Минута уцелевшей Вари

Минута уцелевшей Вари
Евгения Ивановна Хамуляк

Дело происходит в захолустном подмосковном городишке, каких полным полно у подъезда к столице. Они стройными рядами «хрущовок» и однотипных улиц и площадей, а также серыми и пыльными буднями делают жителей своих городков той самой «серой массой», ненавидящей и проклинающей себя и время, в котором им выдалось жить, особенно это касается молодых и горячих сердец, мечтающих о полетах во сне и наяву. Подобное происходит в душе одной девушки по имени Варя, которая мечтает вырваться из серых будней ненавистного ей городка в другой город, страну, а лучше даже на другой континент или планету. Но ее ждет разочарование, никаких "других" больше не осталось, ее родина с ненавистными соплеменниками и есть последний оплот человечества, которого заставили поверить в "серую реальность" и свою собственную ничтожность. Сможет ли Варя вырваться из отчаянного положения пешки в чужой игре и помочь своим родным и близким и всей планете перестать быть рабами невидимого врага?

Евгения Хамуляк

Минута уцелевшей Вари

ГЛАВА 1. ВСЕ, КАК ВСЕГДА, НАЧИНАЕТСЯ С ОТЧАЯНИЯ

Варвара сидела на мягкой траве прямо у входа в зашарпанный магазинчик, на козырьке которого красовалась гордая надпись «Супермаркет», переливающаяся огоньками со старой елки. Травка вокруг еще зеленела, как напевалось в знакомом всем детском стишке, хотя на улице уже давно стояла осень. Но подмосковная желтая поэтическая пора, видимо, позабыв про дожди и слякоть, вот уже четвертую неделю баловала москвичей и подмосквичей бабьим африканским летом. Поэтому не было страшно сидеть на осенней земле и ходить в короткой майке. Все жители, конечно же, радовались такой аномалии, пожалуй, кроме бабушки Наташи, каждый раз смотрящей на экзотическое солнышко за окном и приговаривавшей, что это Господь перед апокалипсисом дарит заблудшим душам немного погреться, чтоб привыкли к адскому огню. В чем-то бабушка оказалась права…

Еще тридцать минут назад Варя, как оловянный солдатик (а бабушка всегда говаривала: как ломовая лошадь), стояла у магазинчика, ожидая свою подругу. Но, похоже, очередь за горячительными, точнее – прохладительными напитками, которые должны были разгорячить ум в этот славный осенний день, День Города маленького подмосковного городишки, не хотела расходиться, а только удлинялась и удлинялась, заполняя помещеньице, уставленное с пола до потолка стеклобитным товаром. Счастливые городские именинники все прибывали и прибывали за подкреплением, к слову, уже слегка развеселыми. И Варя даже слышала иногда крики разгневанного продавца, на которого свалилось нетерпение взбудораженной толпы, желающей побыстрее пуститься в омут, дымящий на открытой городской площади шашлыками, народными танцами, фейерверком и русскими горками. Больше всего стопорилась продажа и возникало возмущение от покупателей, кому закон, даже в такой святой праздник, не разрешал покупать желаемое. Очередь гневалась на закон и на его исполнителя, но оба они были непоколебимы. И в особо грозные минуты несчастный продавец вызывала на помощь из подсобки товароведа и по совместительству охранника и супруга, который своим двухсоткилограммовым видом внушал уважение и к закону, и к семье продавца.

Но уловки с напитками и сигаретами знали даже малолетки, правда, не у всех имелись совершеннолетние друзья, каких имела Варя, всегда отличавшаяся от сверстников какой-то взрослостью и отстраненностью, дружившая с не менее странными персонажами, которых в округе называли «ненормальными» или «чокнутыми» за свои пристрастия к разным странным вещам, на деле бесполезным, чтобы стать богатым или знаменитым, а значит, счастливым. Однако это не смущало девушку, не обращавшую внимания на недобрые взгляды, когда она порой снимала свой темный капюшон, из-под которого распускалась длинная русая коса, с середины отливавшая кислотным цветом, – и тут же обжигающий, раскраса воительной мапачи, огненный, а точнее, светло-карий, мандариновый взгляд с черной острой точкой посередине. Не многие хотели связываться с такими странными созданиями, от которых чего угодно можно было ожидать, и поэтому Варя и ей подобные обычно слыли изгоями, тусовались только в своих компаниях, где в почете значились какие-то технические штучки, странная музыка, непонятные книги, с названиями и назначениями, которых никто не понимал.

Вновь послышался подростковый крик в очереди, только сейчас осознавший всю строгость закона о малолетстве, и даже отчаянные аргументы о пятидесятиминутной толкотне в тесноте и в обиде не стали доказательствами права на покупку недосягаемого напитка в шестнадцать лет. Вышел товаровед-амбал, но в этот раз это не помогло унять обидевшихся подростков.

Тогда в отчаяние впала сама продавец, почувствовав, что с пустыми руками хулиганы не уйдут, и посоветовала купить иного рода энергетик, который с ходу мог бы свалить насмерть любую скаковую лошадь, вскипятив ей мозг и кровь, и, как достоинство, срок действия бурой жидкости длился в три раза дольше. По всем преимуществам более выгодная покупка!

В очереди стали охать и ахать от такого злодейства в отравлении молодняка, с довольным видом расплачивающегося и тут же, не отходя от кассы, жадно поглощающего бурую жидкость. На этом очередной инцидент был исчерпан – и каждый вновь принялся ждать своей очереди, чтобы купить медленно действующий яд согласно возрастному ограничению.

Неожиданно сбоку подъехал дорогой автомобиль, из которого выскочили, как солдатики из коробки, несколько ребят и сиганули сразу же в подсобку, минуя очередь. Начался новый скандал, правда, быстро утихший, когда увидали, как последним из джипа, не спеша, вылезает сынок самого главы области. О нем ходили разные сплетни, что парень почти не учится, все время лежит в разных больницах или разъезжает по заграницам, лечится у заморских врачей от депрессии или еще какой-то напасти… Вид у парня и в самом деле был какой-то несчастливый, но нельзя сказать, что очень уж нездоровый: руки-ноги-то находились на месте, даже весьма спортивного вида. Вот только походка и вялость в движениях наводили на мысль, что ему все время скучно или он действительно не в себе. Тяжелый невнимательный взгляд, казалось, безразличный ко всему, блуждал, не отличая предметы от живых людей.

Он медленно прошагал мимо Вари, даже не взглянув в ее сторону, вошел в магазин, оглядел примолкшую толпу, вдруг отразившуюся в его глазах серой массой, и тут же вышел, опять усаживаясь в машину, так как дружки уже начали грузить «свои покупки».

Варя заглянула в магазин, из которого валил жар, а температура накалилась до средней в Сахаре, и заметила в толпе подругу, без надежды одними губами промолвившую, что стоять еще не менее получаса.

Девушка с сожалением вздохнула и отвернулась от неприятной очереди, чтобы упереться взглядом в ненавистный город.

Сколько себя помнила, а Варя помнила себя удивительно рано, она жила в этом городишке безвылазно. Вот уже пятнадцать лет. Многие ее одноклассники ежегодно бывали на море, за границей, естественно, посещали столицу, располагавшуюся всего-то в двухстах километрах, но у Вари не имелось родственников, кроме бабушки Наташи, которые бы смогли вывезти девочку хоть куда-нибудь. И даже в Москве ее никто не ждал. А в пятнадцать лет одну ее кататься никто бы не отпустил, да и у бабули не имелось финансовой возможности на такие капризы. Самое ужасное, что те редкие выезды с классом на экскурсии – и те отменялись под разными, порой весьма уважительными предлогами: Варя обязательно то заболевала каким-нибудь острым респираторным заболеванием, то случалось что-нибудь похуже.

Но родной город ей был ненавистен не по причине безвылазного скучного пребывания, а по причине только своего существования. Для Вари он представлялся настоящим адом. И не только для Вари, стоит отметить. Он ощущался таким почти для всех его жителей. Серый, грязный, индустриальный, типичный провинциальный городок, со старыми полуразрушенными фабриками на окраине, до сих пор дымящими пылью и гарью, взявшими в свой пыльный плен всех жителей, сделав из них тоже серых, грязных, неприветливых и даже злых рабов. И только в один-единственный день в году они становились чуточку счастливее и радостнее, объединившись для празднования дня рождения, а на самом деле – дня своего рабовладения. Громко играла музыка, чтобы заглушить отчаяние в умах и сердцах заточенных горожан, дымили костры жаровен, румянились праздничные яства, на которые также сыпалась фабричная пыль, к которой все привыкли, как к родной.

И все жили как умели, веселились как могли, свыклись с этим мироустройством. И только Варя до сих пор не верила, что окружающая действительность реальна, поэтому ненавидела все в этом городе. И пусть конкретного плана в пятнадцатилетней голове еще не сформировалось, но созрела весьма обозримая цель – вырваться и навсегда покинуть этот ад, забыв все эти лица, стерев их из своей памяти, оставив догорать вместе с жаровнями в этом пыльном забытом богом месте.

Вот какие чувства вызывала картина бушующего в празднике города, с установленной на центральной площади огромной ярмаркой с гигантским чертовым колесом и русскими горками, с которых визжали веселые жители. И единственным способом влиться в это веселье становилось забыться, впасть в безумное беспамятство, отдаться сиюминутному куражу, пусть он дорого обойдется собственному здоровью на следующий день.

Ведь Варя знала, что мир не заканчивается только городом ее детства, хоть никогда и не покидала его пределов. О других мирах она прочитала во множестве книг, которые ей удалось найти по старым муниципальным библиотекам, еще больше других погруженных в пыль, которую раз в год смахивали работники в честь инвентаризации. А когда библиотечные резервы и анналы были читаны-перечитаны, Варя завела себе хобби – поиск и выманивание зарубежной и русской фантастики у разных знакомых и малознакомых людей, часто использовавших подобные издания в каких угодно целях, но только не для чтения.

Мир не заканчивался даже столицами тех стран, где мечтала побывать однажды Варя. Книги поведали ей, что существуют параллельные реальности, жизнь после жизни, закоулки Вселенной, где больше не живут люди или остались жить нелюди… И все эти истории были для нее более реальными, более желанными, чем те, что предлагались в школе: с трагическими скучными повествованиями классиков, по описанию которых убогая несправедливая жизнь прошлых веков мало отличалась от той, что разворачивалась здесь и сейчас. Таким образом, к своим пятнадцати годам она прочла практически всю фантастику, когда-либо изданную или попавшуюся на глаза девушке.

***

Ее философские настроения в ожидании подруги вдруг разбил отчаянный крик мальчишки. Крикун восседал на мощных плечах отца, куда его только что усадила мать. Типичная семья этого городка: обкромсанные перекисью несчастные волосы мамаши, в честь праздника начесанные, словно антенны, устремившие в космос сигнал о взрыве на макаронной фабрике. Отец-здоровяк, страдающий ожирением второй степени, потерявший все волосы, а вместе с ними воспитание на какой-нибудь нервной работе. И лоснящийся от разноцветных сладостей карапуз, истерший почти все зубы в войне с кариесом. Все трое недобро между собой переговаривались: мальчик не хотел сидеть на неудобной шее отца, ерзал и собирался свалиться и заодно сломать кормильцу шею, отец пытался урезонить отпрыска и ругался на жену, почему та не взяла коляску, мать обругивала забывчивого отца, что про сломанную коляску она «пела» ему уже две недели, но тот со своей работой и вечерами, проводимыми в компании друзей, не внимал ее мольбам, вот и вышел коллапс, а девать ребенка некуда, сидеть с бабушкой малыш отказывался.

Семья здоровяков закрыла собой весь вид на празднующий город, который уже погрузился во тьму, окончательно потонув в дыму от шашлыков. И Варя хотела бы отвернуться куда-нибудь еще, чтобы не смотреть и не слышать неприятные пререкания семейки, как вдруг нечто странное бросилось ей в глаза.

Некая тень, вполне осязаемая, метнулась сначала между фигурами, а потом неожиданно запрыгнула сзади на толстяка-отца, судя по всему, неощутимо для него, потому как громадная фигура даже не шелохнулась… и стала, как бы это выразиться? меняться в формах. Варя инстинктивно зажмурила глаза, не веря зримому. Но это не помогло. Тем временем тень, представляя собой сгусток черного тумана, превращалась в какого-то… гигантского паука, с длинными ужасными ногами, на которых прямо на глазах отрастали черные блестящие когти… а мохнатая башка, выплывая из тумана, воротнулась в сторону обескураженной Вари, сверкнула такими же черными шестью или восемью глазищами на уродливом лице монстра и, не завидев опасности, оскалилась, чтобы в то же мгновение вонзиться острыми, словно швейные иглы, зубами в спину жирдяя.

Варя беззвучно вскрикнула. Но ничего страшного не произошло. Здоровяк не шевельнулся, будто ничего не почувствовал, а черная тень, словно кровососущий клещ, стала с удовольствием насыщаться, набухал уродливый горб на ужасном паучьем теле.

– Э, – пока тихонечко позвала ошарашенная Варя, не зная, к кому обратиться, к жертве или к кровососу, который так и не исчезал, хотя она уже десять раз протерла свои глаза… Как вдруг паук, неожиданно отцепившийся от спины, сглотнувший черную каплю, повисшую на остром белом зубе, стал крутить башкой, чтобы лучше разглядеть, кто позвал его. И вновь произошли мутации: паучище трансформировался, превращаясь в уродливую, но вполне реальную старушечью голову на горбатой скрюченной спине.

– Ты что делаешь, карга! – вырвалось у Вари, завидевшей последние превращения. И хотя девушка до сих пор не могла поверить тому, что творилось прямо перед ней, все-таки решила вмешаться, несмотря на страх и отвращение.

– Ты кто такая?! – уже громче произнесла Варя, привставая и теряя последние капли страха перед чудищем, глаза которого, по-прежнему нечеловеческие, закрутились в разные стороны и, проморгавшись, обернулись-таки человеческими.

– Ты меня видишь? – прохрипела паучиха с головой старухи.

– А ты думаешь! А ну слезай с мужика… коза!

В этот момент толстяк обернулся на девичий крик – и с удивлением обнаружил сзади себя свирепого подростка с повисшей в воздухе рукой для удара.

– Дядь, на тебе какая-то тварюга сидела и из спины кровь сосала, – опустила руку Варя, обнаружив, что паучья тень с головой старухи бесследно исчезла, будто ее и не бывало.

Мужик внимательно поглядел сначала на девочку, потом вокруг себя. Ребенок на шее перестал ерзать и падать и тоже осматривался по сторонам. И, не обнаружив ничего странного, две пары глаз недоверчиво уставились на девицу.

– Клянусь! – завопила Варя. – Сижу здесь, никого не трогаю, смотрю на город, тут вы орете, как потерпевшие… Вдруг вижу: у вас на спине огромный паук притаился. Ну как из фильма ужасов! И башка вот такая, – бессвязно пыталась оправдаться Варя, показывая, как и что она увидела, всеми доступными вербальными и невербальными средствами. – И зубища вот такие, а голова – как у старухи, обычной, только очень злой. Она ими впилась вам в шею и сосала, а горб, как у клеща набухал… А вы не реагировали…

– А у нее глаза такие странные? Будто бельмо на них? – профессиональным тоном следопыта стал допытываться бугай.

– Да! Да! Такие белесые. И еще родимое пятно у правого уха. И огромная бородавка на подбородке… – стала показывать Варя, припоминая детали.

– На себе не показывай, – посоветовал мужик, а потом обратился к жене: – Вот где мать твоя шляется!

Женщина лишь недовольно шмыгнула.

– А я говорил, что она кровососка! Ее и Пашка поэтому на дух не переносит! – продолжал отчитывать жену бугай.

– А вы что, думаете, она реально кровь пила? И мне не показалось? – недоверчиво схватила за руку мужчину Варя.

– Девочка, я в полиции работаю, там и не такие вампиры попадаются, – уверил полицейский Варю. А потом крикнул в воздух: – Найду – убью гадину!

Воздух заскрипел, словно услышал и внял угрозам. И, помяв себе шею, мужчина поудобнее усадил успокоившегося мальчугана, в руки которого попала новая липкая гадость-сладость, и дружной троицей они, наконец, отправились в гущу празднества, оставляя ошарашенную Варю стоять и переваривать увиденное и услышанное.

Девушка позабыла и о подруге, и о ненавистном городе, из головы не уходила картинка с нечеловеческими превращениями, и она, словно ищейка, стала вглядываться в толпу прохожих, пытаясь разглядеть знакомое уродливое лицо с бельмом на глазу. Сама себя не понимая, она быстро повернула за угол и побежала к лесу. Конечно, куда еще можно было бы спрятаться чудовищу, как не в темный, мрачный ночной лес, куда только влюбленным и ненормальным в этот час хотелось бы войти и потеряться.

И почти у кромки леса Варя заметила тень, шмыгнувшую в чащу.

– А ну, стой! – крикнула девушка, начиная злиться. – Я все равно тебя запомнила! И все равно найду!

Кричала она вслед вампирше, хотя сама не понимала, зачем устроила погоню. Ведь, по сути, это могло оказаться опасным. В книжных ужасах описывалось, какой нечеловеческой силой обладают подобные существа и что они делают с малолетними девицами, попавшими им на обед или ужин. Но Варю, выросшую в этом городке, где с детства приходилось силой доказывать право на мнение, как и других его обитателей, отличало полное пренебрежение инстинктами самосохранения.

Вбежав в лес, она сначала растерялась… но ненадолго. Ей в голову пришла дикая мысль: если старуха, теща этого полицейского, так боится показаться на глаза простой девчонке, убегает от нее, значит… Значит, ей есть чего бояться?!

– Покажись, тварюга! Я знаю, ты меня боишься! – крикнула Варя в лес, а про себя добавила: «Хоть и не знаю, почему…»

В ответ ждало молчание.