Амарант. История жеребенка

– Как они?

– Целительница выправила землерою хвост, он отоспался в гамаке и пару дней назад ушёл рыть землю – самое время утеплять нору к зиме. Лосёнок сегодня утром вернулся в своё стадо. А охотники, говорят, до сих пор кружат по болоту – тарантас с-с-свой спасти пытаются! – Конеед весело забулькал, кувыркаясь в воздухе. – А Кай-то где?

– Ушёл куда-то с Тихоней и Зайцем. Гуляют, наверное, – с тоской произнёс Марик, изо всех сил стараясь, чтобы его тон казался равнодушным.

Конеед, застыв в воздухе, очень внимательно оглядел его и перестал булькать. Спикировав вниз, он завис напротив морды жеребёнка.

– Они вернутся, Марик! Ты же знаешь это, чувствуешь! Просто нужно уметь ждать!

– Я не могу! Не умею! Не желаю ждать! – закричал Марик, выплёскивая накопившееся за последние недели отчаяние.

Лошади в леваде подняли головы и изумлённо уставились на него.

– Я слоняюсь тут с утра до вечера! Один! Люди приезжают ко всем! Ко всем… кроме меня, – яростным шёпотом продолжал жеребёнок. – Я привык, что меня чистят! Я привык заниматься! Я соскучился, в конце концов!

В глазах его блеснули слёзы, и Марик опустил голову.

– Я ухожу в угол левады и работаю сам с собой! Делаю повороты, хожу задом наперёд… Даже вбок научился хорошо ходить, – с тоскливой гордостью прошептал он. – Я не знаю, что с ними случилось! Может быть, их съел какой-нибудь людоед… Я хочу, чтобы они вернулись!

Марику стало неловко за нахлынувшие чувства, он отвернулся и побрёл в угол левады. Конеед опустился на забор и сочувственно посмотрел ему вслед.

Смеркалось. В тусклом, затянутом тучами небе не было ни луны, ни звёзд. Короткие осенние сумерки быстро уступали место непроглядной темноте. Кай и Заяц со своими хозяйками до сих пор не вернулись. Ёжась от холода под порывами ветра, в леваду вошёл конюх. Распутав задеревеневшими пальцами чомбуры, он пристегнул их к недоуздкам и повёл табун домой. Тунгус с Манёвром о чём-то тихо переговаривались по дороге, а Эклер с жалостью посматривал на жеребёнка.

Наконец-то Марик окунулся в мягкое, пахнувшее свежей стружкой тепло конюшни. Он аккуратно прошёл мимо невысокой круглой кобылки, стоявшей в проходе на развязках. Её хозяйка была типичным лечителем – каждый вечер подвергала «болезную» лошадь невообразимому числу процедур. Вот и сейчас возле кобылки выстроились ряды всевозможных склянок с терпко пахнущими мазями, коробки с таблетками всех форм, размеров и цветов, а также несколько градусников.

Хозяйка, озабоченно нахмурившись, смешивала в кормушке какие-то порошки и сушёные травки. Кобылка привычно дремала – видимо, давно уже смирилась с необходимостью лечения.

В деннике Марика ждала вечерняя охапка нежного, сладко пахнувшего сена. Выдёргивая из него тонкие бледно-зелёные травинки, он покосился на соседний денник: Кай ещё не вернулся. Вздохнув, Марик дождался ужина и, наскоро проглотив кашу, щедро политую отваром льна, повалился на бок и уснул. Конеед, дымкой просочившись сквозь закрытое окно, уютным клубком свернулся рядом.

– Цок-цок-цок…

Марик вздрогнул во сне.

– Господи, я на автобус опаздываю! Кай, давай же, быстрее!

Опять цоканье и скрежет железной двери денника.

– Где его ужин? Где ужин? А-а-а, вот же он! Марик спит, хорошо… – голос перешёл на шёпот. – Кушай, Кай. А я побежала. До скорого!

Звонко чмокнув Кая в нос на прощанье, Тихоня, стараясь ступать неслышно, побежала к выходу. Раздававшееся из соседнего денника мерное чавканье окончательно разбудило жеребёнка. Марик нехотя поднялся на ноги:

– Где ты был так долго?

Кай поднял перепачканное овсом и отрубями лицо, но выговорить что-либо членораздельное с набитым ртом у него не получилось. Раскидав пушинки мягких опилок, поднялся недовольный Конеед и, зевая, проплыл по воздуху к спине жеребёнка. Там он принялся возиться, устраиваясь поудобнее и горестно жалуясь на марикову костлявость.

Кай поглощал ужин так быстро, будто его не кормили с неделю. Марик видел, что друга прямо-таки распирает от желания рассказать о сегодняшнем приключении. Наконец, тот доел, тщательно вылизал кормушку и поглядел на Конееда:

– А ты вернулся, значит?

Конеед кивнул.

– Рассказывай давай! – прошептал Марик, с опаской покосившись на Мышку. Та, сладко посапывая, дремала, уютно устроившись на подушке из опилок.

– Пошли мы с Тихоней, Зайцем и зайцевой хозяйкой в лес. Но не в тот, где лосёнок, а в другой, подальше, потому как после выстрелов люди с лошадьми в ту сторону не хотят. Тихоня – она что? Как всегда, то на спину ко мне залезет, то слезет, то просто рядом идёт. Мыкались мы по лесу бестолку, туда-сюда. Хорошо, что Тихоня ко мне верёвку длинную пристегнула: я всё больше на расстоянии от них шёл и кусты непролазные оглядывал.

– Зачем? – удивился Марик.

– Так избушку же искал! Чувствовал, что она где-то рядом!

– На что она тебе?! – Конеед от изумления приподнялся на спине Марика, раздумывая, стоит ли взлетать. Но, немного потоптавшись, лёг обратно.

Кай проигнорировал его вопрос.

– Идём мы, значит, а лес сгущается. И будто туман между деревьями заклубился. Даже Заяц что-то почуял, забеспокоился. Хотел за мной пойти, да куда ему: у него ж хозяйка на спине сидела. А я знай по кустам шустрю, место заветное ищу. И, когда совсем отчаялся уже, гляжу – что-то в зарослях орешника поблёскивает.

Сунулся туда – стоит избушечка наша! Прямо среди кустов дверь виднеется. Ножки поджала, окошки в лунном свете блестят. Дыма над трубой нет, а дверь приоткрыта.

– И ты что, вошёл? – с замиранием сердца спросил Марик.

– Огляделся я, – продолжал Кай, схватив клочок сена, – люди далеко. Шагнул было, а верёвка-то Тихонина тянет. Пришлось прыгнуть. Тихоня цепкая, верёвку крепко держит, но сама на несколько шагов вперёд продвинулась. А дверь ещё далеко… Дай-ка, думаю, ещё раз дёрну! Со второго раза получилась: Тихоня пробежала несколько шагов – как раз, чтобы мне войти…

Конеед рассказа о таком наглом вторжении в дом Целительницы не выдержал. Взлетев со спины Марика, он грозно повис в воздухе прямо перед Каем.

– Ну, я постучал, конечно, – извиняющимся тоном произнёс Кай, опасливо поглядывая на Конееда. Тот мрачно фыркнул.

– Но никто не отзывался. Я и зашёл…

– А ну, цыц! – Мышка метнула на жеребят грозный взгляд. – Все спят уже!

Марик вплотную приблизился к решётке, отделявшей его от Кая, и тот продолжил свистящим шёпотом:

– В доме всё по-прежнему… Лосёнка только нет, и в гамаке никто больше не сопит.

– Там, наверное, тогда землерой спал, – догадался Марик. Конеед кивнул, не сводя хмурого взгляда с Кая, но тот словно не замечал его:

– Прошёл я мимо печки. Хотел на воду ещё разок взглянуть, но страшно стало. А там, за печкой, ещё комната. Сделал я шаг, и…

– И? – не выдержав, негромко воскликнул Марик и тут же испуганно покосился на Мышку. Но та, похоже, ничего не заметила.

– И ничего! Как в стену упёрся! – опустив голову, буркнул Кай. – Воздух там густой, комнату плохо видно, мебель как в тумане вся… И не войти никак. Копытами бить я не решился.

– И правильно, что не решился! – строго сказал Конеед. – Нельзя туда заходить любопытства ради. Ты и в дом-то войти смог только потому, что уже был в нём по приглашению.

– В общем, стал я выбираться обратно, – прошептал Кай. – Вылез кое-как, смотрю – Тихоня прямо на меня уставилась. Я даже ахнул от неожиданности – неужели и избушку видит? Нет, в сторону избы даже ухом не повела. Ещё и отругала, что по кустам лазаю.

Конеед довольно запыхтел, расплываясь по воздуху бесформенной кляксой, но тут же собрался обратно.

– А пока домой возвращались, заплутали мы. Сумерки спустились, тропка ушла прямо из-под ног. Вдруг слева, меж стволов, смотрю – огоньки! Прыгают, скачут, словно бы к себе зовут. Искрящиеся такие. Разноцветные. И поют что-то недоброе. Я, было, сунулся к ним, да в болото вступил, – в доказательство Кай поднял замызганную ногу. – А они завертелись вокруг меня, закрутились, песня ещё эта… Я как будто в ночное небо провалился. Стою, ничем пошевелить не могу, даже рта раскрыть не получается, чтобы на помощь позвать. Хорошо, что к Тихоне был привязан. Закричала она, верёвку потянула, я и очнулся. Выпрыгнул из чавкающей жижи и бегом от места этого.