Варварино счастье. Том I

Взял обрывки веревки и уехал в поле. Ульяна так и пролежала весь день в сарае. У нее не было сил встать, а еще больше не было желания жить.

Вдруг внутри нее, в животе, что-то произошло необычное. Кто-то толкнул ее в бок. И она поняла, что ее первенец зашевелился, и впервые хорошенько толкнул маму ножкой, напомнив ей о себе. Ребенок, очевидно, испытал удушье, и зашевелился, призвав маму поберечь себя и его тоже.

Ульяна положила обе руки на живот, она теперь их держала над животом только чуть касаясь места, где ребенок постучал ножкой, обращаясь к маме.

Нежное чувство, любовь захлестнула молодую женщину. Она ведь не была еще настоящей матерью. Просто любила чужих детей. А этот ребенок ее. Никто не может отобрать у нее счастье материнства. Уля тихонько встала и медленно пошла в дом. Она не имеет права умереть.

Глава 6. Новый этап замужества Ульяны

Начался следующий этап ее замужества. К сожалению, он не стал легче первого. Жить продолжали втроем. Все в деревне знали об этом, но жалели Ульяну, а Кате доставались обидные слова вслед. Это Ульяна носила фамилию мужа – Дубравина, а у Кати была девичья фамилия – Тюрина.

Настало время родов. Так случилось, что сестры родили своих первенцев в один день. Это было в 1922 году. Ульяна родила девочку Антонину, а ее сестра Катя – мальчика Васю. Ульяна рожала дома на супружеском ложе, в то время как Катя рожала в бане, на полке. (Ударение на втором слоге. Это не полка, на которой стоят книги или кувшин, а полок, который устанавливают в русских банях, как небольшие нары над полом, на нем детишек моют и парятся взрослые).

Удивляться нечему, что женщины рожали в бане. Повитуха обычно принимает роды, обмывает младенца. Банька немного подтоплена, и тут же на полке повитуха «правит» женщине живот.

Обычно деревенские женщины от тяжелой физической работы болеют, происходит опущение матки. И деревенские лекарки умеют ставить органы на место, иначе говоря «правят живот».

А тут рожают одновременно две женщины! И бедная повитуха носилась бегом от одной роженицы к другой. Слава Богу, все закончилось благополучно!

Дети родились обои здоровенькие и похожие друг на друга как близнецы. Да и чему тут удивляться! Мамы – родные сестры, а папа тот же самый, бородатый красавец и силач – кузнец Андрей… Ульяна родила Тонечку, а Катя – Васеньку.

Время идет, в ситуацию любовного треугольника втянуты сестры. Ничего невозможно поменять. Обе сестры живут в доме кузнеца. Хозяйка – Уля, домработница – Катя. Казалось бы, все притерпелись к создавшейся ситуации. Уля больше находится дома и приходится ей кормить грудью обоих малышей, и ухаживать за двумя детьми, а Катя работает в поле вместе с кузнецом.

Все ночи кузнец проводил с женой, в их супружеской постели. Но как только Ульяна замечает, что Катя начинает нервно бегать по двору, и потом шмыгает в баню, Ульяна понимает, что минутой раньше туда уже прошмыгнул ее муж, Ульяне становится невмоготу от чудовищного предательства сестры. Ее она все-таки считает близким человеком, у них одна кровь в жилах, в отличие от мужа, к которому она так и не привыкла и тем более не полюбила. Самым отвратительным было ощущение безысходности. Неизвестно, будет ли когда-нибудь конец этого треугольника, или придется до смерти видеть этих двух людей, из-за которых Ульяне и жить не хочется. Но жить надо. Она чувствовала огромную ответственность за свою дочку Тонечку и за детей кузнеца. Она просто обязана вырастить их хорошими людьми! Ведь ее тетка тоже не бросила и вырастила.

Это были двадцатые годы двадцатого столетия. Революция совершилась. Власть перешла к рабочим и крестьянам. Кто-то делает революцию, а на простых людях отражаются результаты действия политических вождей. Коллективизация нанесла крестьянам огромный ущерб. Теперь надо было отвести свою коровку на общую ферму, а разве там о ней позаботятся также хорошо, как ее хозяйка дома? Нет, конечно! Общественная собственность пыталась взгромоздиться на плечи частной собственности. Но, как показало время, ничего хорошего из этого не вышло.

Вскоре началось раскулачивание. Кузнец и сам мог бы войти в состав раскулачиваемых, но спасло его только то, что он не покладая рук работал на своих полях, сам катал валенки для людей, подковывал всех лошадок в деревне. Но главное, он состоял в партийной ячейке. И имел авторитет среди населения. Причем, постоянных работников в своем хозяйстве не держал. Нанимал мужиков только на период посевной и уборочной страды.

Более-менее зажиточных крестьян извещали о том, что им надлежит покинуть свою деревню и уехать очень далеко от родных мест, например в северную часть России. В Мурманск или еще куда-нибудь, вплоть до Дальнего Востока. Взять могли с собой только немного одежды. Кто из односельчан сопротивлялся и не хотел оставлять родные стены, тот мог получить и пулю, либо удар шашкой от своих же односельчан. От бедных и считавшихся ленивыми, так как теперь они могли отыграться совершенно безнаказанно над теми, у кого они еще недавно батрачили за мешок пшеницы всю посевную и уборочную страду. Были и такие случаи, когда люди пытались оставить своих детей у родственников и покинуть село одним. Но члены партячейки не допускали такого поворота событий. Говорили, что из кулака вырастет только кулачонок, это будущие враги Советской власти, и их надо поднимать на штыки. Либо пусть кулаки убираются из деревни вместе со своим отродьем, либо их отродье – на штыки.

Кузнец Андрей Фортунатович решил вступиться за несчастных детей. Выступая на собрании партячейки он сказал:

– Не надо убивать детей, пусть они остаются в деревне и воспитываются у родных. Это наше будущее. Они вырастут и не будут помнить своих родителей богачей. Давайте проявим милосердие. Ну, куда мы можем выпроводить малых детей. Померзнут дорогой. Не бывают дети чужими!

Кузнецу никто не возразил. И он порадовался, что можно будет оставить детей в деревне, в случае, если их родителей вышлют в далекие севера. В тот вечер Ульяна не могла дождаться мужа домой с вечернего заседания партячейки. Ночь давно уже наступила, была полная темнота. Уля побежала к сельскому Совету. Но там все было закрыто, улицы были пустынны. Не светилось ни одно окно. Все спали. Где ее Андрей? И Уля побежала короткой дорогой, мимо кладбища, через овраг. Она знала, что ее муж, сокращая путь, мог пройти по этой дороге. Пробираясь по оврагу, спотыкаясь о коряги и ветки, Ульяна прошла почти весь овраг и вдруг услышала тихий стон. Конечно, кто еще мог тут быть? Только ее муж.

Она пошла на едва слышимые звуки. Недалеко от тропинки, в яме лежал ее Андрей. Она не помнила, как она смогла вытащить огромного, двухметрового мужика из ямы? Откуда появились силы? Как дотащила его домой, тоже не могла вспомнить. Он был почти без сознания. Но сумел рассказать главное: его коллеги по партячейке вечером, когда он возвращался домой, догнали его. Вроде шли, разговаривали. Он и не ожидал никакого нападения. Вдруг почувствовал сильный удар по голове, потом еще один удар. Больше ничего не помнит. Били его все, очень старались не оставить кузнеца-правдолюбца в живых. Когда им показалось, что кузнец уже на пути в рай, они бросили его тело в яму, из которой он все равно сам не смог бы выбраться и со спокойной совестью разошлись по домам. Вот пусть теперь этот мертвец помогает кулацким детям!…

Да, действительно, если бы Ульяна не бросилась на поиски мужа, то он не смог бы выбраться из ямы, и все бы закончилось грустно.

Уля разбудила всех деток и попросила их помочиться в мисочку. Собрав как можно больше мочи, она начала поливать ею раны мужа, этот метод спасения она слышала еще в раннем детстве. Прошла неделя, и кузнец встал на ноги. Больше его никто не трогал, но и он покинул партийную ячейку, где вместо друзей и единомышленников оказались тайные враги.

Глава 7. Дети кузнеца

Время летит незаметно. Уже подросли дети кузнеца. Их на момент появления у Ульяны своей первой дочки осталось трое. В ту зиму началась эпидемия тифа. Переболели почти все в семье. Ульяна ухаживала за всеми. В то время и лечить-то особо было нечем, и врачей не было в деревне. Выжили все, кроме Евочки и Рахели. Девочки страдали больше всех, для малышей эта болезнь часто оказывалась смертельной. Увяла первой Евочка. Ульяна рыдала весь день, не хотела выпускать из рук мертвое тело девочки. Она не верила в смерть малышки и все старалась разговаривать с ней, надеясь, что та услышит маму. Но беда не приходит одна. Вслед за ней умерла и Рахель.

Похоронили девочек рядом с их мамой Натальей Никифоровной. В ту весну кладбище пришлось увеличивать по площади. Вся деревня обзавелась новыми могилками. Тиф не щадил никого.

Остальные дети уже стали почти взрослыми. Тимофею шел шестнадцатый год. Гаврилу исполнилось четырнадцать и Марии было около тринадцати лет.

Тимка никогда не озвучивал свою душевное расположение к Ульяне, но его фактическая забота и трогательная нежность к мачехе!… Это невозможно было не почувствовать. На что уж деревенские парни не приучены с детства к проявлению нежности. Но Тимофей… Это не про него! Он не давал Ульяне ходить самой к колодцу по воду, понимая, что для женщины это тяжело. А он от всей души желал Уле здоровья! Находясь в поле, в пору сенокоса, среди свежескошенной травы он отыскивал веточки полевой клубники, в Сибири ее звали просто «ягода». Так вот эти веточки ягоды Тимофей всегда приносил домой и вручал мачехе. Это делалось открыто. А кому как не хозяйке дома надо отдать эти веточки?! Ну, и Уля распределяла каждому члену семьи по несколько красных и необычайно ароматных и вкусных ягодок. А то привезет с полей букет полевых цветов. Он знал, что Ульяне нравились васильки, поэтому синеглазые цветочки не переводились в их доме все лето.

Тима уже начал помогать отцу в кузне и руки оказались как у отца – золотые!

Гаврил рос молчаливым и замкнутым. Ему очень не нравилась ситуация двоеженства отца. Не принято было на Руси так позорить свою жену! А отец именно так и делал. Гаврил видел, как было стыдно Ульяне показаться на людях, все перешептывались. И он понимал причину. Мачеху он полюбил всем сердцем, и считал Ульяну родной матерью, хотя хорошо помнил свою маму Наталью. Конечно, внешне их нельзя было сравнивать. Мама была высокая, белокурая, у нее была толстая пушистая коса, ниже пояса… Она светила как яркое солнышко…

А Уля была невысокая, ладная, стройная, ее глаза были серые, с поволокой, волосы темно-русые, заплетенные в длинную косу.

Как помнил Гаврил, он любил ходить за мамой Наташей как хвостик: она в кладовку, он за ней, она к печи, и он тут же крутится! Мама корову доит, он рядышком на корточках. Всегда с мамой, и никогда – с отцом! Он сам не понимал, почему так все происходит. Видно, отец был всегда в кузне, там ужасная жара, отец занят. Всегда у кузни стояла очередь мужиков, которые привели сюда лошадок с целью их подковать. И отцу некогда было заниматься сыном, для этого есть мать.

Одним словом, Гаврилка все время был маминым «хвостиком». Когда ему было лет пять-шесть, он решил маме преподнести сюрприз. Он частенько представлял, куда сейчас мама должна пойти. Понимал, за мукой в кладовую! Забегал раньше нее и прятался там за дверью. Это у них была такая своеобразная игра! Мама заходит, а он выпрыгивает из-за двери как тигр и бросается на маму! Они обнимаются, он повисит у нее на шее с минутку, знает, больше у мамы нет времени на него, много дел в доме. Мама посмеется вместе с ним и пощекочет сыночка, а потом он спрыгивает на пол и они уже дальше вместе занимаются чем-то.

Так вот сюрприз Гаврилка хотел преподнести такой. Он посмотрел, мама собирается достать из погреба соленых груздей. Вот и миску приготовила. Да, и капустки квашеной с огурчиками, это уже попутно, тоже должна взять. И Гаврил решил спрятаться раньше мамы в погребе, и вот как леший он набросится на нее из-под лестницы, когда она будет спускаться вниз. Закрыл за собой крышку погреба, и стало так темно ему и холодно. В глиняном погребе никогда нет уличной температуры. Там всегда постоянно держится несколько градусов плюса. Сколько времени прошло, он не знает. Открыть крышку он пытался изо всех сил. Но их явно недоставало. Крышка была слишком тяжела. Ему было страшновато, но он понимал, что его все равно будут искать и найдут.

А наверху-то быстро хватились, что ребенка нет. В те времена никто не похищал детей. Про педофилов никто и не слыхал. Значит, мог только утонуть! Всей семьей пробежали вдоль речки, спрашивали по всей округе, не видели ли их Гаврюшу. Ночь прошла в панике. Никто не знал, где искать ребенка… Лишь бы только был жив!

Наталья Никифоровна, понятное дело, не спала всю ночь. Перебирала в голове все события минувшего дня. И вдруг ее как обухом по голове: ведь ребенок от нее не отставал ни на шаг. Куда она собиралась идти, что делала? Да, она помнит, они говорили с Гаврилкой, что к обеду груздей солененьких достанем. Она открыла неподъемную крышку погреба и пошла за посудой для солений. И тут он исчез. Больше она его не видела. Ведь он мог спуститься в погреб и там маму ждать! А крышка погреба вечером оказалась закрытой, но Наталья не обратила на это внимания.

А ее отвлекла соседка, у которой внезапно заболела дочка. Ребенок горел, температура была такая высокая, что девочка могла просто умереть. А началось у девочки с того, что горлышко заболело у ребенка. Две матери провели консилиум, согласовали метод лечения, заварили травки, смочили ткань слабым раствором уксуса и завернули ребенка. Прошло около часа. Про грузди Наталья уже забыла. А вот что Гаврилки нет, вспомнила… Всю ночь она ходила, комкая в руках кончики головного платка, слезы лились из глаз ручьями. Она представляла самые ужасные картины, чего она только себе не напредставляла! Если ее солнышко Гаврюша находится в погребе, он же совсем простынет там!

Она выскочила из дома, кузнец сидел на крыльце, опершись локтями в колени и поддерживал голову ладонями. Горе так и сквозило в его позе. Ну что, что могло произойти? Кому понадобился пятилетний мальчик? Врагов в деревне у кузнеца не было. Его все уважали и кроме как по имени-отчеству не называли.

Когда на крыльцо выбежала взволнованная жена, растормошила сидящего в оцепенении мужа… Мать больше не сомневалась, где ребенок. Конечно, закрыть крышку погреба легче легкого. А вот открыть ее снизу для ребенка непосильно. Только бы он не замерз и не простыл!

Они мигом оказались у погреба, отец зажег фонарь, открыл тяжелую крышку погреба и почти спрыгнул вниз. Некогда тут спускаться со ступеньки на ступеньку.

– Сынок, где ты?

Ответа не последовало. Фонарь осветил все пространство погреба. Ребенок лежал в ларе с картошкой. Видно было, что он основательно продрог, потому что согнулся калачиком и уснул. Одежда на нем была влажная. Ребенок был едва жив от переохлаждения. Рубашка и штанишки, босой… Как он мог себя чувствовать больше половины суток в темном и холодном погребе?

Тут же затопили баню, прогрели ребенка, напарили его березовым веничком. Он там же, в баньке, и уснул. Родители пытались хоть чем-нибудь покормить мальчика, но он спал мертвым сном. Только отодвигал руку мамы, которая пыталась напоить его молочком.

Все обошлось более чем благополучно! Генетика сибиряков! Об этом разговор особый!

Гаврилка даже не кашлянул, утром встал и умчался играть в огород. Зато потом он долго не мог смотреть на соленые груздочки, а еще больше он возненавидел квашеную капустку и огурчики. Наелся он их в тот день в погребе до отвала…

Вот так вспоминал Гаврил годы, проведенные рядом с мамой. Их любовь была взаимной и сильной! Тяжело ему пришлось после смерти мамы. Он не рад был и сестренкам, которые родились, но отняли у него маму, и их потом отец похоронил с нею рядом. Еще больше горя он испытал, когда умерли от тифа его сестренки Ева и Рахелька. Несправедливо жизнь устроена! Он видел много семей, где было еще больше детей, например семь или девять детишек. Жили впроголодь… Но все были живы. А у них всего в достатке, но ушла мама и увела с собой четырех сестренок. Как с этим примириться?

Гаврилка рос, горе понемногу освобождало его душу. Он привык уже к маме Уле. Правда, он за ней так не бегал, да и не мог он позволить себе бегать за мамой как будто он маленький. Он уже помогал вовсю отцу катать пимы (валенки на современном языке). Но всегда сердечко его стучало сильнее, когда мама Уля гладила его по головке. Когда шила ему рубахи и штаны, примеряя мальчику одежду, она уже смотрела на него снизу вверх. Дети вообще были рослыми и плечистыми уже с детства. И так ему хотелось материнской ласки, что когда мама Уля гладила его по голове, он замирал. Стеснялся проявить ответную любовь. И сказать даже ничего не мог, убегал тут же… Но Ульяна понимала смятение и сокровенные чувства мальчика: сама росла также и хотелось ей плакать от каждого доброго слова, а от прикосновения и вовсе…

Третий ребенок кузнеца – дочка Маша. Она была похожа на ее Тонечку как две капли воды. Разница меж ними была более 10 лет, но невероятное сходство… Опять же гены сибиряков дают о себе знать! Маша была спокойной девочкой. Она росла в этой семье, но как будто принесена из другого племени и подкинута к ним в огород. Нет, внешне она была похожа на отца и на младшую Тонечку. А душой она была как бы в заморских царствах. Не хотелось ей смотреть на коровушку, идущую домой вечером с огромным выменем, наполненным молоком. Не нравилась ей работа отца в кузне. Гораздо больше ей по душе были красивые платья, которые мама Наташа, а потом и мама Уля старались сшить своим дочкам. И ей в том числе. Вот куда тянулась ее душа!

Ульяна почувствовала в девочке большое желание и научила ее кроить всевозможные предметы одежды. Шили даже пальто малышам. И вообще, обшивали с мамой Улей всю их семью.

Семья была большая, каждый имел свои обязанности. Только много раз Маша видела, как горько плачет ее мама Уля, и понимала, что причиной ее слез является Катя. А вот эту Катю девочка ненавидела всей душой. Она уже понимала всю подоплеку создавшейся ситуации.

Всем троим детям кузнеца очень не нравилась эта ситуация. Но отец поговорил со всеми тремя довольно строго. И дети поняли, что надо ждать, пока они вырастут и уйдут в самостоятельную жизнь, потому что в доме их мнение слушать отец не собирается. Хозяин в доме – только он.