Ты моя Рабыня

– Ты тоже можешь идти, – Багир протягивает бумагу с его подписью.

Как только он остается один, наваливается странная изматывающая тоска. Призрачный образ бывшей жены пропитывает все вокруг энергетикой трагичности, невыносимой тяжести воспоминаний.

Багир садится в кресло и закрывает глаза. Что снова так напомнило белокурую блондинку из США? Что снова привело к разрывающим мучениям, которые накрывали, будто песчаная буря в пустыне?

Он усмехается про себя.

Никто не подозревает, что он собирается сделать с Лейлой. И, похоже, это беспокоит не только Ясмину

***

Джамил ведет меня куда-то вниз по лестнице, и сердце заходится от нервного ритма в груди.

Мы в двадцать первом веке, где цивилизация шагнула далеко вперед, но меня ведут в темницу для непокорных рабынь! Как будто прошлое откатилось обратно на тысячу столетий, и вернулись зверские обычаи.

Я не могу сказать даже слова. Давящая горло безысходность забирает последний кислород в легких. Кусаю губы, чтобы не начать плакать.

“Не буду, не буду унижаться! И не позволю меня унизить! Пусть лучше убьют…” – последние слова острым лезвием проходят по сознанию.

Длинный темный коридор еще больше нагоняет панику. Джамил открывает одну из дверей, и я чуть пошатываюсь от ужаса.

Внутри самая настоящая камера. Как в тюрьме. Только здесь порядком чище, и стены не такие темные, как обычно.

– Проходи, – говорит он тихо.

Перешагиваю порог, и дверь бесшумно закрывается сзади.

Светло-серые стены, узкое зарешеченное окошко вверху, кровать, застеленная одним лишь черным покрывалом, в правом углу – зона санузла, огороженная стенками примерно в половину моего роста.

Сажусь на кровать и закутываюсь в покрывало. Зубы от кошмара происходящего отбивают чечетку.

Здесь не холодно, но меня трясет ледяная лихорадка. Укутываюсь прямо с головой и чувствую, как щеки становятся влажными. Слезы бегут сами. Я ничего не могу с этим сделать. По крупицам растворяется уверенность, что я и вправду была хоть кому-то нужна в этой жизни.

А теперь ждет финал…

Финал, который пророчил мой отец. Или перевоспитают, или убьют.

– Убьют, – цежу с закипающей злобой в пустоту камеры, – спасибо, папочка…

Всхлипы перестают давить грудь, и на смену отчаянию приходит ярость.

Вскакиваю с лежака и начинаю стучать по массивной железной двери.

– Выпустите меня! Ненормальные, ублюдки, твари!!!

Холодный металл равнодушно принимает все мои удары и ни на миллиметр не поддается. Ладони начинают краснеть, кожа надрывно ныть.

На мой зов откликается угрюмая тишина.

Ни звука, ни шороха.

Через двадцать минут я понимаю, что бесполезно кого-то звать или пытаться задеть оскорблениями.

Я снова осталась одна со своими мыслями, со вздорным характером, любящая свободу и справедливость.

После истерики кричащая нервозность успокаивается, и в голову начинают приходить мысли о том, как выкрутиться из непростой ситуации.

Я могу предложить отпустить меня, ведь если я не устраиваю, то можно меня просто выгнать, и это обстоятельство теперь вовсе не пугает. Лучше оказаться на улице, никому не нужной, чем умереть и закончить свое существование в мерзких серых стенах.

“А может, мне помогут сбежать?!” – мелькает шальная, абсолютно безрассудная мысль, но смех, больше похожий на припадок шизофрении, пробирает из самого нутра.

Кто может рискнуть и пойти против воли Господина?

Щелчок замка звучит в тишине как удар гонга.

Я вздрагиваю и с ужасом смотрю на приоткрывающуюся дверь.

На пороге стоит Ясмина.

Несколько секунд замешательства, и она бросается ко мне. Обнимает, и под моими пальцами ощущается дрожь от ее тела.

– Лейла, почему ты не подчинилась! – восклицает она. – Я люблю Багира, но я не хочу, чтобы у меня была другая служанка!

Ясмина улыбается, но в ее эмоции невыносимая грусть.

– Теперь уже будет, – цинично подмечаю ей в ответ. – Багир сказал, что убьет за неподчинение.

Она покачала головой.

– Мне не верится. Он не поступит так, – говорит моя бывшая хозяйка. – Но я решила, что тебе здесь нельзя оставаться…

Мое удивление мешается с шоком.

– Ты сейчас серьезно?! Ты решила! – и сдерживаюсь, чтобы не разразиться новой истерикой. – Ясмина, меня, сказали, убьют, и там наверняка куча охраны за стенкой…

– Нет там никакой охраны, – отвечает она, – я попросила Джамила, и он открыл мне, чтобы поговорить с тобой. Если ты придумала, что тебя охраняют как беглую преступницу, то я тебя разочарую.

Уголки губ Ясмины приподнимаются в иронии.

“А может, и правда?! Рискнуть и остаться живой” – ухает пульсирующим ритмом прямо в мозгу.

– А в доме охрана? – недоверчиво поглядываю на подругу-хозяйку.

– В доме нет охраны. Это запрещено. Есть слуги, персонал, который работает в доме, но не охранники. Они даже на территории находятся в каких-то спец местах, потому что я ни разу не видела вооруженного мужчину, похожего на секьюрити.

– Значит, на территории меня схватят, – подвожу печальный финал моего побега.

– Лейла, а что ты хочешь делать? – спрашивает Ясмина с возмущением. – Просто сидеть здесь и ждать расправы?!