Марик слушал, затаив дыхание от страха.
– Понимаешь хоть, что неспроста тебя в болото чуть не затянуло? – Конеед, видимо, знал наперёд, чем кончится для Кая посещение избушки.
– Да… – Пробормотал Кай, понурив голову:
– Ну, ты не переживай, завязнуть не дали бы. Блуждающие огоньки – опасные существа, но меру знают. Попугали и будет.
Кай поднял голову, и Марику показалось, что в глазах друга заплясали лукавые искорки.
– Скажи, Конеед, ты ведь долго жил у Целительницы… Что у неё в другой комнате?
Конеед задохнулся от возмущения. Он расфыркался, зашипел, будто рассвирепевшая кошка, и с негодованием произнес: «Мало тебе за пустое любопытство наказания»? Затем, продолжая фыркать, быстро пролетел над Мышкиной головой и прямо сквозь стену перебрался в амуничник.
– Я всё равно узнаю! – уверенно топнул ногой Кай. – Узнаю! Видел его реакцию? Он даже думать об этом боится!
Марик неопределённо мотнул головой, не споря, но и не соглашаясь с другом.
Утром пошёл снег, первый в этом году. Робко, боязливо крупные снежинки спускались с низкого неба на землю, покрывая её пушистым ковром. Снег уютно устраивался на яблонях вдоль плаца, заботливо припрятывал до весны песок, украшал белыми шапками столбы забора. Марик, прижавшись носом к решётке денника, смотрел наружу. Погружённый в это занятие, он не сразу расслышал знакомые шаги. Почувствовав, что сердце пропустило удар, Марик неуверенно гугукнул. Шаги ускорились.
– Зануда… – тихо прошептал жеребёнок и с шумом выдохнул воздух из затрепетавших ноздрей.
Глава 14, в которой Зануда, сама того не подозревая, спасает от вьюшек незнакомого жеребёнка, а Марик очень стесняется, но бегает наперегонки
Зануда с Кормильцем теперь приезжали часто, как прежде. Толстый живот хозяйки куда-то пропал, а вместо него появился синий Кулёк, который обычно висел на Зануде или Кормильце и мирно посапывал. Марика Кулёк интересовал до тех пор, пока жеребёнок не решился сунуть в него нос. Кулёк ответил таким громким воплем, что Марик резко отскочил, будто увидел конееда. Несколько недель спустя у Кулька появилась глазастая голова, которая с любопытством озиралась по сторонам.
Занятия протекали как раньше. Висевший на Зануде Кулёк мешал ей давать чёткие команды, поэтому Марику приходилось быть очень внимательным. Последнее время Зануда стала требовать слишком уж сложные вещи: остановиться на полной скорости передними ногами, а задними убежать вбок так, чтобы оказаться лицом к Зануде, или присесть на задние ноги и одним прыжком развернуться в другую сторону. Жеребёнок, бывало, путался в ногах, иногда на огромной скорости пролетал мимо Зануды, вместо того чтобы остановиться, но с каждым разом всё лучше справлялся с заданиями. У Марика возникало смутное чувство, что то, о чём просила его Зануда, он сам уже проделывал много раз, совершенно не задумываясь об этом. Но вот показывать все эти фокусы специально, одним глазом следя за своими ногами, а другим – за Занудой, да ещё расставлять ноги в нужной последовательности было очень сложно. Особенно потому, что Марик не понимал, зачем всё это нужно.
Наступила зима. Низкое свинцовое небо щедро посыпало мир огромными, медленно кружившимися снежинками. В леваде намело глубокие сугробы, и лошади, чтобы не пробираться по брюхо в снегу, ходили только по протоптанным тропинкам, которые, извиваясь, вели к сену, к выходу, к дальнему концу левады и, конечно же, к излюбленному месту жеребят – полянке, скрытой под низко согнувшимися ивами.
Темнело очень рано – сразу после обеда. Изредка вылезала из-за облаков полная луна, заливая заснеженную леваду мерцающим светом. Марик отрастил себе пушистую бархатную шубку, и Зануда жаловалась, что такая длинная шерсть плохо отчищается.
Так было и в этот раз. Отчаявшись вычистить жеребёнка щётками, Зануда перевесила свой Кулёк на Кормильца, пристегнула к недоуздку корду и повела Марика через посёлок на дальний плац – огороженную площадку посреди поля.
Жеребёнок шёл, вслушиваясь в хруст снега под копытами и хватая губами редкие былинки, пробивавшиеся сквозь сугробы.
Вдруг сзади послышались незнакомые лошадиные шаги. Марик резко обернулся. За ними на значительном расстоянии шла девушка, крепко держа кругленького, хорошо сложенного гнедого жеребёнка с белой проточиной на морде и нарядными отметинами-носочками на ногах. Жеребёнок (по виду ровесник или чуть младше Марика) двигался неспокойно, подпрыгивал, вставал на задние ноги, мотал головой. Наверное, он приехал вчера: Марик краем глаза видел скрывавшийся за поворотом коневоз.
Зануда покачала кордой, и Марик поспешил за ней, беспрестанно оглядываясь на незнакомца. На плацу, едва Зануда отстегнула карабин, Марик одним прыжком развернулся и приник к ограде, уставившись на жеребёнка. Тот продолжал подпрыгивать и мотать головой, мешая хозяйке.
Вглядевшись, Марик с удивлением заметил, что у его ног кружатся в бешеной пляске крохотные существа, стараясь ущипнуть незнакомца за ноги! Тот гарцевал, высоко вскидывая копыта, в тщетной попытке избавиться от них. До Марика донёсся обрывок злорадной песенки:
От порога до опушки под ногами вьются вьюшки:
В колтуны хвосты сбивают, из конюшни не пускают!
Зануда направилась к беспокойному жеребёнку.
– Хочешь, я покажу, что делать, если он так себя ведёт?
Девушка передала чомбур в Занудины руки. Марик отметил, что они общаются, как хорошие знакомые, а то и друзья. Это настораживало – Зануда обожала людей вроде Мухомора или Ветеринара…
Незнакомый жеребёнок несколько шагов прошёл спокойно, подозрительно поглядывая на Зануду. Но вьюшки не унимались, и он высоко подпрыгнул, махая ногами, безуспешно пытаясь стряхнуть их.
Как Зануда рассердилась! Она словно выросла в размерах и угрожающе пошла на жеребёнка. Тому ничего не оставалось, кроме как бежать от неё задом наперёд. А Зануда надвигалась, не замечая попадавших под её ботинки вьюшек. Те как будто лопались, когда она на них наступала, а потом, сдувшиеся и полупрозрачные, кидались врассыпную. Немногочисленные оставшиеся вьюшки попрыгали в снег и, петляя, понеслись по сугробам в разные стороны. Жеребёнок заметно успокоился, опустил голову и облизнулся.
– Вот! – просияла Зануда. – Когда лошадь так скачет, следует объяснить ей, кто здесь лидер. Или создать ситуацию, когда прыгать станет просто невозможно. В табуне главные лошади прогоняют остальных, если им не нравится их поведение. И могут пригласить обратно, если лошадь извинится, – она протянула руку и потрепала стриженную ёжиком гриву незнакомца.
Марик застонал и уткнулся лбом в промёрзшую железную трубу ограды. Когда же люди научатся видеть по-настоящему?
Зануда передала корду девушке и отправилась к Марику. Заведя незнакомца на плац, хозяйка отпустила его.
Секунду жеребята стояли, глядя друг на друга, а потом на Марика вдруг накатило смущение. Ему показалось, что у него непомерно длинная шерсть, уши-лопухи и маленькие поросячьи глазки. Чтобы скрыть неловкость, Марик резко развернулся и помчался, не глядя на незнакомца, к дальнему углу плаца. Тот рванул к противоположному углу, окатив снежными брызгами вновь подбиравшихся к нему вьюшек. Повернувшись спинами друг к другу, жеребята старательно выкапывали из-под снега редкие былинки.
Увлечённо копая снег, Марик не сразу заметил, как к нему подошёл незнакомец.
– Какая умная у тебя хозяйка! Сразу догадалась, что вьюшек нужно затаптывать. Как подцепил их на прошлой конюшне, так всё никак вывести не могу… Копыта-то у меня маленькие! Сложно попасть по ним…
Марик поднял голову, оторвавшись от раскапывания сугроба.
– Не знаю, умная ли… Видишь ли, она – Зануда, и поэтому имеет свой… э-э-э… несколько странный взгляд на вещи. Не уверен, что она видела вьюшек и хотела тебе помочь.
– Жа-алко, – протянул жеребёнок, покосившись на хозяйку. – Моя вот тоже их не видит. А я – Гепард! Но все почему-то называют меня Пашкой.
– Амарант. Но меня все называют Мариком. Или малышом, – сокрушённо добавил жеребёнок. – А где ты живёшь? Я не видел тебя в конюшне.
– Меня поселили в другом здании, – Пашка мотнул головой по направлению к конюшне. – Там ещё домики синие…
– А-а-а, – Марик сообразил. Вторую небольшую конюшню, состоявшую из денников, двери которых открывались прямо на улицу, люди называли «летниками», и совершенно непонятно, почему! Ведь лошади жили там круглый год, даже зимой, и совсем не мёрзли! По крайней мере, Заяц с Манёвром, тоже жившие в летниках, никогда на холод не жаловались.
Пашка весело мотнул головой, приглашая к игре, и жеребята понеслись наперегонки. Ледяной воздух обжигал лица, щипал раздувавшиеся ноздри, но они мчались всё быстрее, отдаваясь игре. Марик вырвался вперёд, обогнал Гепарда и победоносно вскинул в воздух задние ноги.
Раздался глухой звук, будто от удара по дереву. Остановившись, Марик резко развернулся и поглядел на Пашку. По рассечённой мордочке текла струйка крови.
– Я не специально! Прости! Просто подкинул ноги вверх! – испугавшись, воскликнул Марик. – Почему ты не увернулся? Разве ты не видел? – он осёкся. У жеребёнка не было одного глаза, как раз с той стороны, куда пришёлся удар. Сердце Марика сжалось.
Пашка, скосив единственный глаз, пытался осмотреть рану.
– Пустяки! Я просто всё время забываю, что одноглазый. Из-за этого иногда стукаюсь головой, – он рассмеялся. – Мне совсем не больно. Только вот люди, – Пашка кивнул на бежавшую к нему хозяйку и маячившую за ней Зануду, – наверняка начнут меня лечить. Хотя… – просиял он, – если лечат, значит, я им нужен!
Само собой, хозяйки спешно повели жеребят в конюшню, обмениваясь по дороге словами, от которых отдавало ужасом, как от ветеринара: хлоргексидин, перекись водорода, цамакс, марганцовка… Марику подумалось, что «Хлоргексидин» звучит так пугающе, что вполне могло бы стать именем главного конееда.
По дороге домой Пашка увлечённо рассказывал Марику о повадках вьюшек, которые вновь суетились у его ног.
– Вьюшки не могут жить без лошадей. Но в то же время они терпеть не могут улицу. Поэтому вьюшки заводятся только в тех конюшнях, где лошади редко гуляют. Представь: стоишь в деннике, ждёшь обеда, а они по опилкам рассядутся и дразнят. – Пашка с отвращением тряхнул ногой, смахивая с копыта особенно шуструю вьюшку. – А на улицу выйдешь – вьются, мельтешат под ногами, хотят, чтобы ты домой вернулся. У вас в конюшне есть левада?
Марик кивнул.
– Это хорошо, – обрадовался Пашка. – Тогда вьюшки скоро уйдут. Найдут себе какую-нибудь другую конюшню, где лошади только на занятия выходят, да и то в тёплый манеж. Вот где им раздолье! Вреда, конечно, от них никакого, но раздражают сильно. И ходить, и бегать мешают. К тому же заразные жутко.