Tervist, рыбка

Длинноволосая девушка широко улыбнулась. Кожа на правой щеке сложилась в аккуратную, едва заметную ямочку. Вопрос остался без ответа.

Потерпевшая растерянно села на стул на вытащенные из рюкзака вещи. Послышался слабый хруст. Чехол солнечных очков не выдержал взваленного на него груза. Пластиковые стёкла с ультрафиолетовым фильтром потрескались. Пустой рюкзак упал на пол. Из маленького внутреннего кармана выпал паспорт и разрешение на пребывание финского образца. Круглые глаза наполнились влагой. Девушка резко посмотрела вверх и грубо потёрла кончик носа тыльной стороной кисти. Это были все приёмы по сдерживанию слёз, которые она знала. Предательская капля всё-таки выкатилась из-под нижнего века и побежала вниз, оставляя мокрую дорожку на раскрасневшемся от эмоций лице.

–Рыбка водичку любит, – пропела длинноволосая девушка. Она провела по своему лицу указательным пальцем, повторив траектория падения слезы, – что было в сумке? – она резко сменила тон и сделала странный жест рукой, как бы поправляя невидимые очки на переносице.

–Карта. И коды к ней для операций в мобильной банке. Я так и не подтвердила возможность пользоваться функционалом приложения без ввода кодов, – простонала пострадавшая.

–Заблокируй карту через онлайн-банк. Ты сможешь восстановить доступ дома.

Собрав копну волос и переведя её на правое плечо, длинноволосая девушка опустилась на корточки рядом с лежащими на полу документами. Она направила к ним руку. Плачущая тоже резко потянулась к паспорту и случайно громко всхлипнула.

–Не переживай. Я не собираюсь красть. Здесь написано Мира. Так тебя зовут? – она держала карточку с видом на жительство на уровне глаз.

–Да.

–Но не Мирослава? – девушка вложила в паспорт небольшой кусочек ламинированного голубого пластика.

–Мама родила меня в восемнадцать лет и мечтала стать мировой матерью. Игра слов. Мирослава – другое имя. А тебя как зовут? – при всей своей скромности и учтивости, Мира незаметно для себя перешла на ты.

–Элина. Послушай. Элина. С ударением на первый слог. Мама говорит, что хотела угодить и русским, и эстонским родственникам.

–У тебя есть и те, и те?

–Да. Но эстонские никак меня не называют. В этом нет необходимости, так как мы не пересекаемся. Но я привыкла к ударению на первый слог на эстонский манер, – девушка встала и отдала пострадавшей документы. Она сжала протянутую руку Миры обеими ладонями. Её руки были тёплыми и мягкими. Холодные, по-детски маленькие пальцы пару секунд уютно лежали в ладонях Элины, – послушай, ничего страшного не произошло, – Элина ободряюще улыбнулась, а затем легко и стремительно коснулась кончиком пальца носа Миры, – выше голову! Тебе всего лишь нужно заблокировать карту. Восстановишь доступ, когда вернёшься домой.

– Я не планировала возвращаться туда скоро.

–Куда? Домой? Ты ищешь новый дом?

– Нет. В то место, где восстанавливают карты.

–В банк? Ты игнорируешь банки?

–Он украл карту, принадлежащую финскому банку. Я не планировала возвращаться в Финляндию в скором времени.

–Их жаренные рыбки хуже наших? Расскажешь чем? – глаза Элины выражали неподдельное удивление. Широкие розово-красные полоски губ даже немного округлились. Мира заметила некоторую артистичность в её мимике.

–Почему эти рыбки завладели твоим вниманием?

–Ни один здравомыслящий человек не станет есть жареные шпроты, которые продают на улице. Это выдаёт туриста – лёгкую добычу. И для торговцев, и для воришек. Ещё проще вычислить вас на Ратушной площади. Там вы покупаете десять орешков в кульке из вчерашней газеты за пять евро. Но на Ратушной площади сложнее воровать. Если только на Рождественских ярмарках. Или нет, слишком много конкуренции, – она будто всерьёз рассказывала заядлому воришке-гастролёру о злачных местах и получала процент с его краж.

– Ты была с ним заодно? Отвлекала меня? – Мира готовилась снова расплакаться.

– Нет, детка. Зачем это вольному художнику. Но я замужем за одним из таких мерзавцев. Он обворовывает даже меня до нитки. Однажды я вернулась домой после того, как пыталась продать свои картины около Кадриорга. Всегда есть надежда, что кто-то купит что-нибудь на выходе из музея. Галерея вдохновляет некоторых туристов настолько, что они готовы немедленно занять пустующие стены своего тесного жилища второсортной мазнёй, которую я пишу. Тут главное выбрать рамы побезобразнее – создать впечатление старины и тленности второстепенных деталей – качества багета, цвета скрепок на раме и количества позолоты на ней, – она хищно улыбнулась. Полубезумный взгляд, мгновенно пробежавшийся по всему пространству террасы, напугал Миру. – Иногда он даже воровал для меня рамы! В оконной мастерской! Уж не знаю, зачем им там рамы для картин.

Элина повела головой влево, затем резко повернулась, будто о чём-то вспомнив:

– Представь себе: однажды возвращаюсь домой, а на стенах нет обоев! Он сорвал их, свернул в рулоны и отнёс куда-то. Наверняка, продал за пятьдесят евроцентов местным зависимым от разных жидкостей людям. Деньги для него не важны. Важен процесс. Особое удовольствие – до нитки обдирать близких. Или еще: видит скромно одетую женщину с двенадцатилетним сынком в Старом городе, понимает: «Ага. Мать-одиночка. Скопила немножко, вывезла своё чадо посмотреть на доступную Европу». И вытащит обязательно из ее кармана евро, которые она приготовила на маленький ужин в завшивленной кафешке! Мамуля уже решила: «Сама есть не буду, если сынок закажет больше, чем на 5 евро. Его ограничивать не стану». Воришка сделает своё грязное дело и отходит в сторону, будто ждёт кого-то на крылечке. Еще и паренька этого, мимо проходящего, по головке погладит и женщине подмигнёт. Но это всё до того, как она обнаружит кражу. Тогда вор весь обращается в зрение: смотрит, как она волнуется, озирается, опускает глаза на землю в поисках последней двадцатки и скрупулёзно пытается вспомнить, где и как шла. Начинает шагать по пройденному маршруту, старается повторить даже ширину шагов. Съездила, блин, в Таллин! Только психопаты действуют, как он, – в глазах появился стеклянный блеск. Элина словно видела всё наяву. Казалось, в больших зрачках можно рассмотреть действующих лиц истории в её голове: неброско одетого мужчину с наглой мимикой и напуганную мечущуюся женщину. Такую же напуганную, как и Мира пять минут назад – теперь разочарование и обида немного отступили.

–Как ему удалось снят обои со стен и не порвать тонкий материал? – Мира понимала, что рассказ местами звучит абсурдно, но не хотела обижать девушку недоверием.

–Уж такие, как он, умеют! Поверь мне! У нас в кладовке я нашла специальную машину. Вроде парогенератора, который превращает растворитель для обойного клея в пар. Если использовать такое приспособление, то обои легко отходят от стен, – Элина многозначительно подняла брови и медленно кивнула.

– Ты врёшь? – сказала Мира со смехом в голосе.

– Ох, рыбка. Когда-нибудь я тебя познакомлю с этим козлом. И ты всё поймёшь сама.

– И машину для отклейки покажешь?

– Он выбросил ее за ненадобностью! Обоев-то у нас больше нет.

Элина хихикнула, удивляясь непонятливости собеседницы, и закатила глаза. Она чуть подалась вперед, похлопала Миру по плечу:

– Пойдём отсюда. Терраса закрывается через три минуты. Думаю, что сегодня он возьмётся за плитку в ванной. Как там говорит ваш поэт…?

–«Да здравствует –снова! – моё сумасшествие»[18 - Владимир Маяковский]?

–Нет-нет, еще рано. «Слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся»[19 - Иосиф Бродский]!

Девушки направились к выходу. Мира быстро убрала паспорт и все разбросанные вещи в рюкзак. Уходя, она окинула взглядом столик – хотела убедиться, что ничего не забыла.

***

Девушки спустились с последней ступени деревянной лестницы. Элина достала телефон, чтобы набрать кому-то длинное сообщение. Она замедлила шаг и отстала от спутницы:

–Не торопись, рыбка. Не могу оставить послания без ответа. Здесь ничего сложного, но дело важное.

Мира вспомнила о том, что ей тоже есть, чем заняться. На ходу она заблокировала карту через приложение и открыла центр уведомлений.

Около десятка сообщений ожидали прочтения.

Она не открывала сообщения полностью, поэтому могла прочесть лишь по паре строчек из каждого.

Их автора бросало из крайности в крайность. В одном сообщении он признавался ей в любви, а следующее послание изобиловало вопросительными словами, знаками и интонация или заявляло о неадекватности Миры и её поведения. Он уповал на скорую встречу в паромном терминале в Хельсинки и возможность объясниться.

Этим вечером к пристани в районе Катаянокка из эстонской столицы прибывал только один паром – белый, с красной надписью «Baltia». В 21:00.

Отправитель сообщений пытался звонить Мире. Звонки остались без ответа. Она решила оставить сообщения непрочитанными, но тут же сжалилась и отправила короткое: «Я не приеду».