленнее, но полёт не длился дольше секунды. Вконец обессилев, он свалился заполумертво и очень тяжело дышал.

Я не хочу летать…я не хочу летать…я не хочу летать… – твердил он. Но образ маленькой птички не выходил из головы, её насмешки не прекращали звучать в ушах.

– Я птица! Я должен! – крикнул страус, поднялся и решил попробовать еще раз.

Гора была высотой в три километра. Он предположил, что за это время он сумеет научиться летать. Когда нет выбора – полетишь. Он встал на самый край, глубоко вздохнул и полетел вниз. Камнем. Крылья не слушались и не хотели поднимать его наверх. Он был слишком тяжёлым для них. Они должны ловить потоки воздуха на бегу, а не в полёте. То, о чем мечтали крылья всех остальных птиц, для этих – было проклятьем. Он понял это только тогда, когда до земли осталось не больше 50ти метров. Он жалел, что не послушал себя. У каждого – своя судьба и своё предназначение. И если для Камышовки жизнь – в полёте, то для него – в беге. Он падал.

Пустынная Африка. Прожигающее солнце палило нещадно. Ветер баловался с песком и строил из них всё новые холмовые города. Вдали показалась чёрная точка. Она приближалась со скоростью не меньше 60ти километров в час, а, может, даже и со скоростью автомобиля на кольцевой. Он ловил встречный поток воздуха и никогда не сомневался в том, что лучшее, что есть в жизни – это бег. Страусёнок никогда не умел летать. Он даже никогда и не пробовал этого делать, потому что папа учил его: хочешь лететь – лети, хочешь бежать – беги. Ты сам в ответе за свою жизнь. Будь собой, верь себе. Сердце не обманывает.

Новогодняя легенда

Это произошло год или пять миллионов лет назад, в соседнем доме, или в другой галактике, с кем-то из ваших друзей или не из ваших…точно не знаю, но я уверена, что когда-то случилось, причем…в новогоднюю ночь.

Он шел по улице, стараясь передвигаться как можно аккуратнее и ровнее. Обеими руками он бережно держал хрустальную туфельку, которую сделал сам…для нее. Он то прижимал теплый хрусталь к сердцу, то отодвигал его от себя, давая возможность солнцу бликовать на радужном камне. Это была тончайшая работа, только влюбленный мог сотворить такое чудо. А он знал, что она любит хрусталь и что, увидев, как ее комната наполнится сказочным сиянием, излучаемым туфелькой и ее же улыбкой, он стеклянным осколком проникнет в ее сердце и они будут счастливы!

Он не спускал глаз с туфельки и шел, даже не замечая, как снежный пчелиный рой налетел на землю и что «пчелки» кусают его за нос и за щеки, не замечал, что снег переливается на солнце, подражая его хрустальному чуду.

И вот она – ее квартира, наконец – то! Он робко, еле дыша от волнения, нажимает на звонок…. «Гав!» – вдруг резко раздается вместо ее приятного голоса. Он вздрогнул и туфелька с капельным звоном упала на землю, разбившись на миллионы слезинок…И тут, так некстати, дверь открывает она, в ее ногах прячется пес.

Парень долго смотрел ей в глаза и, не зная с чего начать, отвел взгляд, с ненавистью посмотрел на то, что осталось от туфельки и собрался было уходить, но тут услышал: «Ах, какая красота!» Он резко обернулся: она стояла над осколками и рассматривала их. Он подошел поближе и увидел, что хрустальные слезинки расположились на полу в форме сердца, пронзенного стрелой, внутри которого солнечным светом блистало ее имя…Он ничего не понимал, ни как такое могло произойти, ни как произошло, и ни сон ли это, но когда она подошла, улыбнулась и поцеловала его, ему было уже все равно…

Так год или пять миллионов лет назад, в соседнем доме или другой галактике, счастливых людей стало на двоих больше, а всему виною – новогодняя ночь. Она подарит сказку и вам, только будьте к ней доверчивей и внимательней, тогда лунной тропой и звездной пылью чудо попадет и в ваш дом…

До смерти любить жизнь

Вату белоснежных облаков смело резал своими крыльями грозный ястреб, не знавший страха и неволи. Он стремился к солнцу и был свободнее звезд, прибитых к небу. Ястреб мог парить всю жизнь, но земной голод заставлял его спускаться вниз и на время отказываться от безграничного простора. Когда и на этот раз желание пообедать совладало над желанием стремиться к солнцу, ястреб полетел к земле. Достигнув зеленой травы и мягкой почвы, он начал искать насекомых, чтобы перекусить и вернуться к своему небесному предназначению. И, какая удача, прямо к нему навстречу выползает худенький червячок. Ястреб хотел было его тут же схватить, как червяк заговорил по-червячьи: «Хр-хрум-хур-ру-мум», что по-русски значит: «Не ешь меня, бесстрашный ястреб. Съедая, ты убиваешь меня, а я своей гибелью дарю тебе жизнь. Для тебя я – кусок мяса, совсем ничтожный, но без меня ты не сможешь летать, ведь во мне твои силы, пусть совсем крохотные. Оставь меня, завтра я буду готов отдать тебе свое сердце». Растрогала эта речь ястреба, и первый раз в жизни он гордо прошел мимо своего обеда.

На следующий день ястреб опять летал, обгоняя ветер и разрывая облака. Вдруг раздался выстрел, и ястреб подбитым самолетом рухнул на землю. Он умирал…К нему медленно подполз червяк, который вчера заставил его отказаться от принципа ястребов и вновь заговорил: «Хур – хру – ру – мухр», что означает: «видишь, если бы вчера я дал тебе силы взамен на мою смерть, мы оба сейчас бы лежали здесь, пораженные этим огненным шариком, но ты спас меня и даровал мне жизнь, теперь я могу отдать свое сердце и помочь тебе долететь до солнца…».

«Зачем?» – только еле слышно, слабеющим голосом прошептал ястреб. А червяк лишь заполз в открытый клюв и навсегда отдал птице свое сердце…

Через несколько минут ястреб снова взмывал к прикованным звездам и потом снова тонул в облаках. Сердце его билось, сильнее прежнего, ведь в нем теперь жило маленькое насекомое, поменявшее свое живое сердечко на мертвое сердце врага всего лишь за один незабываемый день ползания по земле – так до смерти червяк любил жизнь.

Молниеносно

Тучи сгустились и нависли над широкоплечими горами. Солнцу было не пробиться через железные ворота черных облаков…

В своем гнездышке славный орел играл со своими птенчиками, только что вылупившимися из яиц. Но их мир был хрупким….Через несколько мгновений к гнезду орла примчался ветер и задул: «Я не в силах разогнать тучи и помочь солнышку вернуться из зимней спячки, слишком они непокорные, мне с ними не совладать. Орел, ты славишься своей мудростью и благородством, уведи тучи, иначе весна никогда не наступит». Произнеся это, ветер улетел за пределы горной пустыни, и стало как-то жутко тихо, как во сне.

Орел, не раздумывая, взмыл в облака. Подлетев к сердитым тучам, он начал разговор: «О, всемогущие тучи, вы способны веками висеть над землей, подпираемые друг другом, и можете навсегда весь мир погрузить в бесконечный сумрак. Но, тучи, нам нужно солнце, ведь без него ни трава не растет, ни снег не тает. Плывите, тучи, и через год вы снова сможете закутать в себя, как в теплое одеяло, звездное светило от зимней метели». Ответили непоколебимые тучи: «Хорошо, уйдем мы из этих краев, только если принесешь к нам существо, которое менее всего дороже тебе» – промолвив так, тучи отвернулись, а орел стремглав полетел на землю, и уже через несколько минут вернулся со стрекозой в клюве. «Вот, – сказал орел, – но зачем она вам?» «А затем, чтобы поразить ее молнией прямо в сердце, только тогда солнце сможет быть свободно. Ну а раз эта стрекоза тебе совсем не дорога, мы убьем ее» – ухмыляясь, пробормотали тучи. Тут орел открыл клюв и выпустил стрекозу на волю со словами: «Лети, родная, ты ни в чем не повинна, я сам буду отвечать за все, раз прилетел сюда». «Глупец! – прихрипывая захохотали тучи, – ты завтра же ее съешь, какая тебе разница? Она тебе даже спасибо не скажет! Глупец…»

Но орел, гордо подняв голову, произнес: «Может я и глупец, и все же я не вправе жертвовать кем-то ради себя». «Не ради себя – ради всех», – возразили тучи. «Пусть так, но если эта стрекоза не играет роли в моей жизни, хоть мы с ней и тесно связаны, это еще не значит, что я могу ее «подставить», предать. Она ведь тоже любит жизнь, воздух, свободу, а молнию я приму на себя», – только договорил орел, как желтое копье мгновенно пронзило его, и, как в бреду, крутясь на лету, он падал вниз…

Орел очнулся и увидел рядом с собой своих птенчиков и любимую орлицу. Ярко светило солнышко, и ветер нежно щекотал между перышками. «Но как же молния? Я…я…но как?» – шепотом спросил орел у пустоты. «Живи, – послышался ему крик уже далеко отплывающих черных туч, – горячее сердце не сожжет даже самая жгучая молния, которая по сравнению с добротой – ледянее айсберга…Она обожглась о твое тепло и растаяла».

И они улетели до следующей зимы, а орел еще долго пронзал своим бездонно-гордым взглядом глубь горизонта…

В последние секунды…

Он раскидывал своими черными кожаными ботинками снег, упавший к ногам. Глаза его смотрели будто сквозь землю, стараясь просверлить ее до самого ядра. Руки он скрестил за спиной, отчего тело слегка нагнулось вперед, и шаг ускорялся. Ворот его темно-серого пальто был приподнят и закрывал собой половину уха. Он резко остановился и огляделся: рядом с ним стояла огромная елка высотой с четырнадцать-пятнадцать человек, украшенная цветными колокольчиками и сотней огоньков. Она была похожа на зимнее солнце, которое появляется в морозы сразу же после того, как обычное светило погружается в спячку. Радостные лица прохожих и одевшийся в самые яркие одежды город кричали о том, что сейчас уже вечер 31 декабря.

– А говорили, что желания, загаданные под бой курантов, всегда сбываются! Выходит, что меня обманули, – еле слышно и с какой-то невероятной болью и обидой произнес он.

Он смотрел на голое небо, которому не хотелось потерять ни одной снежинки, хотя ветер уже гнал откуда-то издалека облака и наполнял их собой, чтобы высыпать снег на планету. На прошлый Новый год, когда собрались его самые близкие люди и друзья, он пожелал найти свою настоящую любовь: такую, чтобы аж мурашки по коже!

– Вот и все! – прикрикнул он, разводя руками, что даже проходившие мимо люди вздрогнули от неожиданности. – Скольких девушек я повстречал в этом году, и что? Что в них толку, когда среди них нет ни одной, которую я смог бы назвать своей!

Было поздно. До Нового года оставалось три минуты, а ему было все равно! Кругом кричали счастливые люди, слышно было, как пробки от шампанского поют на новогодний мотив. А он никого не замечал, ведь сегодня он разочаровался в чуде. Но вдруг у него потемнело в глазах и что-то слегка закололо лицо. Он дотронулся до него рукой. Оказалось, что это шарф, видимо сдутый ветром с чьей-то очаровательной шейки и остановившийся прямо на нем.

– Ой, спасибо вам большое! – воскликнула весело смеясь подбежавшая к нему девчушка в курточке с меховым воротом и накрученными волосами.

– Не за что, – ответил он, протягивая ей шарф, но не отдавая его. Он просто не мог заставить себя отпустить. Мурашки побежали марафон по его телу от пяток до самых кончиков ушей и обратно. Он застыл, глядя ей прямо в глаза, а она улыбалась и только иногда смущенно отворачивалась и поворачивалась снова. И что-то внутри подсказало ему, что желание его все-таки сбылось.