Он не твой. От Ада до Рая

– Адель, Верочка восхищена вашим творчеством, – сквозь смех проговорил я, а Каратик и вовсе уложил руки ей на плечи в попытке успокоить. – Наверное, это любовь? Как считаете?

– Прости, Верочка, но я больше не пишу, – Ада тоже расслабилась, заливаясь красивым звонким смехом. – Поэтому даже не знаю, чем могу тебе помочь?

– Подарите мне «От Ада до Рая», – прошептала Вера и буквально схватила Ночку за руки. – Хотя бы фотографию оригинала! Раюша, а ты видел эту картину?

– Вер, ну где живопись, и где юриспруденция?

– Это ж чистый секс, – Вера так нагло забрала из моих пальцев сигарету и с силой затянулась, будто бурный оргазм переживала. – Это история любви льда и пламени. Это их танец страсти на краю пропасти! Я видела фотографию в интернете, с тех пор и гоняюсь за вашими работами!

– Эта картина не продаётся, – Ада искренне улыбнулась и на мгновение прикрыла глаза, будто вспоминала. Её длинные ресницы вдруг затрепетали, а губы растянулись в довольной улыбке. – Но я могу подарить тебе один из набросков.

– Честно? – Верка заорала так, что соседние столики стали оборачиваться в нашу сторону. – Боже, я сейчас начну вам руки целовать, остановите меня…

– Всё, Вер, – Костя наклонился и приобнял растрогавшуюся Мелкую, в глазах которой сверкали льдинки слёз. – Адель пообещала, можешь успокоиться.

– Сейчас? А давайте поедем сейчас?

– Нет, Вера, – Ада просто заливалась смехом и по-матерински стирала слёзы с румяных щёк девчонки. – Оставь мне свой номер, и мы непременно созвонимся.

– Что, и кофе где-нибудь выпьем? – охнула Вера.

– Так есть хочется, что аж переночевать негде. Да, Вер? – я забрал сигарету из её рук, незаметно ущипнув за руку.

– Адель, а скажите, почему те двое не могут быть вместе? Между ними словно непреодолимая пропасть, ведь так? – Вера заикалась, пытаясь справиться с рвущимися наружу эмоциями. Ногой дернул свободный стул и сел так, чтобы было видно лицо растерянной Ады. Она явно была не готова к подобному разговору, оттого и губы поджала.

Моя Ночка была просто неотразима. Годы ей шли. Они стёрли угловатость молодого тела, забрали худобу, щедро одаривая великолепием идеальной фигуры. А как только мой взгляд скользнул чуть ниже шеи, я понял, что уже не встану… Кровь с шумом прилила в голову, а потом горным потоком шибанула в пах.

Ночка будто готовилась к нашей встрече! Этот её убийственный по откровенности наряд, состоящий из тонкого лоскута алого шёлка, небрежно прикрывал шикарное тело чисто номинально. Декольте было открытым, а сквозь нежную ткань так отчётливо просматривалась её грудь. И чем дольше я смотрел, тем резче становились камушки сосков. Глубокий разрез от самого бедра открывал всю красоту стройных ножек. А тонкие замшевые ремешки сабо опутывали изящные стопы с аккуратным педикюром и неизменными колечками на пальчиках ног. Моя Ночка… Она словно мысли мои прочитала, оттого и перебросила густую пелену черных волос через плечи, наивно пытаясь скрыться от меня.

Поздно, Ночка. Пиздец как поздно!

– А в жизни всегда так, Верочка. Пока ты молод, думаешь, что море по колено и горе по плечу. Живешь чувствами, эмоциями, и единственное, кого ты слушаешь – свое сердце…

– А потом? – Костя тоже присел, смирившись, что разговор так скоро свернуть не удастся. Взял из рук официанта бокал шампанского и вложил в руку Мелкой.

– С годами голос сердца превращается в шёпот, который так легко заглушить сплетнями, ложью и прочей чепухой в виде статуса, достатка и чистотой родословной. Ну не всем быть породистыми жеребчиками.

– А я не верю, – Вера сделала глоток и опустила взгляд. – Я часами смотрела на ту танцующую пару, понимая, что это не люди. Ада, это же ду?ши?

– Ду?ши, Вер.

– Тогда им не важен статус, и всё материальное для них чуждо! Они просто любят!

– Боже, какая трогательная чистота, – рассмеялась Ада и обняла Вьюник. – Ты мне нравишься, детка.

– Если бы я была мужиком, – вздохнула Вера, зарываясь носом в полотно чёрных волос. – Ни за что не отпустила бы вас…

Ах ты гадкая девчонка! Подобной проницательности от Мелкой я не ожидал. И все её чувства, эмоции были настолько живыми, неподдельными, что засмотрелся. Вот только есть один нюанс, Верочка… Это она сбежала от меня, бросив на вокзале, как собачку, которую не пустили в плацкарт, мчащийся в новую жизнь. Так вот я был тем самым балластом, прошлым, сломанной статуэткой, которые принято оставлять на помойке, прежде чем войти на тропинку к светлому будущему.

– Дамы и господа! – ведущий громыхал в микрофон, привлекая внимание расползшихся по поляне гостей. Вокруг всё ожило, голоса становились всё громче, уют беседы растворился, и большая часть сидящих за столом удалилась к сцене.

– Идём, Адель, – Ляшко взял Аду за локоть и потащил в гущу событий, игнорируя её тихое сопротивление. Педрила-мученик был строг и задумчив, явно негодуя от того, что его персоне не уделили должного внимания, потому и сжимал локоть Ады, наслаждаясь болью, что причинял.

– Рай, а вы считаетесь свидетелями? – всхлипывала Верка. – Или вы заинтересованная сторона? Ваши показания не считаются?

– Смотря что ты собралась делать? На ограбление решилась?

– Дурак, Рай! А вдруг она передумает?

– Пакостливая девчонка, – Костя дёрнул Мелкую за хвост и махнул в сторону сцены, на которой разворачивалось представление. Двор стал медленно тонуть в темноте, и лишь толстые свечи со столов образовывали волшебное зарево. Каратик втихую протянул мне бутылку коньяка, подмигнул и отвернулся. Приложился к горлышку, впуская обжигающий алкоголь в попытке смыть впечатления этой встречи.

Моя Ночка…

Не мог сидеть на месте. Встал и побрел в темноту, то и дело отпивая коньяк прямо из бутылки. Шёл по тропинке, пока не наткнулся на старый дуб, корни которого уродливыми коряками торчали из-под земли. Приземлился и закрыл глаза.

Я так долго не впускал в себя прошлое. Так долго сопротивлялся! Строил непробиваемую стену, которую просто невозможно разрушить! Что же случилось сейчас? Что?

Наступила ночь…

Глухой треск сухих веток и тихий плач резанули слух за мгновение до того, как в воздухе вспыхнул алый шлейф шелкового платья. Ночка…

Глава 8

В свете неона фонарей алый шлейф её платья казался малиновым туманом, отравляющим мой мозг. Токсичное пятно, которого все боятся, но никто никогда не видел. Каждый мой вдох нёс смерть. Нет, не телу. А собственной выдержке.

Ада остановилась на мгновение, а потом стянула туфли и рванула вглубь персиковой рощи.

Меня разрывало надвое!

Член отбивал чечетку удачи, а вот разум орал: «Не ведись!» Ну, собственно, под этот вопль я и двинулся по её следу. Вдыхал тонкую сладость парфюма, бессмысленно считал её шаги. Пальцы сжались в кулак, чтобы хоть как-то сдержать рвущиеся наружу эмоции. Лишь бы не спугнуть. Я непременно сорву бант с этого подарка судьбы. И никто мне не помешает!

Адель ещё долго бежала, бередя розоватые лепестки цветущих деревьев. Нос щекотало сладостью цветения и приторностью молодой листвы. Шел максимально тихо, пытаясь понять, какого хера я делаю?

Как садюга тестостероновый, иду по следу, боясь моргнуть, чтобы видение не растворилось. Меня волнами отбрасывало в прошлое, где первые года полтора я жил постоянно вздрагивая. Ночка мерещилась везде: в угрюмых лицах прохожих, в очереди университетской столовки, у барной стойки задрипанного клуба. Моя Ночь была рядом, куда бы я ни шёл.

У горя всегда несколько стадий… Я начал сразу с принятия. Просто принял, что от её образа мне не убежать, и научился жить. Говорил с ней за завтраком, жаловался на идиота Тухманова, решившего, что я просто мальчик на побегушках, а по ночам желал спокойной ночи, так явственно представляя её обнаженное тело, покрытое мокрыми крошками морского песка. Слышал легкость её смеха, чувствовал тепло нежного взгляда и рычал, умирая от смертельного стояка.

Да я, как подросток, надрачивал каждую ночь, потому что это было нестерпимо! Мозг подкидывал картинки, тело помнило касания, а в ушах звенели её стоны. Это была личная шизофрения! Помешательство! Да меня наизнанку выворачивало от ужасающего ощущения одиночества. И лишь после того, как давление падало, я вновь вспоминал многолюдный вокзал и её грустный взгляд чёрных глаз:

« – Мы уедем вместе! – сжал её трясущиеся ладони, явно перебарщивая с силой. Но мне было страшно, что вновь придётся искать её! Что вновь впущу в голову мысль, что больше никогда её не увижу! – Ты слышишь?

– У меня ничего нет, – Ночь с остервенением рванула руки и стала выворачивать карманы. – Паспорт, немного денег и мольберт с красками! У меня нет дома на берегу моря, нет любящей семьи, нет знаменитой фамилии! Моя бабушка торговала домашним вином на пляже, а не сверкала на сцене балета, а отец всю жизнь пахал поля, а не носил мантию! Мне и терять нечего, Денис! Это неудобная, неприятная, но правда!

– Нечего терять? – мой голос прозвучал горном над головами суетящихся пассажиров. – Тебе нечего терять, Ночка? Кому ты врёшь? Ты думаешь, я не вижу твои заплаканные глаза? Мы уедем вместе, и срать я хотел на фамилии, балет и поля. Ясно?

– Ага… – её взгляд на миг стал ясным. Уютная темнота карих глаз вновь стала ласковой, нежной, родной. И ком в горле стал рассасываться, потому что я достучался…

– Глупенькая моя, – притянул к себе мою девочку, прижал, зарылся носом в волосы, насквозь пропахшие сладостью масляных красок. – Хочешь, мы прямо сейчас сбежим?