Варварино счастье. Том I

Вдруг Катя уловила какой-то шум, ей показалось, что их догоняет машина. И, хотя мать с сыном еще не ограбили «закрома» Родины, не успели насобирать колосков, Катя так испугалась и резко рванула в сторону от дороги и закричала:

– Сынок! Отойди в сторону! Машина!

– Какая машина, мам!

Катя оглянулась – никакой машины нет!

– Вася, а шум? Я же его слышала!

Мальчик глянул на маму, он нашел причину шума, расхохотался ужасно! Он даже свалился на придорожную, еще не увядшую, травку и так смеялся. Это было заразительно, Катя тоже расхохоталась… Она-то смеялась над тем, как сынишка смеялся… В конце концов она, вытирая слезы, все еще смеясь, спросила сына:

– А шум?

– Так это, мам, мои брезентовые брюки так громко шуршат. Когда я делаю маленький шаг, штанина об штанину задевает почти бесшумно. А тут я решил прибавить ходу, и брезент начал издавать звуки, как скрежет металла… Вот это штаны ты мне сшила!!

И они снова принялись хохотать!

Да уж… и смешно, и грустно! Голь на выдумку хитра! Нашла Катя куски брезента, которые до войны лежали на чердаке, и нашила штанов детям. Тепло хотя бы! Но тайно в таких штанах никуда не проберешься!

Пришли наши путешественники на самое дальнее от деревни поле, насобирали колосков, сложили их в мешочек и затемно пошли домой. Эта работа была настолько важна, от колосков зависела порой сама жизнь. Хлеб из колосков пекли с добавлением травы. Все, что не ядовито, то автоматически считается уже съедобным.

Было уже довольно поздно, в деревне в такой час все находятся дома, и чужие люди тем более здесь не должны быть. Потихоньку Катя с сыном, даже не переговариваясь, как шпионы крались к своему дому. Вдруг рядом с их калиткой к ним навстречу резко вышли из темноты двое мужчин.

– Стойте! Покажите, что в руках!

Один из мужчин выхватил из рук Кати мешочек, в котором было граммов 400 пшеницы, которую они уже отшелушили от колосьев. Легко двум здоровым мужчинам справляться со слабой женщиной, которая целый день с ребенком ходила по полю, собирая зерна пшенички, чтобы накормить своих детей. Привели Катю с сыном в сельский Совет, сходили за председателем, чтобы оформить воровство государственной собственности.

Оказалось это были люди незнакомые, из района. Их работа была на том и построена, чтобы не допускать сбора колосков на полях. Видно, опыт у этих молодчиков уже был богатый: вычислили, что люди шли с поля. Акт был составлен. Пшеница конфискована. И виновников отпустили домой.

Катерина Ивановна даже не могла представить, что это вызовет такой резонанс. А как же! Мать председателя колхоза и ворует на полях пшеницу! На следующий день утречком прибежал Афанасий Степанович – председатель колхоза и коротко сказал:

– Чтобы тебя, мама, не посадили в тюрьму, сегодня же сама, добровольно отведи свою корову Малышку на колхозную ферму! Если ты этого не сделаешь, посадить могут и тебя, и меня. А как вся семья без нас останется, они тогда совсем будут без защиты. Помрут с голоду…

Катя без чувств упала на пол. Придя в себя, она увидела Афанасия, стоящего перед ней на коленях. Она попыталась подняться, но сил не было.

– Мама, я тебя прошу, сделай так, как я сказал. Только так мы можем спасти свою семью. Закон войны не пощадит никого… – И ушел.

Какими словами описать то, Катя подоила последний раз свою Малышку, обвязала веревкой ее рога и повела на скотный двор. Корова упиралась, она не понимала, куда ее могут вести в этот период, когда уже и травы-то не было.

Слезы душили женщину, у которой дома было четверо детей, а ее муж-защитник Степанушка, ее любимый муж, с сыном были на фронте. И он не мог ей сейчас помочь.

Ее успокаивало лишь одно. У Ульяны еще была корова, и они поделятся, не дадут семьям голодать. Да и от Малышки осталась телочка, она уже на следующее лето может огуляться и меньше чем через пару лет у нее снова будет коровка. Но как выжить до своего молочка еще полтора года?!

Ее муж Степан Васильевич с Максимом служили в одной дивизии и даже были в одном экипаже.

Катя получила от них два письма всего, и вот уже месяц они молчали. Она понимала, что причин может быть только две: письмо в пути и она его получит, и – она никогда больше не получит письма от своих родных мужчин, но почтальон ее найдет с чужим конвертом, в котором горе. Во второй вариант она старалась не вникать, и отталкивала от себя эти мысли.

Бои шли под Москвой, шел самый страшный декабрь, когда решалась судьба всего советского народа.

Глава 20. Новая потеря Ульяны

Зима с 1941 на 1942 год была необычайно суровой. Морозы были ужасными. Ночью то и дело слышался на улице треск. Это было не что-то мистическое. Дома в деревне были у всех рубленые, из дерева. В самые сильные морозы, видно, трескались круглые бревна, из которых строили дома, поэтому и дома-то имели часто потрескавшиеся бревна.

Ульяна каждую минуту думала обо всех своих близких: как ее муженек, не виделись так давно! А от Анны с начала войны нет ни одного письма. Только сердцем верила, что дочка жива, но почтальон обходил ее дом стороной, пряча глаза.

Дочка Тонечка вот через месяц должна будет отправиться на фронт. Уже скоро закончится ее учеба на курсах медсестер. Мать должна проводить дочку на фронт, дать ей иконку – материнское благословение, только бы была жива!

От мужа она получила всего одно письмо. Его он написал еще по дороге на фронт. Уля обливает это письмо слезами каждый вечер. Химический карандаш растворился и от слез уже не мог сохранить буквы. Уля помнит в этом письме каждое слово. И вот она мысленно в сотый раз повторяет весь текст письма от первого и до последнего слова:

«Здравствуй, моя дорогая и любимая жена Уленька! Едем в теплушке вместе с нашими всеми лосихинцами. Все, кто со мной уходил из дома, все тут. Пока нас не разделили. Всего неделя прошла, как я расстался с тобой, а кажется, что ты провожала меня из дома уже несколько лет назад. Я очень скучаю по тебе.

Не знаю, что там случится дальше, ты только помни, что ты для меня – единственная и самая любимая женщина в мире. Уля, вернусь, буду любить тебя и беречь еще сильнее. Что бы ни случилось, я люблю тебя! Ты только дождись меня. Поцелуй за меня детей и Васильевну. Целую много-много раз! Твой муж Гаврил.

Да, и скажи маме, что письмо написал одно на вас двоих. Пусть не обижается, Я ее тоже очень люблю. Когда вернусь, соберу вас всех, моих любимых и ненаглядных, под одну крышу, в один дом»

Для Ули теперь это письмо, залитое ее слезами, в котором уже невозможно разобрать ни одно слово, было ценно уже тем, что Гаврил держал его в руках и касался этого листка бумаги. И она держала это письмо, свернутое в треугольничек, у себя под подушкой.

В самые холодные январские дни, когда без дела и на улицу-то выходить не хочется, Уля вдруг увидела почтальона Еремея, ковыляющего с палочкой к ее дому. Сердце ее замерло. Только не это! И тут же мысль, подожди, Ульяна, не паникуй, вдруг от Анютки письмо….

Почтальон молча, не поднимая глаз, достал из сумки письмо. Ульяна все поняла. Вместо обычных солдатских треугольников это было письмо в почтовом конверте и с каким-то штампом. Глаза ее остановились на конверте, она не могла ни пошевелиться, ни сказать какие-то слова. Почтальон прошел мимо нее вглубь комнаты, положил письмо на стол, подошел к Ульяне, прижал ее к себе, постоял так несколько секунд. Потом выскочил из дома настолько быстро, насколько мог. И поковылял дальше.

В письме было сказано, что ее муж Титов Гаврил Дементьевич считается без вести пропавшим.

Это случилось 13 декабря 1941 года под Москвой. И добавлена приписка, что в этих случаях люди не считаются погибшими. При появлении какой-либо информации о местонахождении Титова Г. Д. его семья будет извещена дополнительно.

В письмо была вложена информация одного из бойцов, который был в составе группы. Это была копия краткого отчета о выполнении задания на имя командира. Вот что там было написано:

Группа имела задание проследить получение фашистами трех железнодорожных составов с танками и зенитными орудиями для похода на Москву. В ходе операции произошло столкновение с вражескими силами, был ранено двое и убит один. А боец Титов исчез. Командир группы допускает возможность утечки информации, иначе как же фашисты их поджидали в том месте, где они должны были наблюдать за распределением военной техники. Ведь следующим этапом задания группы был взрыв эшелонов с танками, а фашисты уже находились в засаде в том месте, куда направлялась группа.

Ульяна просто как стояла с письмом в руке, так и упала на пол. Как сквозь сон она слышала, как хлопотали над ней, пытаясь привести ее в чувство Васильевна и мальчишки. Еще больнее ей стало от того, что Гаврил исчез бесследно как раз в день ее рождения. И она снова потеряла сознание.

Ульяна понимала, что исчезнуть на войне можно только по причине взятия в плен. Может, фашисты хотели взять «языка»….

Неделю ее оберегали дети и Васильевна, кто-то был рядом с ней постоянно. Ульяна была в горячке. Высокая температура, поднявшаяся непонятно по какой причине, отняла у Ульяны последние силы. Она даже с кровати встать не могла… Только на минутку забывшись, она открывала глаза и сразу в памяти всплывало письмо со штампом. Матери Гаврила передали такое же письмо, она тут же приползла к Ульяне и тоже не отходила от невестки ни на шаг. Бедная старушка понимала, что Ульяна – единственный человек, который после сына ей был близок. И она помнила, что сын писал в своем единственном письме Ульяне, что когда он вернется, они будут жить все вместе. Уля прочитывала письмо от Гаврила своей свекрови много-много раз… А теперь все, она потеряла единственного сына… Как это произошло, теперь Гаврил для всех исчез. Где же он теперь, ранен или уже погиб?

Старушка залилась горькими слезами и сказала Ульяне:

– Не придется нам, дочка, теперь никогда пожить вместе в одном доме. Умру в одиночестве. Больше у меня никого нет. Только ты и осталась.

Ульяна лежала неподвижно, как бы в забытьи, без сознания…. Но она хорошо услышала слова свекрови. Приподняла голову с подушки, протянула руку к свекрови и сказала: Татьяна Петровна, переходите к нам, места всем хватит. Мы – одна семья и не надо нам разлучаться. Гаврик не погиб. Он будет стремиться к нам.

С этого дня Уля стала понемногу вставать, словно заново училась ходить. За ней ухаживали все наперебой, старались лучший кусочек положить перед Ульяной. Она не могла ни есть, ни пить. Свекровь пришла к ним на следующий день после разговора с Ульяной. Так она и Васильевна прожили в доме Ульяны до конца жизни. Никто не был обижен. Все делили поровну: и радость, и горе….

Плохо только то, что радостных событий не поступало. А река горя разлилась как в половодье. Немного оправившись от болезни, Ульяна спрятала два письма за иконами на божничке. Первое и последнее – это все, что осталось от дорогого ей человека.

Хотя Ульяна в душе не соглашалась с письмом, она понимала, что с Гаврилом случилась беда, просто так подобные письма не рассылают. Значит, могла быть гибель любимого мужчины, но сердечко подсовывало ей мысли, не верь, он живой, живой… Что с этим делать, Ульяна не знала. И как бы ни было горько, она зажигала свечку не за упокой раба божьего Гаврила, а за здравие. Сердце, оно все чувствует…

Собралась Ульяна провожать дочку Антонину на фронт. Примерно в середине февраля заканчивалась учеба на курсах медицинских сестер. Надо успеть проводить дочку.