Сказ про бестолковую Таньку

Сказ про бестолковую Таньку
Евгения Ивановна Хамуляк

Эта смешная сказка про одну бестолковую девицу по имени Танька. Уж все в деревне ее характер узнали, да только "своя" Танька до мозга костей, куда ее денешь?! Проблема в том, что девка хочет важной стать, чтоб народ ей в ноги поклонился. Да только за какие заслуги? За мудрым советом идет Танька к старосте Павлине Куприяновне, давней героине былиц, и та дает самый что ни на есть верный и мудрый совет: как из бестолковых в важных переделаться легко и просто! Давайте поучимся вместе с Танькой?

Евгения Хамуляк

Сказ про бестолковую Таньку

Жила-была на свете Танька. С виду вроде ничего: глаза ясно-синие, как небо летнее в поле пшеничном; и ростом выдалась не меньше остальных в деревне – родилась с оглоблю целую; и фигурой, так сказать, вперед и в разные стороны красиво выдавалась. Да и лицом, так и эдак посмотри, не чучело огородное: нос – не крючком, волосы – не паклей, руки – не лопаты. В общем, увидишь издалече – за красавицу принять можно было. Только звали все Таньку бестолковою. А за глаза так просто бестолочью.

Эх, вздохнем тяжело и выдохнем легко,

И начнем, пожалуй, новую былицу…

Слушайте, люди, как сказки сказываются…

Да не только про премудрых да про прекрасных,

Но и про глупых человеков, Ванек да Танек разных.

Жила-была-не бедствовала Танька одна. Повелось ее всерьез не воспринимать в деревне. Даже учителя в школе сельской старались ее лишний раз с места не поднимать, ибо любила Танька поговорить. И высказывала мнение свое много да размашисто, руками длинными вокруг махая, будто мух разгоняя. Не знаючи, народ-то по началу прислушивался, потом вздыхать да зевать начинал, а затем так скучно становилось, что от ейной глупости всякое терпение к Танькиной персоне пропадало. И воспитанные тихонько старались сгинуть с глаз долой, а кто похрабрее – рукой на нее махали и без «до свидания» уходили.

И вроде бы не глупая деваха родилась эта Танька, да только все впросак говорила. Поэтому знакомые и соседи лишний раз мнения ее бестолкового не спрашивали. Да вот загвоздка была: а хоть и не спрашивали, Танька все равно свои советы без спросу давала направо и налево. Вот так и жили. Да что делать?! Мало ли людей странных на земле?! А Танька – своя, хоть и бестолковая. Все равно в обиду не дали б. Вот все и привыкли к причудам ее.

***

Что сказать про семью? Хорошая у нее семья была, скромная. Из уважения никто в глаза иль шепотом при матери-отце мнения своего о дочери единственной не высказывал. А что зря расстраивать хороших людей? Знают родители, чай не слепые и не глухие, кого уродили на свет Божий. А что толку жаловаться да вздыхать… Спасибо, что здоровая, сильная да на своих ногах ходит; по дому и в поле дела делает. Ждали терпеливо по-отечески: авось ум-разум сам проснется иль с годами и опытом житейским прибавится.

Да не скоро пироги пекутся, тесто сначала подойти должно. А куда родителям торопиться?

Однажды приходит домой Танька и заявляет торжественно, мол, замуж выхожу и уезжаю жить в приморские владенья будущего супруга. Давняя мечта ее сбежать с деревни, где ее знают все, как облупленную.

Присели родители от неожиданности: ойкнула мать, заикал отец. Танька сзади подошла, похлопала по их спинам крепко от души – икота с испугом сразу прошли от руки ее тяжелой. И давай рассказывать, мол, так и так, влюбилась без памяти. Он – судьба ее. Все, что в жизни Танька чаяла или не чаяла в супруге найти, – все он! Сам торговец с далекой страны, завидев ее да послушав, говорит – женюсь!

Послушали-послушали ее родители и попросили отвести их на рынок, где она того знатного жениха заграничного встретила, что захотел с бухты-барахты жениться.

Ничего хорошего такое знакомство не предвещало, думали родители. Хитрец ли, чудак или дурак какой.

Пришли, глянули – вай. Стоит на телеге коротышка чудной, лицом точно ненашенский: носастый, с куцыми волосишками, кричит на всю округу картавлями своими, будто зуб у него больной или скарлатина замучила.

– По-каковски болтает женишок-то? – спросил отец Таньки, хмурясь.

– Латину шпарит, окаянный, – приметила мать, головой качая да охая.

– Итальянец! – горделиво покрутила башкой Танька.

– А тощий-то, мелкий, как пупырышек. Таньке-то, небось, в пупок дышит, – возмутился странному виду жениха отец.

– Зато богатый и обещал меня на чужбине принцессой содержать, – улыбалась Танька, не замечая, как похихикивает люд вокруг. А Таньке латина нравилась, она хоть и бестолковая, да не глупая к наукам-то была. Чай, первой в классе болтушкой слыла. А Таньке хоть на латине, хоть на чертовщине – одно нравилось болтать и мнение свое собственное высказывать.

Сказала она женишку-то что-то на не знакомом родителям языке. Просиял иноземец, спрыгнул с телеги, овоща иностранного полной, чисто чертополох на вид, и давай руку отцовскую тормошить, счастливым лицом маслиться.

– Ты скажи ему, Татьяна, пусть сначала грамоту покажет, что не приблудный и не сумасшедший, не женатый у себя там на чертополошине. А выкажет ответственное желание жениться на тебе, потом руки жать будет. А коли ты совсем не рехнулася, так сама подумай, если тебя местные замуж не берут, с какого чертополоха, не знаючи ни семьи, ни положения, торгаши иноземные захотят?! – сурово спрашивал отец.

Осерчала Танька да в сердцах как шибанет по телеге-то, весь ассортимент по округе с грохотом переворачивая, вместе с суженым и возом.

Только мать вздыхала, руками лицо закрывая: вроде и силушка имеется, ум какой-никакой народился, а бестолковая Танька, как ни крути.

***

А через время недалекое настал долгожданный Новый год, для женихов с невестами день счастливый, сватовской. Опосля сбора урожая хорошего да работы знатной, ради отдыха, веселья да устроения мироустройства стали главы деревень больших празднества широкие разворачивать, чтобы замуж дочек и сыновей подросших повыдавать.

В поле, в работе, в поту насмотрятся друг на друга семьи-то – кто как мотыгой машет. И тут уж не до шуток с забавами становится, ибо в таком вопросе трудолюбие и годность ценились выше, чем семечки щелкать да песни распевать. В таком ракурсе ценили Таньку – прощали пустословие. Может, поэтому какие-никакие друзья-знакомые водились у нее. Ибо работница была она усердная, ничего не попишешь. А может, специально дружили с девушкой в посевные да сборочные времена, чтоб выезжать на силе ее лошадиной, самим баклуши стуча там, где трудиться приходилось. Ибо что ни скажи: какая Танька – такое и окружение. А друзьям таким тоже слава дурная, на дурости других выезжать.

Многие семьи засматривались бывало, как она в раже могла скосить травы или пшеницы нажать одна за троих мужиков. Да только как начинали прознавать поподробнее – пропадал интерес болтушку такую в дом заводить. Дома, чай, отдыхают и даже уши на веревки проветриваться вешают, довольно и улицы для этого. Своих начальников и верховодок хватает!

***

К празднеству разоделась Танька по самому последнему писку! Аж мать пискнула, а отец как воды в рот набрал от такой красоты. Спрашивают:

– Что ж ты, бестолковая, разоделась, будто курица в перьях и ноги свои куриные оголила?!

– Ты, батюшка, ничего в моде европейской не понимаешь. А мне уже надо себя по-иному строить, скоро все сарафаны ваши да вышиванки в сундук долгий складывать. Ибо там, куда еду, мода другая. Себя надо показать с лучшей стороны, – бравировала Татьяна. – И вовсе то не перья, а воланы, – крутилась перед зеркалом довольная девушка, рассматривая и волосы свои рыжие, будто у веселухи к спектаклю уложенные, и сарафан подрезанный, и губы красные бантиком, подведенные свеколкой полевой спелой, чтоб издалече видать ее красу было.

Как не уговаривали, как не увещевали – ничего не помогало Таньку переубедить пойти переодеться. На одно родители надеялись, что не пустое болтает, и впрямь итальянец явится, и Татьяна ему краше чертополоха своего поганого покажется. И заберет он ее в свои края бестолковые, где женщины, словно курицы, с голыми ногами по улицам гуляют.

***

Словом, как в воду глядел отец – не пришел иноземец на новогоднее празднество, на встречу с родителями для знакомства долгожданного. Как в воду канул вместе с возом, лошадью и чертополохом поганым. Обескуражил общество, опозорил Таньку. Проревела девушка весь Новый год, свеклу по лицу размазывая. И жалко и не жалко ее становилось бестолковую… Сама ведь неведомо куда понеслась, сама накрутила, сама теперь расхлебывай… Не до праздника стало семье Вырывайкиных. Сидели угрюмо на кровати в светлице и думу думали, что дальше делать.

Матушка, вздохнув тяжело, сказала:

– Совета надо мудрого спросить, как дальше жить. Сами мы довели историю свою туда, где находимся, а значит, со стороны взгляд нужен, нам невидимый.

На том и порешили.

***

Жила-была в соседней деревне женщина одна. Звали ее попросту – Павлиной Куприяновной Курдюмовой. Большая семья была у этой уважаемой женщины. Полдеревни в ее родственниках ходило и все до земли кланялись, когда ее на улице встречали. Ибо слыла она премудрой советчицей, доброй женой, превеликой травницей, умелицей по житейским вопросам. Много людей приходило ее совета спросить – никому не отказывала. Ведь за спрос деньги не берут, как знается. А коли совет неверный давался или неподходящий, можно было его на заборе повесить остаться за ненадобностью. На то и сказано – бесплатный он. Не надо – не берите!

Пришли Вырывайкины за советом к ней. Усадила Павлина Куприяновна их за стол чай пить: отца по правую руку, мать – по левую, а Таньку прям по середине, чтоб глаз не сводить с проблемы, что на двух ногах дотопала за советом в другую деревню.

Рассказал отец все по правде, мать подтвердила кивком. На что Танька хотела сказать свое мнение, а Павлина Куприяновна ей как гаркнет:

– Твоего мнения, бестолковая, никто еще не спрашивал! – и так сердито на девку глянула, что Таньке впервые в жизни расхотелось поперек перечить.

– Что жива-здорова дочь ваша, не полоумная, лицом не уродлива, от трудов не отлынивает – это хорошо. Спасибо высшим силам! За то, что строптивая да бестолковая, – то вина ваша, вот вы на старости лет и расхлебываете ошибки воспитания. Ибо воспитывать дитя надобно не только сказками да пряниками. Сильные ребята силу понимают. А ваша только что с виду девчонка, внутри чистый кремень. Подарили ей боги славные силы на три жизни. Зачем? Это нам неведомо. Но просто так такими подарками превеликие не раскидываются. Значит, есть причина, – продолжала Павлина Куприяновна, платок поправляя да чай попивая. За время разговора с умной женщиной немного и родители растаяли, серьезный человек за их трудности думает, значит, будет толк.

– Что бестолковая… – хотела продолжить советчица, как вдруг Танька слово свое веское вставила-таки.