Амарант. История жеребенка

Вдруг жеребёнку пришла в голову страшная мысль:

– Послушай… но ведь сломанный хвост сам по себе не станет прежним. Это значит, что он будет спать всегда?

Конеед сухо кивнул, продолжая внимательно изучать землероя. Марику на секунду показалось, что тот просто хочет пообедать страхом крохотного существа, но жеребёнок отогнал подозрение.

– Отнесу-ка я его к Целительнице, – Конеед очень осторожно, стараясь не прикасаться к хвосту, поднял зверька. Тот тихо пискнул во сне, слегка вздыбив шерсть на загривке. И, прежде чем жеребята успели что-то сказать, Конеед с землероем в лапах с натугой растаял в воздухе.

***

– Она не может приехать, не может! – всхлипнула Зануда, пряча в карман телефон. – В области эпидемия ринопневмонии, все конюшни закрыты на карантин!

Она сидела на корточках перед Мариком и обильно орошала больную ногу слезами. Помимо слёз, нога (да и добрая половина жеребёнка) была вымазана резко пахнущей вязкой мазью.

– Да, без ветеринара тяжело, – Кормилец сунул Марику горсть рафинада. Тот, смакуя, брал по кусочку, наслаждаясь ощущением тающего сахара во рту, перекатывал языком крупинки. Если бы не постоянная тянущая боль в ноге, он не отказался бы болеть почаще. – Она выезжает только на экстренные вызовы, а наш случай, слава Богу, таким не является.

– Уже неделя без улучшений! Неделя! Ни уколы, ни компрессы, ни-че-го не помогает!

Покончив с сахаром, Марик приступил к сиявшей чистотой морковке. Вот уже три дня, а потом ещё четыре Зануда с Кормильцем неутомимо пытались что-то сделать с его ногой, пребывая в уверенности, что чем гуще они её намажут, тем легче станет жеребёнку.

Всё это время он был заперт в небольшой левадке, где гулял в одиночестве. Он бесцельно слонялся из угла в угол, изнывая от скуки и жадно разглядывая в щели забора табун. Конеед не появлялся с тех пор, как растворился в воздухе с землероем, что не добавляло Марику оптимизма.

Плохо было то, что Зануда, похоже, считала всех без исключения лошадей виноватыми в травме Марика. «Он же самый маленький! Неудивительно, что его гоняют все, кому не лень!» – ругалась она, увидев, что Марик хромает. А затем вынесла вердикт: никаких прогулок в компании до полного выздоровления. Но самым худшим было то, что выздоровление она оттягивала сама, пачкая ногу вонючими мазями и не выпуская жеребёнка на поле, где его давно ждали Хранители с их длинным списком лечебных трав.

Уйдя с головой в свои мысли, Марик машинально взял протянутое Кормильцем яблоко. И тотчас пожалел об этом – яблоко было нашпиговано горькими таблетками. Прежде чем пациент сумел опомниться, Кормилец ловко сжал ему челюсти, и жеребёнку ничего не оставалось, как проглотить полуразжёванную массу.

От горечи на глазах выступили слёзы.

– Давай посмотрим, как он шагает, – пробормотала Зануда, с трудом поднимаясь на ноги (её живот почему-то заметно увеличился в размерах, и время от времени казалось, что в нём кто-то толкается).

Марика повели по проходу, и он, стиснув зубы, изо всех сил старался идти ровно по бетонному полу конюшни. Вдруг люди наконец-то отстанут со своим лечением?

– Уже лучше! – обрадовано посмотрел на Зануду Кормилец. – Интересно, что именно ему помогло?

Зануда вывела жеребёнка на улицу, и в его груди появился крохотный росток надежды.

Выйдя на плац перед конюшней, Зануда поводила Марика взад-вперёд под пристальным взором Кормильца. За забором ободряюще улыбался Кай.

– Мне кажется, ему не нравится грунт. Песок вязковат для невосстановленного сухожилия, – глубокомысленно заметил Кормилец.

Марик с ужасом осознал, что он забыл притворяться здоровым.

– Может быть… может быть… – Зануда застыла в нерешительности… – Пошагаем с ним в поле?

Марик подпрыгнул и бешено закивал головой.

– Главное, чтобы он чудить не начал. Считай, неделю взаперти простоял… Не ринулся бы покорять просторы, – с сомнением произнёс Кормилец. – Но давай попробуем. Всё-таки он воспитанный парень, не зря же ты с ним столько возишься.

Марик ликовал. Кай, отлепившись от щели в заборе, помчался в табун рассказывать хорошую новость.

Вручив жеребёнка Кормильцу, Зануда сбегала в конюшню за кордой, и они, наконец, вышли за ворота.

Марику понадобилась вся сила воли, чтобы шагать рядом и не броситься с гиканьем в колышущееся у дороги зелёное море. Пахнущий травами, пряными цветами, мёдом, летом воздух гудел от жужжания пчёл. Редкие рябинки приветствовали жеребёнка лёгкими взмахами ажурных листьев и изящных веточек.

Марик, радостно оглядываясь и впитывая в себя привычную жизнь мира, переполнялся восторгом. Лес мягко улыбался ему. С трудом оторвав взгляд от приветливых деревьев, он погрузил голову в траву и тотчас же получил от Хранителей лёгкий щелчок по носу. Жеребёнок обиженно сморщил ноздри и фыркнул.

– Запоминай, запоминай, – чуть насмешливо прощебетали из травы Хранители. – Хвощ и мать-и-мачеха, стебель девясила, кусочек коры ивы…

– Корень лопуха не забудь!

– Люпины и лютики не трогать!

– Три листка клевера и корзинку цветков пижмы…

У Марика возникло ощущение, что все эти названия запрыгали у него в голове, теснясь и мешая друг другу.

Стараясь не упустить из вида то и дело пропадавших в высокой траве Хранителей, Марик ходил за ними от хвоща к мать-и-мачехе, от мать-и-мачехи к девясилу, от девясила до одиноко стоявшей посреди поля ивы, от ивы…

– Корень лопуха! Корень, а не листья! – возмущённо звенели Хранители. – Сначала выкопать, потом съесть!

– И чего ему на месте не сидится? – воскликнула Зануда, в сотый раз пересекая поле за рыскающим в поисках пижмы жеребёнком. – То тут откусит, то там…

– Наконец-то ему лучше, – улыбаясь, ответил Кормилец. – Хромота уже почти незаметна. Думаю, через пару дней, если всё пройдёт, выпустим его в общую леваду. Он сильно тоскует по табуну, это видно.

Марик, краем уха слушавший их разговор, просиял и с удвоенным усердием принялся за пижму.

– Конечно, – рассеянно отозвалась Зануда, вслушиваясь в свой живот. – Не держать же его всю жизнь в изоляторе…

Глава 11, в которой Кай знакомится с седлом, а Марик – с Мухомором, и затем друзья вместе встречают любимый Сезон

Жара спала, уступив место странной погоде: солнце светило из-за облаков, щедро поливающих землю дождями. В воздухе витали удивительные ароматы осени – пахло спелыми яблоками и хлебом с полей. В конюшне только и разговоров было, что об Арбузном Сезоне, Сезоне Яблок и Большом Морковном Сезоне. Марик с восторгом узнал, что в августе все окрестные фермеры по традиции привозят в конюшню туго набитые яблоками и морковью мешки. И дня не проходило, чтобы кто-нибудь из хозяев лошадей не принёс арбуза.

Стояло прохладное утро. Солнце, закончив умываться грибным дождём, ласково улыбалось сквозь округлые облака.

В конюшне раздавалось дружное довольное чавканье – конюх только что закончил раздавать завтрак. Кай, окунувшись с головой в кормушку, жадно похрюкивал. Марик, первым покончив с едой, увлечённо гонял по поилке пару овсинок. Фыркая, он поднимал крошечные волны, заставляя овсинки дрейфовать к стенкам. Кай вдруг поднял голову и прислушался.

– Что-то рановато для людей, – пробормотал он.

Марик громко чихнул, подняв в своем «водоёмчике» небольшое цунами. Не успел он отдёрнуть нос, как в конюшне показалась сияющая Тихоня. Она слегка потрепала Марика по носу и вывела Кая в проход – чистить. Марик повис на решётке денника, силясь увидеть друга. Однако это было совершенно невозможно – Кай стоял за углом. До жеребёнка вдруг донёсся ликующий крик Кая, а затем какие-то позвякивания и поскрипывания.

Снедаемый любопытством, Марик кружил по деннику, поглядывая на безразличную Мышку. Та теребила сено, ничем не выказывая (впрочем, как обычно) никакого интереса к происходящему.

Перед Мариком снова возникла Тихоня и вывела его на маленький плац перед конюшней. Он не удивился – их с Каем люди, даже приезжая по отдельности, часто брали друзей на уроки вдвоём. С одной стороны, Марику это нравилось – заниматься с другом было веселее. С другой – так количество занятий возрастало почти вдвое!

Кай, в противоположность Марику, не был особенно прилежным учеником и не получал удовольствия, отрабатывая шаги через разложенные лабиринтами палки.

Обежав плац по кругу, Марик замер в центре, прислушиваясь к долетающим из конюшни звукам шагов. Кай показался в воротах, сделал было шаг на улицу, но запнулся и остановился. На лице его застыла странная смесь недоумения и восторга. Потом он вдруг неопределённо мотнул головой и одним прыжком оказался на улице.

Марик от зависти и восхищения аж присвистнул: на Кае лежало седло! Светло-коричневое, пахнущее новой кожей, чуть поскрипывающее при каждом шаге, оно удивительно шло Каю. Да и сам Кай преобразился – казалось, перед Мариком стоял не его бесшабашный друг-подросток, а взрослый, уверенный в себе конь. Тихоня, отстегнув от Кая длинную корду, сматывала её кольцами, чтобы аккуратно повесить на забор.