Плод Сущности

– Нет, – легко соврала Нахия, подавляя дрожь в голосе и руках. Ему совсем незачем знать, что она трясется как осиновый лист в страхе перед встречей даже с одним индаррцем.

Папа прошел по комнате, измеряя ее шагами. Тринадцать в одну сторону, семь между кроватью и столом – Нахия уже все почитала. Отмерив тринадцать шагов, папа развернулся и пошел тринадцать шагов в другую сторону.

– Не переживай, – фальшиво подбодрила его Нахия, и ей показалось, голос сорвался. Ей показалось, он догадается, что она волнуется. – Все нормально будет.

– Нахия, девочка моя, там же опасно.

– Я знаю, пап, – тут же сдалась она и скуксилась.

– Ну так зачем тогда ты туда едешь? – спросил папа, развел руками и ответил сам: – Нахия, Кхара-Тау выпускает потенциальных убийц и солдат без чувства жалости.

– Но я же не стану убийцей, – пролепетала Нахия, взяв его за руку. – Ты же мне веришь?

У него задрожала губа. Так его и подмывало сказать – все они так говорят, а потом убивают людей десятками и сотнями, даже глазом не моргнув, – но это означало признать, что его дочь тоже может стать убийцей. В методах воздействия Кхара-Тау сомневаться не приходилось, они могли из кого угодно вылепить кого им будет удобно – в основном это убийцы. Жестокие. Безжалостные. Бьющие без промаха. Желательно по толпе, а не по единицам. В тот год, когда родилась Нахия, Далмат Сартсэги был таким. Очередным, не первым и не последним. Больше двухсот человек погибло от его руки в одно лишь мгновение. Еще сотни скончались после. Сартсэги был перспективным служащим, был главой охраны самого императора. Сказать это – значило поставить свою дочь, свою плоть и кровь в один ряд с такими отбросами, как он. Сказать это значило назвать свою дочь невероятно сильной и перспективной террористкой. А промолчать – значило согласиться сделать из нее террористку.

– Конечно, я тебе верю, – скрепя сердце, процедил папа, и Нахия улыбнулась.

Если она станет убийцей из-за его слабости и желания вечно ей потакать, он никогда себе этого не простит. Сейчас был тот момент, когда стоило отказать. Но как загорались ее глаза, когда она говорила о Кхара-Тау. Единственная, вероятно, эльдийка, питающая нездоровую слабость к истории и личностям другого государства. Ее восхищению ректором Акрамом У. Цунигаэги не было предела. Это восхищение ее погубит – он это точно знал.

– Но я все равно не хочу, чтобы ты ехала, – выдавил он из себя наконец. Нахия застыла в нерешительности над почти уже полным чемоданом и сощурилась.

– Мы же договаривались, – заныла она, и он обессилел. Она всегда получала, что хотела. И в этот раз она как будто хочет стать убийцей.

– Сама подумай, а если с тобой что-то случится? Вдруг ты… – он замялся, выбирая что-нибудь безобидное. – Заболеешь?

– Там есть медпункт.

– А вдруг ты серьезно заболеешь?

– Там есть медпункт, – уже более твердо повторила Нахия. Неожиданно твердо. Тут же скуксилась и снова стала вести себя на двенадцать, а не на шестнадцать. Она надула губки и сцепила пальцы. – Все будет хорошо. Правда-правда.

Папа выдохнул, обнял вечно ребячущуюся дочь и погладил по голове, прекрасно понимая, что внутри она ликует, что ее отпускают. Да и не мог он запретить ей ехать, когда все уже обговорено сотню раз, куплены билеты и почти собран чемодан. Даже если в конце она станет ужасным человеком. Даже если в конце она станет террористкой. Даже если в конце она убьет их. Он будет любить ее такой, какая она есть, даже если она выгрызет ему глотку.

***

Народу на вокзале было достаточно. Нахия не ожидала, что столько эльдийцев едут учиться в Кхара-Тау, в Ипарольдин, которым их запугивают чуть ли не с самого рождения. И только сейчас Нахия подумала – а может, вполне справедливо запугивают? Ее отец намного старше и умнее, к тому же работает в правительстве, он наверняка знает, о чем говорит. Наверняка он имел дело с индаррцами и даже видел их, вероятнее всего, не раз. Нахия прижалась к его боку, уже жалея о своем решении, но обратного пути не было.

Осенний дождь хлестал в окна вокзала. Еще восемь семей провожали детей, и Нахия боялась представить, что с ними со всеми сделают, если слухи окажутся правдой. Она еще крепче прижалась к отцу, и он погладил ее по голове. Тяжело, должно быть, отпускать единственную дочь на родину жестоких демонов, которые встречают эльдийцев как подношения для кровавых ритуалов. А что, если они и есть подношения?

– Я боюсь, – тихо буркнула Нахия.

– Я уверен, ты справишься, – утешил ее отец. – Раз уж решила, нужно довести начатое до конца.

– Но ты говорил, что нужно уметь вовремя остановиться.

– Хочешь, уйдем?

Нахия задумалась. Серьезно задумалась. Если она действительно боится, неплохим решением было бы никуда не ехать, однако… Если она не взглянет на индаррцев хотя бы одним глазком, она никогда не узнает, правдивы ли слухи. Если она не взглянет на них, она никогда не сможет перестать их бояться. А учиться в Кхара-Тау было ее мечтой детства. Как же она будет учиться в Ипарольдине, если боится встретиться с индаррцами лицом к лицу?

– Нет, – сказала Нахия, и отец тяжело вздохнул. Наверное, был недоволен, и сам бы с радостью ушел. – Я просто переживаю.

Когда она садилась в автобус, у нее тряслись руки и подкашивались ноги. Она едва сдерживалась, чтобы не закричать от страха, хотя до ближайшего индаррца еще ехать и ехать. Она живо представила, как они будут ехать в небольшом душном автобусе с индаррцами, и ей стало плохо. Она быстро сверилась с билетом и села на указанное в нем место. Нахия приоткрыла окошко и стала обмахиваться от обступившей ее внезапно со всех сторон жары. Немногочисленные будущие студенты заходили в тесный автобус, от чего Нахии становилось еще душнее и волнительнее.

Автобус закрыл двери и уехал, а рядом с Нахией так и осталось свободное место.

***

Чем ближе они подъезжали к границе, тем сильнее у Нахии тряслись руки. Когда они въехали в Ипарольдин, она чуть не расплакалась, потому что знала, что рядом с ней будет сидеть индаррец. Знала и очень боялась, потому что еще никто не смог разуверить ее в том, что они жаждут ее крови. Никто и не пытался.

Когда автобус остановился в городе, Нахия напряглась. Дверь автобуса тихо скользнула в сторону и из темноты улицы шагнули несколько индаррцев. Нахия спряталась за креслом впереди, боясь на них взглянуть. Любопытство взяло верх над страхом, и она подняла глаза. На сидение рядом с ней тяжело опустился рюкзак; она вздрогнула и перевела взгляд.

– Здесь свободно?

Перед ней стоял парень с рыжими волосами, смотрел на нее свысока, склонив голову и приподняв брови.

– Да, – тихо пискнула Нахия.

– Спасибо, – громче сказал он, отчего она испуганно вздрогнула и, чтобы скрыть волнение, заерзала в кресле, подвигаясь ближе к окну, чтобы одновременно и быть подальше о него и рассмотреть его получше. Он сел, переставив рюкзак на пол, и вперил взгляд серых глаз в спинку сидения перед ним. Весь ссутулился, расслабился, стал меньше.

И он был совсем не похож на то, как ей описывали индаррцев. Не может быть, чтобы в Ипарольдине рядом с ней сел какой-то эльдиец. Она присмотрелась внимательнее, но ни рогов, ни ярости во взгляде, ни желания разорвать ее на куски и съесть она не заметила. Так, быть может, ей повезло, и это все же эльдиец? Удивление и страх никак не оставляли ее, потому что загадочный спутник молчал, а угадывать по нему что-то было тяжело.

– Извини, – буркнула Нахия, тронув его за плечо. – А ты..?

Парень поднял на нее глаза.

– М? – он оглядел ее с ног до головы и, заметив, что она его тронула, протянул к ней руку. – Игон. Ты?

– Меня зовут Нахия, – неловко представилась она и пожала предложенную руку. – Скажи, а ты… Индаррец, да?

– Да. А что такое?

– Ничего, – Нахия виновато опустила глаза и залепетала. – Просто я из Эльда, и мне всю жизнь говорили, что вы страшные кракозябры с рогами и огромными зубами, и что вы убиваете все, что видите.

Игон помолчал, поиграл бровями, скривил рот и выдал:

– Ну да. Я просто еще не вырос.

Нахия вжалась в стекло; она старалась сделать это незаметно, но от цепкого глаза Игона не ушло ее короткое движение, и он посмеялся, его явно развеселило это действо.

– Шутка, – он лучезарно улыбнулся, и в полутемном автобусе стало будто бы чуть светлее.

– Ну вот, – игриво обиделась Нахия. – Теперь я чувствую себя дурой.

Игон рассмеялся и легонько толкнул ее в плечо, неуверенный, что вообще может касаться ее. Нахия считала – может. Они еще немного помолчали, и Нахия снова повернулась к Игону.

– А ты первогодка?

Игон кивнул.