Он добродушно вздохнул и взглянул на массивные часы на пухлой руке.
– У нас еще, как ни странно, осталось немного времени, – сказал он. – Кто готов поговорить со мной на интервикис? Я знаю, что вы очень быстро научились меня понимать. Но на то я и учитель, чтобы знать, как говорить понятно. А теперь попробуйте-ка сами сказать хоть что-то, да еще и понять своего собеседника. Ну-с? Кто отважится?
Из тринадцати пар вверх взметнулась только одна рука, обтянутая черным кожаным рукавом в заклепках. Тринадцатый был еще и выскочкой?
– Отлично, юноша. Я вижу в вас потенциал. Выберите же себе собеседника. Или собеседницу, что, наверное, приятнее.
– Я хочу поболтать с ней, – Тринадцатый кивнул на Елену, которая еще до конца не успела прийти в себя. Девушка отчаянно замотала головой. Вот ужас-то! Говорить на незнакомом языке, который услышала сегодня впервые, да еще перед целым классом! Хотя внимание с нее уже давно переключилось на Беллу, пока учитель ее ругал, но она только что стояла вся мокрая и жалкая посреди аудитории, а теперь они хотят, чтобы она продолжила позориться? Елена чувствовала, как привычно темнеет в глазах, начинает замирать сердце, стуча все медленнее и медленнее, закладывает уши, немеют кончики пальцев. Она сейчас не то что на интервикис, она на родном языке не сможет ничего выговорить.
– Да не бойся ты! – раздалось над ухом, и Елена, обернувшись, увидела стоявшего за ее спиной парня с красными волосами. – Пойдем поболтаем, я тебя быстро научу! Меня Мика зовут, если ты не запомнила.
Елена действительно не запомнила, но пробормотала в ответ что-то вроде «я знаю», а юноша протянул ей руку и, не дожидаясь, пока та решится, сам потянул ее из-за стола. Он обвел ее вдоль полукруга столов, и они встали рядом с учителем в самом центре.
– Не бойся, говорю же! – повторил парень со странным именем Мика. – Если хочешь, я буду рассказывать про себя, а ты слушай.
И не дожидаясь согласия, он весело продолжил, обращаясь ко всему классу:
– Еще раз всем привет! Я Мика. Музыкант, играю на гитаре. И делаю это, без ложной скромности, потрясающе. А еще я пою. Гитару притащил с собой, так что я надеюсь, в этом унылом местечке иногда бывают концерты. А если нет, так мы их устроим. – Он помолчал и спросил у Елены: – Ну как, понятно?
– Конечно, понятно, – усмехнулась Елена. – Ты же на обычном языке говоришь.
– А откуда ты знаешь, какой язык для меня обычный? – возразил Мика.
– Ну, ты говоришь, а я понимаю, значит, обычный, – смутилась девушка.
Мика рассмеялся.
– А ничего, что я тут давно уже на интервикис вещаю, а ты мне на нем же и отвечаешь?
– Как? – ахнула Елена.
– Да-да-да! – подхватил учитель. – Мика говорит совершеннейшую правду. Вы общаетесь на интервикис, даже не замечая этого. Вот как это работает! Вот какой я чудесный преподаватель и какие у меня замечательные ученики.
– Не может быть, – прошептала Елена и зарделась.
Белла, которую сегодня вместо того, чтобы хвалить, как этих двоих, просклоняли перед всем классом, сидела чернее тучи. Самое ужасное было в том, что первая похвала учителя досталась опять все той же зачуханной бледной Мыши! Здесь точно крылась какая-то тайна, причем, очень несправедливая. Может, если бы она заняла место в той каморке, все пошло бы иначе? Может, еще не поздно поменяться? Даже этот Мика, Тринадцатый, сам первый подошел к Елене. Неужели она могла ему понравиться? Такая скучная – яркому и веселому парню? Да еще и музыканту!
«Ну, погоди, – подумала разозленная Белладонна. – Я тебе не дам тут житья».
Глава 5. На новом месте приснись…
Елена
Неожиданное происшествие на интервикис на какое-то время позволило мне отвлечься от тяжелых мыслей о последних событиях. Конечно, началось все просто ужасно, но затем словно переломился ход истории. Впервые в жизни меня похвалили перед всем классом! Я и в обычной-то школе была почти невидимой, даже на горячо любимой мною литературе, а тут вдруг на первом, точнее, нулевом своем занятии по совершенно незнакомому языку – удостоилась похвалы! Да еще на фоне позора моей обидчицы! Хотя этот факт меня не обрадовал. Теперь она затаит еще большую обиду. Но я совсем не понимаю, чем так успела ей насолить, что она везде меня задевает. Она пришла самой последней в спальню и согнала меня с места, которое показалось мне таким чудесным. Я безропотно подчинилась, а теперь жалею об этом. Но не потому, что не дала ей отпор. Увы, достойно ответить обидчику – это не мой случай. Мне проще опустить глаза и скромно подвинуться, пропуская нахала вперед. Но то место, куда мне пришлось переселиться… Сначала я обрадовалась уюту замкнутого пространства, в которое перебралась, но потом наступила ночь.
Я снова вернулась к тяжелым мыслям. Наверное, это были всего лишь плохие сны, и это нормально, что они приходят на новом месте, когда душа полна волнений и переживаний, и все вокруг еще чужое и незнакомое. Я никогда богатырским сном особо не отличалась, поэтому нет ничего удивительного в страшных, точнее, странных сновидениях. Но они были настолько реальные, настолько ощутимые, что, проснувшись, я слишком четко могла представить все до мельчайших подробностей. Эти воспоминания не тускнели со временем, и я то и дело ловила себя на мысли, что верю в то, что ночью все происходило на самом деле.
В конце концов, если сама школа магическая (о боже, в мире существует магия!), то почему здесь не может быть аномальных вещей? Вполне возможно, что это и не аномалия вовсе, а совершенно нормальный ход событий для этого места. Надо было с кем-то об этом поговорить – с теми, кто намного лучше во всем разбирается, но я пока не знала, с кем. Мне кажется, что меня тут обходят стороной, словно я изгой или невидимка. Я знаю, это всегда было моей проблемой: мне очень трудно обратить на себя внимание, трудно знакомиться, но здесь это холодное равнодушие, исходящее от многих учениц, я будто ощущала кожей. Наверное, Белла настроила всех против меня, но за что? Я же не перечила ей, освободила кровать и ушла в свою каморку.
При мыслях о каморке по позвоночнику снизу вверх пронеслись острые ледяные уколы озноба, и меня слегка замутило. Какое счастье, что сейчас только начало дня и до ночи еще далеко. Я провожу небольшой перерыв между первым и вторым уроком, сидя на одном из маленьких балкончиков, которыми буквально усеяны массивные, величавые стены нашей школы. Эта причуда местной архитектуры очень пришлась мне по душе. Почти над каждым балконом есть козырек, защищающий от ненастья. Здесь можно спокойно стоять, облокотившись на каменные перила, и сквозь пелену дождя созерцать темно-зеленые кроны деревьев, простирающиеся вдаль. Листья еще не тронули яркие осенние краски. Осень еще только в самом начале своего пути и не успела расцветить этот мир на свой лад. Правда, я и не знаю, что происходит тут с природой. Может быть, этот бесконечный дождь так и будет литься круглый год, деревья останутся зелеными, а воздух – теплым и свежим, пахнущим скошенной травой и хвоей. Я пригляделась, силясь за потоками воды разглядеть сосны, но не смогла. Сплошной зеленый ковер, начинающийся у подножия горы, на которой стояла наша школа, раскинулся насколько хватало глаз, пересеченный широкой темной линией. Как ни всматривалась я – не поняла, что это такое, но предполагаю, что сам город дождя. Сверху непонятно, далеко ли до него идти. Я там не была. Я как-то сразу оказалась на пороге школы, все скудные наставления и напутствия получив еще на той стороне.
Странно, что мне так легко удалось занять на переменке один из балкончиков, хотя, наверное, они могут привлечь только таких унылых одиночек, как я. Большинство учениц на переменах сбивается в стайки, увлеченно что-то обсуждая, а здесь может уместиться два, от силы, три человека. Что ж, зато у меня уже есть в этом месте свой любимый уголок, куда можно забиваться в перерывах и смотреть вдаль, наслаждаясь чистым воздухом. Мне вдруг подумалось, что город дождя – вполне подходящее для меня место: такое же тоскливое и унылое, как я сама. Может быть, мне даже удастся его полюбить, если я не утону в его глубоких лужах.
Отогнав набежавшие вновь ночные воспоминания, я вернулась в памяти к эпизоду на интервикис. Вот с кем можно будет поговорить обо всем, происходящем тут! Мика, тот парнишка с красными волосами. Может быть, он просто пожалел меня и решил поддержать и больше не захочет со мной общаться, но попытка не пытка. По-моему, он и сам не очень-то вписывается сюда. Парень даже в обычном учебном заведении вызывал бы косые взгляды, а тут, в магической школе, с этой своей безумной прической и в донельзя рваных джинсах, он выглядел, как нечто инородное. Но, кажется, его это совершенно не беспокоило. Как бы его найти? Вчера, в воскресенье, я долго бродила по двору и зданию школы, где обычно собирались компании учениц и учеников, но Мику точно не видела. Я бы его сразу запомнила. А сегодня после интервикис нас развели по разным занятиям, и я даже не успела перекинуться с ним парой слов. Даже спасибо не сказала за то, что он меня подбодрил.
Я так понимаю, что и у меня, и у него на первом занятии была всего лишь общая вводная лекция, довольно скучная, где учитель сонным голосом рассказывал нам про школу, про ее важность и нужность, про наш вклад в общее дело. Я знаю, что мне надо буквально полностью удариться в слух, потому что только на занятиях я смогу хоть что-то понять, но как же он нудно говорил! Когда учитель заканчивал фразу, я уже забывала с чего он начал. Надо сосредоточиться и на следующем занятии быть повнимательней.
Пока я не разобралась, по какому принципу тут разделяют учеников. Я почему-то опять попала на урок с Беллой, но, к счастью, мы оказались очень далеко друг от друга. Занятие проходило не в маленьком помещении, как на языковом уроке, а в большом зале, где ученики сидели в амфитеатре за крошечными столиками. Белла умудрилась занять место в первом ряду, а меня, как обычно, унесло на самый верх, за один из последних столиков.
Еще я хотела бы пообщаться с Хлоей – так зовут рыжую девчонку с разноцветными глазами. В воскресенье она, как и остальные, игнорировала меня, словно после знакомства с Беллой полностью потеряла всякий интерес. Но она хорошо меня встретила, и я надеюсь, мне удастся вернуть ее расположение. Ну а нет, так нет. Я привыкла. Только бы Мика не оттолкнул. Надо же, когда я попала сюда, то была уверена, что здесь нечто вроде закрытой школы для девушек, но в воскресенье, когда у нас была масса свободного времени, я встречала повсюду много ребят. Оказалось, школа смешанная. Гуляя по двору под прозрачным школьным зонтом, который мне вручили взамен того, что дал мне охранник, я нечаянно наткнулась на группу парней, среди которых был… Мне слово трудно подобрать, чтобы описать свои ощущения в то мгновение, когда я увидела его лицо. Я никогда не видела таких красивых лиц, таких притягательных молодых людей. У меня даже сердце заколотилось! Я не знала, что какой-то обычный парень может вызывать такие эмоции, такой ураган чувств! Я видела симпатичных мальчишек в нашей школе, но зная, что они все равно на меня не обращают внимания, приучилась их не замечать. Но этого невозможно было не заметить и забыть тоже. И как же горько от мыслей, что уж такой красавец точно никогда в жизни не посмотрит в мою сторону. Даже на сантиметр головы не повернет.
Тем не менее, я, рискуя быть замеченной и опозоренной его дружками, принялась крутиться вокруг да около, прохаживаясь неподалеку, и, кажется, мне удалось расслышать его имя. Друзья называли его Элай. Что это за имя? Элайджа? Даже имя волшебное по своему звучанию. Надо же, удивительно, как оно нашло своего обладателя.
Что ж, пусть он не обратит на меня внимание, но, представляя прекрасное лицо, я могу наслаждаться его красотой и немножко мечтать, и это счастье у меня никто не отнимет. А еще мне есть с кем поговорить о сокровенном. Ну, не поговорить, а помолчать вместе, передавая мысли бумаге через стройные ряды букв и слов. Моя любовь к литературе и писательству зародилась давным-давно. Первое, что я начала писать помимо школьных сочинений – это записи в моем дневнике. Сначала то были куцые коротенькие строчки, которые сейчас даже смешно перечитывать, но мой дар развивался, и получалось все лучше и лучше. Я оттачивала слог в рассказах о тех днях, что уже прожила, о происшествиях, участником или наблюдателем которых стала. Я научилась не просто передавать хронологию событий, а описывать это красочно и образно, вставляя, где нужно, диалоги и сдабривая все это своими впечатлениями. Иногда я могла забросить свой дневник на несколько месяцев, но неизменно к нему возвращалась. И постепенно поняла, что очень хорошо знаю, в каком направлении буду торить дорогу во взрослую жизнь. Однако мою судьбу решили без моего же участия, и писательская карьера останется лишь пробами пера на страницах дневника, с которым я могу делиться чувствами и мыслями.
В воскресенье я уже пыталась сделать несколько записей, рассказав о впечатлениях от школы и всего, что меня сейчас окружало. Я должна была при этом упомянуть и ночное происшествие, но тогда это была всего лишь одна ночь, и я надеялась, что сон не повторится. А раз так, то может быть, лучше его забыть. Поэтому я не стала ничего писать. Но все повторилось и длилось дольше, чем в первый раз, и я просыпалась почему-то реже, словно то, что находилось по ту сторону сновидения, уже разобралось, как меня удерживать там, не отпуская в реальный мир.
По школе прокатилась мелодичная трель звонка, и через распахнутое окно балкона я услышала сбивающийся топот ног: все спешили по своим классам. Я с трудом заставила себя оторваться от перил и шагнуть в помещение. Эх, надо было взять дневник с собой на занятия, чтобы каждую перемену уединяться на балкончике с тетрадкой и писать. Я же оставила его в каморке под подушкой. Надо все-таки будет найти ему более надежное место, ведь я собираюсь доверять ему свои тайны.
* * *
Следующим уроком у нас были виды дождей. Он назывался как-то иначе, я не запомнила, но суть была такая. На этих занятиях нас ожидали рассказы обо всех дождях, что только бывают на свете. Таких уроков должно быть немного, они скоро закончатся, и мы перейдем к более сложному этапу. Но вначале мы будем подробно изучать, что такое обложной дождь, почему дождь под солнцем называется грибным. Нам даже будут все наглядно демонстрировать: ливни, косые дожди, морось и даже ледяной дождь. Пока для меня эти погодные явления были все на одно лицо, просто где-то воды больше, а где-то меньше. Да еще пузыри на лужах далеко не всегда бывают.
В просторном кабинете, где мы собрались, не было обычных окон. Окно – одно-единственное, огромное, во всю стену и без рам – больше походило на экран кинотеатра. Когда пойду гулять, надо будет обязательно посмотреть, как оно выглядит снаружи.
Во время урока мы таращились за окно, потому что Джейкоб – наш преподаватель -показывал нам разные дожди. Он не творил никаких заклятий, просто долгим и внимательным взглядом смотрел вместе с нами сквозь стекло, и дождь то лился сплошным потоком, словно разверзлись небеса, то вдруг прямо на глазах стена воды прореживалась и превращалась в тончайшие дождевые нити, затем падала крупными редкими каплями, а потом вдруг распылялась водяными брызгами.
Я вместе с учениками, как завороженная, наблюдала за тем, как сменяются за окном дожди, но нет-нет да бросала взгляд на учителя, который очень сосредоточенно управлял своей стихией. Дождевые потоки словно отражались в его умных серых глазах, и казалось, что вода переливается внутри них, струится и закручивается в водовороты. Я наконец оторвала от него взгляд, потому что это становилось уже странным и даже неприличным. Но меня так и тянуло посмотреть на него снова. Джейкоб был довольно молод по сравнению с учителями, которые вели занятия до него. Длинные темно-русые волосы, прочерченные слева тонкой серебристо-седой прядью, легкими волнами спадали ему на плечи, обрисовывая благородный овал лица.
Его голос был очень тихий и приятный, и все ученики слушали его рассказ, затаив дыхание и боясь пропустить хоть слово. Сквозь стекло почти не проникал шум воды, поэтому в классе было очень тихо. Когда учитель принялся менять дождь, чтобы продемонстрировать нам все, на что способна эта стихия, он сдвинул на стене возле окна какой-то рычажок, и стекло со свистом уехало вниз, внутрь толстой каменной стены, а перед нами тут же зашелестели водяные струи. Затем этот мерный звук сменился на частую дробь по подоконнику, когда сверху полетели крупные капли, и ученики резко отодвинулись от распахнутого окна, чтобы на них не попали брызги. Однако ни единая капля не проникла внутрь класса, и всем этим управлял один человек – наш учитель с печальными дождливыми глазами, от которых очень трудно было отвести взгляд. Я даже не знаю, чья внешность и манеры меня впечатлили сильнее – Элая или Джейкоба, но от последнего исходило какое-то невиданной силы спокойствие. Казалось, что пока этот человек рядом, нам ничего не грозит. Даже мои страшные сны отступили на задний план, и я почти про них забыла. Увы, как только я покинула класс, воспоминания снова нагрянули. И пусть до ночи было еще далеко, но с утра уже минуло несколько часов. Ночные страхи крошечными, незаметными шажками подкрадывались ближе.
Я снова скрылась на одном из пустовавших балконов и задумалась.
Не успела я расстроиться из-за того, что этот красивый учитель пробудет с нами совсем недолго, – ведь его уроков осталось не так много, – как он сказал, что его роль, возможно, на этом не заканчивается. Оказывается, некоторым ученикам он станет наставником, но все решится уже после окончания его курса. Что делает наставник, не знаю, но как я поняла, это что-то вроде куратора. Он будет поддерживать тех учеников, которых к нему отпишут, до конца учебы. Как же мне хочется, чтобы в их числе оказалась и я! Просто приходить к нему в моменты каких-то трудностей, по учебе или нет, это ли не счастье? Иметь возможность поделиться с ним радостью или горем, услышать слова одобрения или утешения, произнесенные тихим, проникающим в душу голосом. Пусть мне хоть раз повезет! Пожалуйста!
* * *
Этот перерыв оказался немного длиннее предыдущего, и я опять пожалела, что не взяла дневник. Можно, конечно, было бы записать в учебной тетради, но здесь их выдавали каждому ученику и сразу отмечали в журнале, словно вели учет. Вдруг эти тетради не требуют проверки, потому что учителя и так видят все, что в них написано? Это глупость, конечно, но лучше не рисковать. Я настолько еще плохо разбираюсь во всех магических премудростях, что на свои знания пока ориентироваться не стоит. Кто знает, насколько широко тут применяется магия, и в каких областях она вообще действует?
Я перегнулась через перила и посмотрела вниз, слегка высунувшись из-под навеса. Дождик тут же принялся ласково трогать мою макушку легкими каплями. Интересно, это Джейкоб ослабил дождь после занятия, или просто иссякла очередная туча? А впрочем, если я не ошибаюсь, за всеми дождями постоянно кто-нибудь да следит, и если нужно, подправляет.
Впереди меня ожидало последнее занятие: кажется, что-то вроде урока истории по образованию городов стихий. Как же это было странно! Вместо того, чтобы изучать основы, жанры и историю журналистики, как полагается студентам первого курса института моей мечты, мне приходилось слушать о том, как были созданы города, чтобы с их помощью сохранять баланс и равновесие погоды на Земле. И не сказать, что мне совсем не интересно, просто меня не покидает ощущение, что я нахожусь в каком-то затяжном бредовом сне. Но нет, все это мне не снится и происходит на самом деле. Зато настоящие сны ко мне подбираются ночью: странные, безумные сны, в которых я тоже до конца не уверена, что сплю.
Как я уже упоминала, моя каморка представляла собой аппендикс в углу спальни, ограниченный с трех сторон стенами, где помещалась единственная кровать. Эта каморка находилась рядом с умывальнями, которые вместо того, чтобы сделать по ширине спальни, почему-то укоротили на ширину моего закутка. Возможно, изначально там предполагали что-то хранить, например, оставлять чемоданы, но вместо этого устроили еще одно спальное место. Когда меня прогнала Белла и я попала сюда, я была почти счастлива, что теперь смогу спать практически в собственной комнате. Я улеглась головой к общей спальне, чтобы даже не видеть это помещение, создавая себе иллюзию полного уединения. Неожиданно быстро я провалилась в сон.
Проснулась я резко, словно меня кто-то толкнул. Почему-то первой мыслью было, что девчонки решили надо мной подшутить, но рядом никого не оказалось. В помещении было совершенно светло, что было уже само по себе странно, ведь в мою каморку свет проникал очень плохо. Похлопав в недоумении глазами, я вдруг сообразила, что нахожусь совсем не там, где заснула. Вместо проема в изголовье моей кровати сейчас была совершенно глухая стена, зато остальных стен, которые так надежно укрывали меня от чужих глаз, теперь не было! Я лежала почти посередине просторной и довольно светлой комнаты, в которой кроме меня не было ни души. Неужели это такая школьная шутка? Перетащить ночью спящего человека в другую комнату и оставить там. Сейчас, стало быть, все шутницы сгрудились где-то и подглядывают за мной из-за угла. Я хотела привстать на кровати, чтобы поискать, где может быть их укрытие, но не смогла подняться даже на локтях. Я едва приподнялась и тут же бессильно рухнула обратно, словно мои конечности весили по полтонны каждая. При этом тяжести в теле я не ощущала, просто не могла больше пошевелиться. Я попыталась позвать на помощь, и голос меня подвел. Я почти беззвучно что-то просипела, но не смогла произнести ничего связного, словно губы и язык меня перестали слушаться. Мне стало очень страшно. Страх накрыл меня липкой волной, захлестнул по самое горло, и мне показалось, что дышать становится все труднее. То, что в помещении было светло как днем, не убавляло ужаса, а наоборот диссонировало с происходящим, будто в какой-то чудесный солнечный день я, придавленная неведомой силой к постели, медленно и мучительно умираю.
Я лежала и ждала своей смерти, и лучи солнца, которые просачивались сквозь разноцветное витражное окно, казались зловещими и живыми. Полупрозрачный рисунок на стенах, что лучи рисовали сквозь витраж, представлялся мне важным посланием. Там было что-то изображено, но как только я пыталась разобрать, рисунок плыл и искажался, не давая мне ухватить смысл. Лучи змеились и уплотнялись, становясь похожими на гигантских червей, и вот в этот момент я наконец поняла, что сплю. Облегчение разлилось по телу, потому что можно было больше не бояться за свою жизнь, и не пытаться разгадывать секрет витражного рисунка. Необходимо было лишь вырваться из хватких лап сновидения, которое, однако, вцепилось в меня накрепко.