Tervist, рыбка

– Нет. Крестьяне. Овощи. Следи за рассказом.

–Ты используешь слишком много местоимений. Отсюда и пунктик на ты – вы? – он резко щёлкнул зажигалкой. Пламя быстро полыхнуло и через мгновение уменьшилось и сравнялось с крышкой механизма.

Он попытался одновременно улыбнуться и затянуться сигаретой. Его рот скривился в оскале: поднялся лишь один уголок рта, не занятый сигаретой, и обнажил почти сомкнутые зубы. Он сделал первую затяжку и выдохнул едкий дым в сторону от меня.

–Конечно, тогда здания рынка не было. Ну, ты понимаешь. Была просто площадь. На ней была лошадь. Одна, вторая. Копытные топчутся на месте, чтобы снять усталость с ног. Они топтались десятилетиями. Крестьяне подносили им корм, а после еды они еще больше топтались. У эстонских крестьян часто что-то покупали русские.

– У истории есть логическое завершение?

–Да.

Он резко выдохнул дым, не отворачиваясь. Глотнув дыма, я закашлялась и инстинктивно отодвинулась вместе со стулом. Кто-то споткнулся о его заднюю ножку, внезапно возникшую на пути. Я услышала резкий топот и незнакомые, вероятно, грубые слова.

Подскочив, я быстро обернулась и извинилась по-английски. Пострадавшей оказалась курившая около входа на террасу длинноволосая девушка. От неожиданности при столкновении со стулом она выронила сигарету. Девушка наклонилась за ней. Водопад волос тоже опустился вниз:

–Не страшно. Не переживай. Ешь, – сказала она по-русски.

Я подождала, пока девушка выпрямится, чтобы сгладить инцидент улыбкой.

По законам физики к её бледному лицу прилила кровь. Поднявшись, незнакомка казалась несколько растрёпанной, но была очень красива. Через мгновение краска почти ушла с её лица, осталась только в области высоких точёных скул. Я коротко улыбнулась ей. Она подмигнула мне одним глазом. На её правой скуле поблескивал длинный, тонкий, едва заметный шрам. Он ничуть её не портил. Черты казались слишком большими для её лица, но к ним не хотелось ни добавить что-либо, ни уменьшить какие-то из них. Смотря на неё, мои глаза отдыхали. Она обладала не вызывающей, а мягкой, абсолютной красотой.

Девушка улыбнулась, и кожа вокруг открытого взгляда её огромных серых глаза сложилась в несколько маленьких морщинок. Я подумала, что и этой красоте предстоит постареть.

–Тебя ждёт meritint[14 - Корюшка, снеток (эст.)], – русские слова она произносила с едва уловимым акцентом, приятно растягивая гласные.

– Нет-нет, мы не вместе, – я сделала отталкивающий жест рукой в сторону моего собеседника, решив, что последнее незнакомое слово относилось к нему.

Она хихикнула.

– Рыбки. Meritint. Тебя ждут рыбки. Я не знаю их русского названия. Head isu[15 - Приятного аппетита (эст.)]. Приятного аппетита.

Краем глаза я увидела, что девушка подошла к пепельнице на деревянном ограждении террасы и выбросила окурок. Она осталась стоять там, обращённая лицом к городу. Волосы заканчивались на уровне её поясницы, полностью закрывали спину, покатые плечи, руки.

–Они вытоптали яму.

–Кто? – вернувшись к собеседнику, немного агрессивно спросила я.

–Я думал, ты переспросишь, крестьяне ли.

Парень затушил сигарету о столешницу и быстро сдул пепел со стола, держа вторую руку под ним. В начале нашего знакомства он поставил рядом с ножкой стула рюкзак и сейчас, судя по движениям видимой части плеча, пытался что-то из него достать. Или убрать.

Он продолжил:

–Лошади, конечно. С тех пор все рынки по-эстонски называются «яма» – «jaama». Большинство крестьян тогда говорили по-русски, и эстонцы заимствовали их слова. Было важно говорить так, чтобы слух покупателя радовался.

Он встал, потянув закрытый рюкзак за лямку, и закинул его на правое плечо.

–Мне пора. Спасибо за компанию. Будь внимательнее. Не попадайся ни на чьи уловки. Туристы бывают рассеянными. Не все такие деликатные, как я.

Я попрощалась с ним.

Парень спустился по лестнице сразу на улицу. Больше я его не видела. Как и своей поясной сумки с банковской карточкой. Как и кодов для операций в мобильной банке к ней – за девять месяцев жизни в Финляндии я так и не нашла времени сходить в банк. Идентификация личности в одном из отделений позволила бы пользоваться функциями мобильного приложением без кодов: пересылать деньги на свои или чужие счета и оплачивать услуги. В сумке оставалась ещё десятиевровая бумажка. Она-то и стали его наживой, так как украсть деньги с карты ему было бы сложно.

Когда он спускался с террасы, я еще не знала, что впереди будет много часов, когда смогу просто смотреть на красивое лицо Элины.

Kadriorg

(Кадриорг)

Длинноволосая девушка оглядела носы замшевых кроссовок, подходя к деревянным перилам террасы, – убедилась, что они были целы после столкновения с ножками стула. Она положила окурок в пепельницу и решила ненадолго задержаться здесь. В лицо ей дул прохладный ветер. В голове мелькали разные мысли. В основном, о маме.

«Мы не рассорились окончательно – всё-таки можно продолжать поздравлять друг друга с праздниками. Удивительно, как невыносим может быть человек, но при этом жить в монастыре. Как ей удаётся дурить наивных монашек столько лет? Сложно поверить, что она ведёт себя странно только на воле и только со мной. Мама. В какой момент твой характер стал настолько плох и непредсказуем? Неужели ты хотела сбежать от самой себя и своих причуд в монастырь? Баста! Не вышло! Мама. У тебя такая искренняя улыбка, чистые голубые глаза и милые смешные самодельные шапки. Человек со словом «alien»[16 - Чужак (англ.)] в строке «гражданство». Самовольная, свободная, добрая. Такая же, как я».

Закурив еще одну сигарету, девушка вспомнила, как ждала в детстве маму возле памятной доски Ельцину, где заканчивались экскурсии. Интересно, около неё всё еще есть выбившийся из уличного мощения камень, о который спотыкались туристы, сойдя со ступеней смотровой? Она поняла, что тысячу лет не гуляла по Старому городу. Без этих смешных падений блуждания по брусчатке потеряли смысл.

Она предалась воспоминаниям из далёкого детства, чего никогда не позволяла себе во время маминых визитов. Как и сама мама, мерно раскачивающаяся в поезде в эту минуту. Они ни разу не говорили о прошлом, о приюте, об отце, о том, почему никто из них всерьёз не пытается наладить должные для матери и дочери отношения. От всего этого мама сбежала в монастырь. Элина не понимала, зачем она исправно продолжала приезжать в отпуск дважды в год, однако у неё имелась пара догадок. В них не было никаких сантиментов.

Она вспомнила, какой высокой казалась ей Ратуша в детстве, а дракон на вывеске одноимённого ресторана страшным.

В детстве Элине очень хотелось, чтобы мама хоть на секунду перестала думать о пропавшем сыне и обратила внимание на растерянную дочь.

Сквозь кроны деревьев Элина даже видела барельеф первого российского президента и могла поклясться, что слышит мамин голос с высоты террасы. «Экскурсия окончена». Мама больше не водит туристов на прогулки по Старому городу. Её верный друг-художник скучает по ней в своём маленьком подвальчике среди никому ненужных картин и композиций из вялых яблок.

Неожиданно для себя девушка услышала слабый вскрик и обернулась.

Та улыбчивая блондинка, участница маленького инцидента со стулом, суетливо бегала вокруг своего столика. Она сбросила ветровку, копошилась во всех карманах и агрессивно бормотала себе под нос. Девушка явно что-то искала. Вдруг она подбежала к лежащей ветровке. Поднесла её к уху и потрясла. Резко расстегнула боковой карман и издала нервный смешок. Она вытащила сжатый кулак из кармана, занесла его и хлопнула раскрытой ладонью по столу. Снова суетливо подбежала к рюкзаку и стала перекладывать его содержимое на соседний стул. На столе осталось лежать несколько монет. По одному евро каждая.

Ироничная свидетельница с любопытством наблюдала, но оставалась у перил. Её предплечья были сложены «кренделем» на груди, а пальца правой руки легко постукивали по рёбрам сквозь кожу. Она достала телефон и набрала короткое сообщение. Девушка получила мгновенный ответ и прикусила нижнюю губу. В огромных серебряных глазах горели задорные огоньки. Она положила телефон обратно в карман серо-голубой толстовки и снова подняла взгляд на суетливую блондинку: «Русская, а о воришках на рынках будто и не слышала».

–Tervist[17 - Привет!], рыбка! – наконец она сделала несколько шагов и поравнялась со столиком пострадавшей.

–Что? – блондинка резко развернулась всем телом. Вопрос прозвучал грубоватым возгласом. В глазах была ярость, лицо исказила гримаса. Увидев уже знакомую девушка, она несколько зарделась. Выражение её лица смягчилось: «Опять эти огромные глаза и слова непонятные».

«Краснеет. Снова краснеет, смотря на меня. И, правда, скромница какая», – промелькнуло в голове у подошедшей девушки.

– Извините, я…Со мной за столиком сидел молодой человек, когда Вы проходили мимо. Вы не видели, он не брал мою сумку? Она висела на подлокотнике его стула.

– Нет, я стояла спиной к вам. Думаю, что он вполне мог это сделать, если ты точно помнишь, что сумка была там. Утверждать не могу.

– Я должна заявить в полицию о краже? – растерявшись, девушка искала поддержки и подсказки.

– Ты не из Таллина?

– Нет.

–Не трать на это время. На террасе даже нет камер.

– Разве в Эстонии…нет камер?