Небо молчаливое

Они ушли, и лампочка над круглой дверью стала зелёной.

Через два часа действительно явился Луи, сумбурно оттараторил, потыкал, покрутил, пообещал всегда быть на связи, уронил разводной ключ в двух сантиметрах от ноги Константина и велел топать в рубку. Потому что у них перерыв как раз на то, чтобы объяснить, как управлять дирижаблем. Константин хотел поесть. Он ни черта не понял и не запомнил. И кажется, опять не поймёт.

Константин вошёл в рубку. Там, закинув ноги на стол, прямо на приборную панель, в ботинках прямо, сидел Луи, покачиваясь в такт неслышимой мелодии. На его голове громоздились потёртые фиолетовые наушники с лисьими ушами на толстом ободе. Одно ухо мигало, другое, кажется, не работало.

– Ну ты как, кэп?

Константин устало повел головой. Жаловаться он не любил, а врать не хотелось. Радар тревожно высвечивал грозу на северо-западе.

– Показывай, как здесь управляться.

Если ему предстоит стать капитаном, то он станет хорошим капитаном.

«Вы ещё узнаете, как я могу!» – браво рассудил Константин, подходя к штурвалу. На мостке отчаянно и горько пахло можжевельником, её можжевельником. Где там, Луи говорил включается вентиляция? С третий попытки Константин отыскал серенькую плашку «вентиляция». В рубке загудело. В корабле постоянно что-то гудело, точно за стенами автомагистраль. Он прошёлся по рубке: места тут было немного ровно на десять широких шагов. Приборная панель, над ней большие три больших экрана с наружными тучами, кресло, дверь в общий коридор, дверь-люк в стыковочный модуль, Фет называл его гостевым. Позади интерактивный план корабля.

За бортом собиралось серое, предгрозовое, пока не дождливое. Константин подумал, не страшно, но серое стало чёрным и на экранчике мелькнуло грозно: внимание. Он хорошо запомнил, что нужно делать в таких случаях, было бы что запоминать! Он сделал в точности, как велел Луи. И грозное перестало быть грозовым. Всё-таки есть толк от паренька. Объяснял Луи сумбурно: туда жми, это крути, а ещё потом ногой и на красную панель. По-хорошему следовало записать. Но Константин запомнил и так, у него отличная память. Этот дирижаблик в управлении будет попроще чем самолёт.

«Что теперь скажешь, папа? – думал он с издевкой. Точно отец может здесь появиться, посмотреть на него и ужаснуться. Константин хотел бы этого. Хотел бы показать: – Вот что вышло! Рад теперь?». Если бы он знал, на что злиться. Если бы…

Дисплеи заморгали оранжевым. «Ладно, оранжевый не красный», – подумал Константин. Лживые экраны перекрасили тихий закат во что-то сине-бурое. Константин уклонился в сторону, отмеченную чем-то менее оранжевым. Дирижабль особой маневренностью не отличался. Псевдо-тучи сделались темней и гуще. «Что за?.. – не успел додумать Константин. «Буря» высветил датчик. Буря?

«Вашу ж мать! – подумал Константин. – Где их чёртова рация?». Никаких передатчиков и микрофонов видно не было. Они что просто орут друг другу? Чёртов корабль. Чёртова Верна. Думай! ты капитан! Константин облетел всю рубку, места тут было немного, почти не было: кресло, приборная панель, куча бестолковых датчиков. Кресло, приборная, панель, дверь и лестница. «Буря», – мигало и подмигивало.

«Ну буря, – возмутился Константин, – и буря. Заткнись! Что я могу сделать?!». Залив потерял, дом потерял, отца не сберёг и девушку… Буря у них! Одна шинель от него прежнего осталась. Герой героев. Героев герой. Панель, дверь и кресло. Константин пнул злосчастное кресло и из-под него выкатился микрофон. «Чудесно», – подумал он мрачно. Потрогал микрофон. С боку была кнопка. Хорошо. Хоть увидел! Права эта чёртова ведьма, ничего он себя не представляет, ничего не стоит. Облака на панели стали ещё черней и злей. Нет, он не протащит корабль свозь бурю. Просто не сможет. Константин рухнул в кресло.

«Буря!», – объявил Константин.

Глава 3

лазурный лоскуток

I

Буря шла с севера. «Третья», – окрестил её Фет. Константин в Вернских классификациях пока что не смыслил и потому понятия не имел, третья – это совсем конец или так около. По тону доктора разобрать чего-либо было невозможно. Угрюмый и какой-то каменный Фет начал подбешивать его.

Корабль трясло и качало. «Такую громадину, – думал Константин. – Что ж там за буря? Третья», – вертел он, ясней не становилось. Он отошёл к дальней стене и встал там. Капитан! Девка из кресла выгнала. Какой же он капитан?

– Иди в машинное, – скомандовала Эмма, не ему, на него она совсем внимания не обращала, ну уж точно не больше чем на дверь. Да и командовала тихо, можно просто сделать вид, что не расслышал. Она всё делала тихо, будто нарочно. Ей так и хотелось добавить громкости. – Я не смогу там.

– Там же… – начал Луи.

– Идём, – дёрнул его Фет.

Пацан уходить не хотел, он сам рвался за штурвал, рвался и не рвался одновременно. «Боится», – понял Константин. И сам он сам боялся. Не за себя. Умирать почему-то стало не страшно, а вот ошибиться, подвести ещё и их. Ещё раз. Ну теперь-то его ссылать некуда. Что у нас дальше Верны? Тюрьма? Расстрел.

– Третья – это нестрашно, – кивнул ему доктор, уходя.

– Да подумаешь, – хмыкнула Эмма. – Что паникуем тогда? – она нажала что-то и корабль выровнялся.

– Кто паникует? – возмутился Фет.

– Идём, – дёрнул его Луи.

Константин хмыкнул. Забавно смотрятся.

– Эй, капитан, – окликнула ведьма. Не зовёт – издевается. – Подойди, не бойся. Ты вообще за штурвалом стоял?

– Сидел.

– Вертолёты? Истребители?

– У отца был частный самолёт.

– Недурно, – усмехнулась ведьма. – Здесь проще. Куда, – она дёрнулась, – чёрт…

Корабль повело в сторону. В сторону расцвеченного красным лохматого вихря.

– А если ну… рухнем?

– Куда ему рухать? Луи! – крикнула она в рацию. – Три к четвёртому.

– Ключ? – раздался удивлённый голос.

– Разводной, – шикнула Эмма. – Нет.

– А-а понял.

А Константин нет.

***

Корабль делится на пять отсеков, это Константин уже выучил: рубка, жилое, лаборатория, машинное и грузовое, а надо всем кубометры воздуха под толстой тефлоновой шкурой. В лаборатории Константин ещё не был, а вот машинное успел невзлюбить.

На самом деле он не любил корабли, с детства, наверное, и потому старался всячески их избегать: непрекращающаяся качка, тесное железное убранство, одни и те же люди изо дня в день, месяцами, дешевая еда, от которой первое время совсем воротило, и ничего кроме моря, совершенная беспомощность.

Морские и океанские побережья не были главным богатством Тирхи, основной доход страна получала из экспорта природных ископаемых. В южных штольнях у хребта Погасших гор добывали алмазы, на западе качали нефть, на севере среди полосы подмёрзших болот все ещё давали железо оскудевшие рудники. А море? Ну море и море. Где-то у Сальных берегов мудрёные «водяные мельницы» обращали волны в электричество. Нет, корабли он совсем не любил, и, кстати, яхты тоже. Другое дело самолёты! Но жизнь на борту дирижабля напоминала больше плавание, чем полёт, и еда здесь была такая же скудная и резиновая, только что каюта попросторней.

Свою каюту Константин решил обустроить под себя, насколько это оказалось возможным. Для начала он с каким-то нелепым стыдом умыкнул, ну нет, позаимствовал из машинного ящик с инструментами, никто и не узнал, на завтра же ящик вернулся обратно, в тот же угол, распахнутый так же небрежено, Константин даже положил отвёртку ровно так, как она лежала на полу между двумя трубами. Зачем он это делал, Константин так не понял? Будто из страха. Перед Эммой? Вот вздор. В каюте он с боем отвинтил вторую койку от стены и намертво привинтил её к полу возле первой так, чтобы получилось двухместное ложе. Ложе, ага. Часа три провозился, крепя и подпиливая. Пришлось полностью срезать подпорки и привинтить их заново, но результат того стоил. На освободившееся место встал стол, взятый с позволения Фета из пустой каюты, после к нему добавилось кресло и подвесная полка. Правда, что он будет ставить на полку, Константин не знал. У него даже книг с собой не было. Прогулявшись по кораблю, Константин сумел разжиться ещё одной подушкой, он кинул её на кресло, пустой чернильницей, блокнотом и позолоченной фоторамкой пока пустой. Фотографий он с собой не брал. В большом корпоративном облаке весело двадцать пять альбомов, пересматривать которые не хотелось.

– Привет, кэп!

Константин инстинктивно повернулся на голос. «Кэп? – подумал измученно. – Ну да, – кивнул он зачем-то, – я теперь кэп». Настоящим капитанам, он слышал, полагаются ну там привилегии всякие, а не бесконечные часы грязной работы. Тело не то, что бы ныло, но как-то сдавало. Другая гравитация, другая планета и хренова туча работы, конечно, его мутит. Признаваться в этом Константин упорно не желал.

– Привет, – сказал он с улыбкой.

– Пойдём чай пить.

– А?