Нехотя я поднялся, запихнул слона в ящик и стал одеваться. Уже на выходе я спохватился и по привычке вернулся обратно в комнату за маской безликого. Странно выходить без нее. Без нее на тебя все смотрят, а вот с ней, на удивление, нет. Я отдернул руку и направился к двери. Единственное зеркало в квартире висит перед самым входом. Огромная рама высотой едва ли не до потолка.
Каким-то образом мне удавалось не обращать на него внимания все эти годы и миновать без всякого интереса к тому, что я могу в нем увидеть. Но сегодня, как бы я ни торопился, отражение меня все же поймало. Смешанное чувство непринятия и цинизма. Будто эти глаза не мои. Будто эти покрытые рубцами руки принадлежат не мне. Все это знакомо, но словно никогда не было моим полностью. Тем более что за каждой отдельной чертой большинство видит Джона Смита, а не меня. Я схватил с вешалки куртку и вышел из квартиры.
Дождь, наконец, прекратился. На небе все еще клубятся тучи, но у Полиса появилось хоть немного времени обсохнуть. За фасадом серости он сам становится серым. Блекнут даже неоновые вывески и голограммы на витринах.
Я решил не ждать автобус и добраться до министерства пешком. Не так часто мне удается прогуляться по городу вне работы. Конечно, особыми красотами Полис не пестрит, но хоть какое-то разнообразие для глаз. Еще до выхода из шестого района я заметил тень, идущую следом. Я бы не придал этому значения, если бы спустя какое-то время тень отстала или хоть немного сбавила темп, а не неслась за мной, боясь упустить.
В отражении витрин и магазинных вывесок очертания смазывались и никак не получалось сложить картину в единое целое. На очередном светофоре любопытство взяло верх, и я обернулся. Зои стояла в паре метров от меня, в толпе таких же прохожих. Половину ее лица скрывал капюшон, а другую – спадающие на лоб волосы. Заметив мой взгляд, она коротко кивнул и махнула головой в сторону проулка. Зои не из тех, кто принимает отказы. Если я проигнорирую ее сейчас, она дождется, когда я выйду из министерства. А после замены наномашин меньше всего хочется говорить.
Я стоял и смотрел, как убывают цифры на светофоре. И, пока толпа на другой стороне дороги не двинулась навстречу, я не решался отделиться от общей массы. Зои ждала меня у небольшого проулка. По мере того, как я приближался, она уходила все дальше и дальше в разъем между домами. В самом конце этого длинного коридора меня ждали тупик и пощечина, прилетевшая из темноты.
– Ты бы хоть сначала поздоровалась.
Зои замахнулась для нового удара, но я перехватил ее ладонь и опустил вниз. Лицо ее болезненно скривилось. Едва я ослабил хватку, она вцепилась в ушибленное запястье и отошла назад.
– Как ты вообще узнала, что я буду здесь в это время?
– У тебя замена двадцать шестого числа каждого месяца. И ты никогда не назначаешь процедуру раньше шести.
– Какая наблюдательность. Смотрю, у тебя много свободного времени, раз ты тратишь его на слежку за мной.
– Всего лишь предосторожность на случай, если тебе понадобится помощь.
– Помощь мне действительно понадобится, если не прекратишь дергать меня для разговора, когда тебе вздумается.
– Будто ты не понимаешь, почему я позвала тебя?!
– Представь себе.
Вместо ответа Зои пихнула меня в грудь, словно этим желала заполнить паузу в разговоре или выпустить злость. Ни то, ни другое ей не удалось. Разговор по-прежнему находился в тупике, а Зои по-прежнему была зла.
– Ты действительно не знаешь?– уже более сдержанно произнесла она.
– Не знаю чего?
– Фил мертв.
Я счел это за шутку и, кажется, даже рассмеялся. Лицо Зои обрело какое-то жалостливое, снисходительное выражение. Она положила руку мне на плечо и слегка сжала, будто хотела выказать сочувствие, но слов подобрать не могла.
– Вчера он выпрыгнул из окна министерства. В вечернем выпуске об этом почти ничего не сказали. Оно и понятно, им не выгодно ставить под вопрос безопасность системы. Да и паника, никому лучше не сделает,– процедила она сквозь зубы, будто не хотела давать словам ход и с трудом выносила их звучание.– Я думала, безликие в курсе всех угроз.
– У нас не сарафанное радио. Если сказанное тобой шутка, советую остановиться.
Незаметно для себя я схватил ее за плечи и с силой встряхнул.
– Фил пытался взломать протокол. Не знаю, известно ли тебе что-то по этому поводу, хотя…– Пару минут назад она дрожала от одного моего прикосновения, а сейчас даже не думала вырываться; будто весь страх и злость выходили из нее вместе со словами и перекидывались на меня. – Тебе должно быть известно, как его ментору. Он не смог обойти программу, и сработала сигнализация.
– Этого не может быть… Он сказал, ошибка исключена, – не знаю, для кого я это говорил. Для себя? Для Зои? Или для Фила, который еще пару минут назад был жив (по крайней мере, для меня). – Он готовил программу год. Он бы не стал…
Я отпустил ее и сделал шаг назад. Под ногами что-то хрустнуло и с криком пустилось дальше по подворотне, куда предпочел бы сбежать и я. Но позади меня лишь стена…Отступать некуда.
– Из-за этого инцидента охрану в офисе удвоили. Да и по городу, если ты не заметил, безликих стало больше. Министерство обязало проверить всех связистов в ближайшее время. Не все смогут скрыться. Ты знал кого-то еще или…
– Тебя уже допрашивали?– Зои посмотрела на меня как учитель, вынужденный повторять одно и то же по несколько раз, и, к удивлению, повторяла. Будто мой жалкий вид пробудил в ней терпение, которым она никогда не обладала.
– Да. Мне повезло… Если сердечный приступ можно назвать успехом.
Зои сняла перчатку и показала обожженную ладонь – результат долгого допроса. В «АрКейне» никогда не было чтецов, но был человек, живущий с одним из них. Если бы не Клара Юкнайт, «АрКейн» никогда бы не подобрал алгоритм, моделирующий процесс допроса. Если бы не Клара Юкнайт, магистр никогда бы не внес изменений в этот алгоритм.
Симуляций не проводили уже четыре года. Что толку проходить допрос в старом режиме, когда новый превышает его по силе воздействия в несколько раз? Все равно что бегать по ровной дороге, когда тебя ждет забег по ухабистой местности.
– Как ты это сделала? Сейчас уровень контроля при допросе намного выше, чем тот, который мы использовали на симуляторе.
Она пожала плечами и как-то обиженно отвела глаза в сторону.
– Как я и сказала, мне повезло с чтецом. Поначалу я думала, назначение Юкнайта только усугубит положение. Но к тому моменту, когда подошла моя очередь, он был порядком измотан, и разговор со мной лишь сильнее сбил его с толку.
– Ты сказала Юкнайт? Роб лично занялся этим делом?
– Нет. Его сын Доран.
Зои устало вздохнула и глянула в проход, будто заметила там кого-то.
– Я могла умереть сегодня. И ты мог умереть вместе со мной. А за тобой еще куча людей. Ошибкой было принимать Фила в «АрКейн».
– То же самое можно сказать про любого из нас.
– Ты действительно веришь, что это была случайность?
«Нет»,– хотелось сказать, но я промолчал. На этом разговор можно было закончить, но Зои продолжала стоять, ожидая толи извинений, толи сочувствия.
Извинений за решение, которое ее никто не заставлял принимать; сочувствия за наступившие последствия. Всякий раз, она пытается переложить ответственность на меня, хотя реальный повод для этого, появился лишь сейчас.
Отчасти я ее понимаю, но лишь отчасти…
Пока я об этом думал, Зои развернулась и ушла. Я дождался, когда ее желтый капюшон скроется за поворотом, и сам направился к выходу.
На часах 18:55. Отсюда до министерства не так далеко, но слова Зои утяжелили этот путь. Налегли на ноги и сделали походку более неуклюжей. Я перестал видеть проходящих мимо людей. Всякий раз за секунду до столкновения, я резко сдавал назад, но это не спасало тех, кто шел позади. За полчаса я извинялся больше, чем за полжизни.
Вина, поселившаяся внизу живота, разошлась по всему телу, и к началу процедуры я уже чувствовал себя как после ее завершения.
– Ты опоздал.
Надин сидела, развалившись в кресле, и нетерпеливо постукивала по контейнеру с наномашинами.
– Придется ускориться, чтобы нагнать 40 минут.
Едва я опустился на кушетку, Надин спешно закрепила ремни на руках и провела ладонью над чипом. На панели высветилось ее имя, фамилия, занимаемая должность – все, что принадлежало человеку, носящему чип, но не тому, что сидел передо мной. Сара хорошо играет доктора Войнич. Так же хорошо, как сыграла бы любого другого. Тридцать лет назад, когда ворота Полиса закрыли, многим членам «АрКейна» пришлось прибегнуть к краже личности.