Проснулась Ганна рано, на рассвете и услышала негромкий разговор своих сыновей. Они что-то оживленно обсуждали. Ганна постучала в дверь, они разом откликнулись, и мать вошла в комнату.
– Чего вы так рано проснулись, голубчики?
Василь живенько ответил Ганне:
– Сейчас утром пойдем мастерить каталку Богдану. Ему надо передвигаться по двору. Я уже все продумал. Одна нога у него почти до колена сохранилась, а вторая – покороче оказалась. Я сделаю каталку на колёсах, а сиденье мягкое сделаем. Чтобы ему было удобно сидеть. Колеса я уже решил, какие будут. Это первое, что мы собираемся сделать.
Богдан смотрел на мать ясными синими глазами. В них светилась надежда.
– Мама, я осмотрюсь немного и придумаю, чем буду заниматься. Мы не пропадем, правда, Василь?
Василь кивнул. Он-то остался малышом без родителей, воспитывался у бабушки, потом она умерла. Но пока она была жива, он старался быть мужчиной, заменял ее во всех делах, где только мог. А сейчас он взрослый. И они с Богданом найдут способ зарабатывать на жизнь.
Вот и началась мирная жизнь двух молодой парней с искалеченными телами, но душа их осталась чистой, они не потеряли доброту и чувство юмора. Ганна больше уже не ходила на вокзал. Она душой приняла, что вряд ли вернутся ее любимые сыночки… Хорошо, что двое теперь с ней.
Для коровы сено Ганна готовила с Василем вместе. Потом брали в колхозе лошадку и вывозили сенцо с лугов домой. А в деревне так: если есть корова в хозяйстве, значит семья сыта. А при коровке и поросенка можно вырастить. Также заготавливали дрова на зиму. Одним словом, жизнь в семье Ганны постепенно пришла в обычный режим.
Вдруг сыновья ей объявили о своих планах. Они будут изготавливать мебель. Ведь после войны люди были бедны, как церковные мыши… Никто не мог позволить себе покупку, да и в магазинах этого не было. Оказалось, Василь видел в своем сиротском детстве, как сосед, живший рядом с домом бабушки, мастерил все, что ему заказывали односельчане. Частенько ребенок сидел рядом, а сосед мастерил свои поделки и разговаривал с Василем. Василь до сих пор хорошо помнил, что сосед разговаривал с мальчиком, а губами зажимал несколько мебельных гвоздиков с широкими круглыми шляпками. Оттого слова были неразборчивы, он что-то бурчал, а Василь хохотал и спрашивал, не боится ли дядя Петро проглотить гвозди? Парни так оживленно обсуждали свои рабочие перспективы, что Ганна тоже загорелась этой идеей. А что?! Резная мебель, с цветами, с листьями – это очень красиво. Решили первым делом создать резную табуретку и посмотреть, что из этого получится.
Ганна запрятала несколько купюр, которые берегла еще с начала войны, а теперь отдала сыновьям, и инструмент был закуплен. Под навесом в сарае сделали верстак, а тут уже и древесина успела подсохнуть, и парни начали работать. Для Богдана Василь приспособил кресло на колесиках, с высокими ножками, чтобы он мог спокойно передвигаться вдоль верстака и спокойно мастерить. Вот уж понравилось Богдану занятие резьбой по дереву. Его руки так и мелькали, и вот уже проявляются цветы. А то видятся березы, кустики и лиса на полянке. Не быстро он освоил мастерство резьбы. Но талант к этому, несомненно, дремал, и работы получались такие душевные и спокойные. Как будто создавал эти шедевры человек, сидя в своей мастерской, довольный жизнью, не потерявший свои дорогие ноги… Славяне такие… Ничто нас не может ослабить…
А главное – все потери несопоставимы с гордостью нации, выстоявшей в битве с фашистами. Советские солдаты дошли до логова фашистов, повесили свой флаг над Бундестагом. Поэтому и парни, потерявшие здоровье, как-то не сникли в горе, а нашли в себе силы выстоять и нашли себя. Да еще и мастерами своего дела стали. Посыпались заказы не только от односельчан, а даже из Черновцов и из окрестных сел стали поступать. Но первым делом – подарок маме. Для Ганны сделали новую кровать. И убрали металлические спинки. Правда, панцирную сетку оставили, все село сбежалось посмотреть. Все были в восторге и пошли заказы…
Постепенно парни отремонтировали дом. Даже крышу Василь умудрился починить одной рукой. Тоже, видать, гвозди зажимал губами. Вскоре Ганна увидела, что ее сыновья ковыряются с окнами. Она заволновалась, неужели и окнам требуется ремонт. Но парни уже устанавливали резные наличники, которые прежде всего покрыли олифой, чтобы дерево дольше служило. Ох, какая же красота получилась! Новые заказы появились и на наличники.
Однако зима не заставила себя ждать. На улице работать невозможно. Слава Богу, у Ганны в доме было три комнаты, и одна пустовала, это была комната трех старших сыновей. Там и сложили пиломатериал для просушки, там и верстак установили. Работа шла оживленно и споро. У Богдана проснулся дизайнерский талант.
Пришла как-то женщина с просьбой, сделать ей деревянную перегородку в просторной комнате. Богдан сделал заготовку досок и тут же засел за работу. Очевидно, в голове его уже эта идея где-то обрабатывалась. Поэтому он тут же и начал ее реализовать. Два месяца парень изо дня в день трудился… Результат был ошеломляющий. Вид на деревню с пригорка. Все дома, считай, все село он изобразил на панно. Дома, деревья, дорогу, мелкие фигурки людей… Для сельских жителей этот вид творчества был незнаком. Но всем понравилось панно. За него Богдан получил мешок пщеницы, достойная оплата. Парни часто громко смеялись. А Ганна, прислушиваясь к их смеху, думала, что теперь хорошо бы их женить. Может, и внуков дождалась бы бедная Ганна. Это была ее тайная и главная мечта. Правда, она об этом и речи не заводила… Даст Бог жен – будут и внуки.
Прошло несколько лет. Военкомат позаботился об инвалиде войны. В результате у Богдана появилась коляска, на которой теперь он мог самостоятельно передвигаться по селу. Вот уже и появились первые завистники. А как же! Они тоже потеряли своих сыновей, а вот Ганке повезло. Разбогатела со своими сыновьями. Но это были не злые слова, просто все тогда жили бедно. И завидовали тем, кто мог зарабатывать деньги и содержать семью.
Глава 3. Путь на небо – через ад на земле…
Семья Григория Ивановича Казакова, как и все семьи военнослужащих, кочевала по просторам Советского Союза, куда пошлет Родина служить, туда и ехали всей семьей. Последние годы перед войной место его службы находилось в Белой Церкви, городке, расположенном южнее Киева. Григорий Иванович был потомственным военным. По крайней мере, с момента становления Советской власти его отец был кадровым военным и вышел в отставку в 1935 году в чине полковника танковых войск. Гриша еще мальчиком вкусил прелесть кочевой жизни советских офицеров. Он побывал с родителями на севере и юге, западе и востоке страны. А когда вырос, то сомнений не было. Он идет учиться в танковое училище. Офицер-танкист! Это звучало мужественно и гордо.
Учился он в Благовещенске-на Амуре, там же и любовь всей своей жизни нашел. Девушка училась в мединституте. А имя у нее было самое милое – Милана… Ее можно называть ласково – Лана, а можно – Мила. А полное имя – Милана звучало еще прелестнее. Наверное, все-таки не в имени дело, а в девушке… У нее были прекрасные серо-голубые глаза, с длиннющими черными ресницами. Ее светло-русые кудри рассыпались по плечам. Как это принято, курсанты военных училищ с удовольствием посещали студенческие вечера в вузах. Вот там они и познакомились. Все с Миланой было в радость. Григорий уже заканчивал училище и должен был ехать к месту прохождения службы.
Но Милане надо было еще учиться целый год. Расстаться молодые, влюбленные в друг друга ребята, не могли. Милана согласилась стать женой Григория. Студенческие свадьбы – самые веселые, танкисты перезнакомились с медиками, и вскоре последовали новые свадьбы. Милана училась на последнем курсе своего мединститута, а Григорий получил направление в Сибирь. Конечно, все трудности гарнизонной жизни Милана познала в полном объеме. Но ведь не секрет, насколько в доме офицера гармоничная обстановка, настолько быстро проходит он по карьерной лестнице. Так что в Белую Церковь, под Киевом, он прибыл уже начальником штаба танковой дивизии в высоком звании.
Время было мирное. Однако военные, в отличие от мирных жителей, лучше всех понимали, насколько мир хрупкий и ненадежный. Война с Германией в целом была ожидаема. План нападения на СССР, который получил название «Барбаросса», был подписан Гитлером еще в декабре 1940 года. В своих расчетах немецкое командование исходило из организации молниеносного удара, который предусматривал быструю и полную победу над противником в течение одной компании.
И все-таки, когда в ночь на 22 июня 1941 года раздался могучий гул самолетов, нагруженных бомбами, для советских людей это оказалось неожиданностью. Однако Григорий Иванович был кадровым военным в звании подполковника, он-то моментально понял, что это означает. Вскочив с кровати, Григорий Иванович позвонил быстро в штаб и приказал поднять дивизию по военной тревоге. Жене успел только сказать:
– Смотри по обстановке. Похоже, началась война с Германией. Берегите себя! Если сможешь, быстро вырывайся в Благовещенск с девчонками. После войны я тебя буду искать там. – Поцеловал в последний раз жену и убежал в часть.
С этой ночи началась тревожная военная жизнь. На следующий день Григорий Иванович отбыл с армадой танков на боевые позиции. Слишком тяжелая обстановка сложилась в стране, поэтому семьи военнослужащих остались здесь, в Белой Церкви. Выехать из города было некуда, они оказались в тылу у врага.
После бомбовых атак с самолетов пошла моторизованная пехота. Фашисты все предусмотрели. Тем и отличается немецкая нация, что их главное качество – аккуратность. В первый же час вступления в населенный пункт комендатура начинала свою работу. Если основные войска продвигались с огромной скоростью вперед, то зловещий порядок на местах тут же начинал действовать путем расстрелов, насилия и уничтожения населения. Их городок Белая Церковь в момент был окуппирован.
Милана с девочками сидела дома, выехать вглубь страны уже не было возможности, они оказались в тылу. Немцы ожесточенно продвигались вперед, на восток. Каждый солдат был правильно и красиво сориентирован. Он не просто идет воевать и уничтожать непокорных русских… Нет! Есть цель еще более важная. Там, в России, такие просторы, которые несопоставимы с землями вермахта. Поэтому на завоеванных землях каждый солдат получит имение с уже готовой инфраструктурой и впридачу к имению десятки покоренных рабов, которые будут ноги целовать хозяину только за кусок хлеба. Все эти прекрасные перспективы гнали вперед армаду танков и пехоты все дальше, на восток.
Она сама бы сейчас уже отправилась на фронт врачом, но на ее руках две дочки. Она так боялась за них, ее просто съедал страх, потому что уже ползли слухи, что фашисты не жалеют никого, насилуют девочек и мимоходом расстреливают. Немцы убивали всех, кто только мог держать в руках автомат. Только по этому признаку человек уже должен быть уничтожен. Милана тряслась днем и ночью. Бедная женщина не представляла, как они будут жить, чем кормить детей. Те продукты, которые оставались, уже почти закончились. Ее муж, с которым она чувствовала себя как за каменной стеной, находился на переднем крае битвы. Она должна рассчитывать только на себя. Наравне с грядущим голодом была опасность того, что ее уже подросшие дочки могут попасться на глаза фашистам..
Младшая Ниночка вытянулась в свои тринадцать лет как тростиночка. Да чего тут удивляться, ведь и сама Милана, и Григорий были стройными и высокими. Такой же красавицей становилась их младшенькая… А старшей Надюше исполнилось в феврале семнадцать лет, она уже сдала все экзамены, и теперь мечтала, что после выпуского бала отправится к своей любимой бабулечке в Благовещенск. Она мечтала поступить в Благовещенске в медицинский институт и стать врачом, как мама. Однако планам миллионам советских людей не суждено было осуществиться. Некоторым – никогда, а уцелевшим долго еще было не до осуществления довоенных планов. Прошел месяц. Их никто не трогал, хотя выстрелы слышались то и дело. На улицах стали появляться какие-то подозрительные личности, предлагающие купить вещи за деньги или в обмен на продукты. Поскольку было лето, то летние вещи были более продаваемы. Милана собрала свои самые лучшие платьица и вынесла на улицу, где ее поджидал человек, которому она махнула рукой из окна. Он стоял спокойно, у его ног был мешок с продуктами.
Он с пристрастием осмотрел все четыре платья, вздохнул и покачал головой.
Милана со страхом спросила:
– Ну что, берете?
– Жаль мне тебя, потому и возьму. Но вещи сильно поношенные, кому я их продам? Могу предложить лишь вот это.
И он достал из мешка килограмм картошки, пачку гречки и пшена. Подумал, наклонился снова к мешку, порылся в нем и достал пачку соли. У Миланы слезы выступили на глазах. Но выхода не было, и она рассталась с платьями, прижала к груди продукты и пошла домой. Слезы сами собой катились из глаз. Неизвестно еще, что будет дальше… Да, действительно, ей неведомо было, что дальше будет только хуже.
Судя по тому, с каким счастливым видом ходили фашисты по их городку, становилась понятной обстановка на фронте. Фашисты быстро наступали. К осени они хотели закончить наступательную компанию. Москва должна быть взята в октябре.
В начале августа по городку проехал на автомобиле человек с рупором в руках. Он громко повторял на каждой улице одну и ту же фразу на русском языке:
– Внимание! Жители города! Через час все обязаны выйти из домов, с собой возьмите свои ценные вещи и документы. Кого найдем в квартирах, расстрел на месте, без предупреждения.
Было очень страшно. Милана сказала девочкам как можно спокойнее, что им надо вскоре выйти на улицу. Дома нельзя оставаться – расстреляют за неподчинение. Через час в центре военного городка между домами собрались все жители, семьи тех военных, которые в этот момент защищали всю страну, только своих самых дорогих людей защитить не могли. Женщины прижимали к себе детей, жались друг к другу. Толпа стояла настолько плотно, как монолит. Все понимали, что хорошим визит немцев не закончится. Да и сами фашисты понимали, что категория людей не такая уж и простая. Это выкормыши тех, кто сейчас им противостоит на просторах Советского Союза. Эти женщины с детьми фашистам совершенно не были нужны.
Народ стоял в напряженном ожидании. Только младенцы беспечно тянулись к лицам матерей, чтобы схватить мать за волосы или поковырять ей глаза, как это любят делать малыши.
К толпе подрулила легковая машина с открытым верхом. Водитель лихо затормозил прямо перед стоящими женщинами. И тут же побежал открыть дверцу важному пассажиру. Тот вышел из машины и вслед за ним выскочили трое солдат с автоматами наперевес. Милана подумала:
– Хороши перед беззащитными женщинами и детьми бегать с автоматами. – И снова слезы выступили на глазах.
Тот, кто был главным среди немцев, шел вдоль рядов женщин и детей. В руках у него
была дубинка, за поясом – пистолет. Немецкая форма была на нем как влитая… Очевидно, подгоняли форму специально для него. Высокий чин? Это был молодой мужчина, даже, можно сказать, что он не стал еще мужчиной, это был молодой парень. Сапоги на нем блестели, и весь он был начищенный и такой торжественный. На лице его было написано, что он явно упивался властью над беззащитными людьми. Его лицо было красивым, черные большие глаза, высокий красивый лоб… Чем-то напоминал советского поэта Владимира Маяковского. Ростом он был около двух метров, фигура прямая. Ему бы на подиуме показывать модели мужской одежды, а фашист неторопливо шел, похлопывая дубинкой по голенищу сапога. Он внимательно всматривался в лица людей. Но действий никаких не предпринимал.
Наконец, он остановился. К нему тут же подскочил солдат с автоматом. Офицер на чистейшем русском языке обратился к солдату:
– Смотри за моей дубинкой. На кого укажу, этих людей вывести из строя. – И он снова пошел вдоль застывшей толпы. Вот он остановился и дубинкой показал на молодую девушку, потом еще одну вывели из толпы… Вскоре народ понял принцип отбора. Он рассматривал молодых женщин, девочек-подростков и девушек. Его интересовали только молодые женщины и девушки… Какой ужас!
Все население военного городка стояло перед ним. И было их человек около трехсот. Отобрал этот офицер примерно около 35 девушек. Все они были оторваны от своих близких и стояли перед своими родными, но возвратиться в толпу уже не имели возможности. Они стояли, прижимаясь друг к другу, некоторые рыдали. Но солдат автоматом слегка стукнул плачущую девушку, та испуганно замолчала.
Два солдата быстро расставили девушек в колонну по три человека и скомандовали идти на дорогу. К ужасу Миланы ее обеих дочерей офицер забрал от нее и сейчас их уже выводили по дороге из городка. Женщины закричали, заголосили. Стоял ужасный вой… Милана выскочила из толпы и бросилась в ту колонну, где были ее дочки. Подскочивший солдат готов был уже стукнуть хорошенько ее прикладом автомата, но офицер остановил его. Посмотрел в лицо Миланы, криво усмехнулся и загадочно сказал:
– Ага! Ты захотела пойти с ними? Ну, иди. Мешать не будем.
Милана встала в строй с дочками и пошла с ними рядом. Все были напуганы, многие рыдали. Вдруг одна девушка забилась в конвульсиях, она упала на пол, изо рта унее показалась пена, глаза закатились, и она судорожно цеплялась за землю. Все испуганно окружили ее, нарушив стройные ряды колонны.
Милана поняла, что у девушки эпилептический припадок, налицо все симптомы. Солдат с автоматом спокойно и даже равнодушно подошел, приставил дуло автомата к ее голове и выстрелил. Девушка затихла. Он тут же приказал девушкам:
– В колонну по три и вперед!