Амарант. История жеребенка

Куча сена, лежавшая рядом с Каем, зашевелилась, запахло полем и мёдом, и перед жеребёнком появился Полевик.

Кай уставился на него, пытаясь разглядеть получше, но перед глазами всё плыло.

– Ешь, ешь скорее, – проговорил Полевик, протягивая Каю тонкий серебристо-серый стебелёк с узорными перистыми листьями. – Доброго тебе здоровья, Марик.

Марик в ответ радостно кивнул. В его голове всплыли рассказы Хранителей о редкой, обладающей невероятной целебной силой серебристой траве, правильное название которой он теперь мучительно пытался вспомнить.

Кай сжевал лекарство и принялся за какие-то чёрные, сморщенные ягоды, которые Полевик заботливо положил прямо перед его носом.

– Вот так, вот так, хорошо, – тихонько приговаривал тот. – А теперь ложись, ложись. Поспи, поспать тебе надо!

Кай послушно лёг и тут же засопел.

– Через пару дней будет как огурец, – улыбаясь, сказал Полевик, исчезая из денника Кая и появляясь на сене у Марика. – Вовремя я травушку нашёл. На дне оврага!

– Так его больше нет? – ахнул Марик. – То есть, не оврага нет, а того… чёрного в нём?

– Нету, нету, – Полевик осторожно присел на сено, с нежностью поглаживая сухие стебельки.

– Спасибо! И за Кая спасибо! Не знаю, что бы мы без тебя делали! – с чувством сказал Марик.

– Вы нашли меня зимой! Согрели! Отнесли к Целительнице! Я ничего не забыл, Марик! – Полевик внимательно взглянул на него своими зелёными с золотистыми искорками глазами.

– А… а если бы не спасли? Или не нашли? Или если бы заболела другая, незнакомая тебе лошадь? Ты помог бы? Принёс бы эту травинку и сухие ягоды?

Полевик широко раскрыл глаза и удивлённо посмотрел на жеребёнка.

– Конечно! А разве можно поступить иначе?

Год третий

Глава 22, в которой Марик остаётся один…

– А где мой завтрак?! – возмущённо прокричал Марик вслед конюху, который, высыпав меру овса Мышке, развернулся и пошёл обратно. – Эге-гей! А как же я?! Ты что, за больного меня принял?!

– А ты себя хорошо чувствуешь? – поинтересовался Кай, поднимая голову от сена.

– Я?! Отвратительно! Меня лишили завтрака! – Марик пнул ногой кучку опилок, скопившихся в углу денника, и тут же взвыл, попав копытом по каменной стене.

– Я уже неделю овса не ем, и ничего, – попытался утешить его Кай.

– Но ты-то болеешь! Тебе его и нельзя! – сердито буркнул Марик и принялся за сено. – Если меня ещё и гулять не поведут, значит, точно в больные записали.

Мышка подняла голову от кормушки и подозрительно поглядела на Марика. Затем, не сказав ни слова, кивнула и вернулась к еде.

По подсчётам Марика, Кай болел уже четыре, а затем ещё четыре дня. В общем-то, он и не болел уже, а уверенно шёл на поправку после уколов и порошков Ветеринара да травинок Полевика. Однако овса ему всё ещё не давали и в общую леваду не выпускали.

Кай изнывал от скуки в небольшом загончике за конюшней, из которого даже не было видно других лошадей. Жеребёнок пробовал прыгать через ограду, открывать замок и рыть подкоп, но сбежать всё не удавалось.

Тогда он, пыхтя от напряжения, принялся гнуть железные трубы забора. По чуть-чуть, по несколько сантиметров за день, но трубы уступали. Кай считал, что до падения забора оставалось недолго. «И тогда, – говорил он, – в загончике невозможно будет гулять, и меня отправят к вам. А не отправят, так я сам в нашу леваду запрыгну!» Марик в ответ шикал и беспокойно косился на Мышку.

Без Кая гулять было тоскливо и скучно. Тунгус с Манёвром, бывало, целыми днями не открывали глаз, и только по шевелению отгонявших мошкару хвостов было видно, что они не спят. Никто не падал в пруд, не проносился с гиканьем напролом сквозь ивовые кусты, не предлагал по десять раз за обед поменяться охапками сена. Марика тяготила эта вынужденная размеренность, но ни он, ни Пашка, как ни старались, без Кая не могли внести в неё должного хаоса.

– Марик, к тебе пришли, – сказал Пашка, прищурившись на приближавшуюся к леваде Зануду. Та была погружена в свои мысли – Марик понял это, наблюдая, как она пытается пройти сквозь закрытую калитку.

Жеребёнок неуверенно мялся на месте. Он не мог решить – то ли подойти и угоститься яблоком, то ли подразнить Зануду, не даваясь ей в руки. Пока Марик выбирал, чего же он хочет сильнее, хозяйка быстро подошла и надела на него недоуздок. Яблок у неё с  собой не было.

Пашка хихикнул, мотнул головой и присоединился к Зайцу с Эклером, горячо обсуждавшим крепость забора в загончике Кая. Заяц был уверен в победе неугомонного жеребёнка, а Эклер болел за забор. По его мнению, так всем было бы гораздо спокойней.

Зануда нервничала. Она никак не могла закрыть калитку левады, снова и снова поднимала с земли падавший карабин замка. Наконец, она повела Марика в конюшню. Жеребёнок, пытаясь привести Зануду в чувство, слегка наступил ей на ногу, но она этого даже не заметила – неслыханное дело!

– Я знаю, ты расстроишься, – сбивчиво зашептала она, не глядя на Марика. – Но у меня нет другого выхода. Слишком далеко эта конюшня, мы не можем приезжать каждый день…

Марик слушал её вполуха, не понимая и половины сказанного. Он размышлял, стоит ли сказать об умопомрачении Зануды Мышке, и смогут ли Зануде помочь травки Полевика.

– Я в детстве тоже очень часто переезжала, – продолжала Зануда, дрожащими руками пристёгивая его на развязки в конюшне. – К этому привыкаешь. Появляются новые друзья, забываются старые…

Она возила по его спине щётками, уставившись стеклянным взглядом в окно. Марик поискал глазами других лошадей, но никого не было – все гуляли.

– Готово, – на пороге конюшни появился Кормилец. – Я всё загрузил.

Зануда взглянула на него, как будто собираясь разрыдаться.

– Ну же, не надо! – ободрил он её. – Успокойся! Ничего страшного не происходит.

– Мы же никогда… одного… в смысле, он же без…

– Не переживай! Всё когда-то происходит в первый раз, – ласково сказал Кормилец. – Пойду попрощаюсь с Тунгусом. А вы выходите!

Он скрылся в дверях. Зануда вздохнула, тряхнула головой и, отстегнув развязки, быстрым шагом вывела Марика на улицу.

Широко распахнув пасть, во дворе стоял коневоз. Марик окинул его равнодушным взглядом и хотел было уже потянуть Зануду к леваде, в которой гулял Кай, как вдруг его пронзило осознание!

– Нет! – крикнул он, замотав головой и натянув верёвку. – Нет! Я никуда не поеду! Не поеду один!

Марик отскочил от коневоза, едва не вырвав чомбур из рук Зануды. Та обернулась к нему. Её била дрожь.

– Марик, – сдавленным голосом сказала Зануда, и жеребёнок увидел блеснувшие в её глазах слезы. – Марик, пожалуйста… Марик, прошу тебя, поверь мне. Всё будет хорошо! Всё, правда, будет хорошо, обещаю! Поверь мне!

И он поверил. Зажмурившись и сжавшись, будто в ожидании удара, жеребёнок зашёл в коневоз. Громыхая, захлопнулась дверь, отрезав его от знакомого мира.

Марик погрузился в мягкий полумрак. Сквозь пыльное окошко над головой еле сочился жидкий свет. Жеребёнок обернулся и громко заржал, но голос его, вместо того, чтобы унестись на волю, заметался эхом по коневозу. Ему показалось, что где-то вдали едва слышно закричал Кай.

Кай! Перед глазами Марика появилось лицо друга. Затем Пашки, Тунгуса, Эклера, Манёвра, Зайца, Мышки… «Теперь я один, – понял он. – Опять один»! В памяти возник глухой деревянный денник, стены до потолка, дырка в полу, вечерние разговоры с крысой. И всё же не совсем один – ведь есть ещё Зануда…

Коневоз, слегка покачиваясь, мчался куда-то в неизвестность. За окошком пестрели крыши домов и кроны деревьев. Постепенно дома уступили изумрудно-зелёной реке леса, которая текла, извиваясь и убаюкивая жеребёнка. Незаметно для себя Марик уснул.

***