Песня рун. Эхо древнего мира – II

Проснулся Йэстен от навязчивого, въедливого звука. Звук вползал в уши, ворочался в голове беспокойным клубком докучливых мошек, побуждал откинуть плащ и грозно вопросить – кто и почему гремит?

– Кто здесь такой? – недовольно воскликнул юноша, выдираясь из теплого кокона плаща и крутя встрепанной головой. – Назовись!

Ответом ему стал противный смешок – вряд ли человеческий, больше похожий на звериное фырканье. Так, бывало, выдры заливаются, вспомнил Йэстен. Но не смех неведомого существа – его всадник сперва в самом деле принял за выдру или енота – разбудил Йэстена. Этот «кто-то» сидел и стучал по краю котелка камнем – выстукивал мелодию, выходило у существа совершенно ужасно в своей нескладности.

Существо захихикало, увидев проснувшегося хозяина котелка, вскинуло голову – и Йэстен понял, что это создание и не человек, и не зверь, и даже ни на одно существо, рожденное свободно льющейся земной силой, не похоже. Во всяком случае из тех, о которых он читал в книгах и слышал в речах учителя. Мелкое и мохнатое, в самом деле немного сходное статью с выдрой, существо имело когтистые кривопалые длани, словно скрученные из древесных корней, мохнатые длинные уши торчком и совершенно коровий с виду, но крохотный – под размер самого неожиданного гостя – хвост. Впрочем, самому гостю этим хвостом хватило бы обернуться раза три. Что же касается того места, где у живущих помещается лицо, а у зверей – морда, рассмотреть его не удавалось, и не только потому, что создание вертелось и кривлялось, не только. А в основном потому, что на этом месте точно какая-то дымка размазанная висела. Йэстену сперва подумалось, что ему что-то попало в глаз, и он с усилием сморгнул, а потом и потер лицо ладонью, но это не помогло.

– Ты кто такой? – еще раз спросил всадник, садясь. Он уже с неудовольствием приметил, что заваренное питье мелкий проходимец то ли выпил, то ли вылил на две трети, а в оставшееся накидал какой-то дряни. И когда успел? А главное, как так подкрался, что даже Скай не учуял?! Бросив взгляд на небо и тени от деревьев, Йэстен уверился – он проспал не особенно долго, вечереть только-только начало.

На вопрос, впрочем, пакостник не ответил, принялся снова стучать по котелку.

– Перестань, – буркнул Йэстен. – Отдай котел.

Ушастый гость жалобно, утробно ухнул и, будь у него нормальное лицо, наверное, состроил бы причудливую гримасу.

– Ты живущий или родня местным духам, а?

Снова без ответа, снова уханье, ворчание… Существо шумно втянуло воздух – с всхрюком, с хлюпаньем – и жирно харкнуло в котел, точно корова жвачкой, а потом вдруг со всей дури садануло камнем по котлу, так, что аж искры брызнули и край посудины вогнулся.

– Ах ты ж… – Йэстен нашарил ветку и швырнул в пакостника, вскочил на ноги. Гибко взметнулся, поднимаясь на ноги, и Скай, до той поры все еще дремавший.

Неведомое создание испустило острый, мерзкий визг, и так быстро, что ни всадник, ни дракон не сумели рассмотреть, порскнуло в кусты, пропав в подлеске.

– Ну и что это за…?

– Тролль. Лесной, – задумчиво произнес Скай. – Очень глупое существо. Очень простое. Оно меня… хм, боится.

– Тролль?

– Да. Он подумал, что мы мертвые, и хотел стащить что-нибудь, пока не пришел кто посерьезнее.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю – я услышал. Троллем он сам себя называл, да и все, что я только что тебе сказал, тоже он и бормотал. Каким-то образом я в полусне смог понять лепет этого создания, – Скай задумчиво повел крыльями, тем же жестом, каким люди и элфрэ пожимают плечами – Эти его всхрюки и стоны – это оно, ты будешь смеяться, пело. И подыгрывало на котелке, ага. Радовался поживе.

– И расстроился, что мы оба живые? – недоверчиво уточнил Йэстен.

– Угу, – кивнул Скай.

Йэстен, вздохнув, покачал головой… и вдруг расхохотался, громко и от души. Представил ужас, объявший маленькую нечисть, при виде Ская, и смелся в захлеб. Дракон тоже повеселился изрядно.

Всадник был не слишком хорошо знаком с пакостливыми существами вроде этого, как сказал Скай, тролля, хотя, безусловно, имел понятие о том, что мир вообще населен много кем еще, кроме разумных живых душ вроде элфрэ, людей, драконов и гномов. В море и небе, в лесу и городах, в степи, в поле – да везде! – жили существа, которые были больше мыслью, духом, чем теми, кто рожден, как положено. Не богам родня, не младшие айулан даже – а так, обретшие плоть осколки силы, что оживляет все. Вроде тех негодных, самовольно явившихся молний, что не откованы рукою Айканто или им были забракованы, но снуют сами по себе в облачной выси. Видать, на северном берегу такие создания особенно бесхитростны и наглы – а значит, стоит быть осторожнее.

В конце концов, молнии-осколки, встретившись всаднику в небе, едва не привели того к гибели. Значит, и встреча с троллями и еще кем-то вроде тоже может быть опасной. Уж историй про зловредную нечисть Йэстен в детстве, как и любой кортуанский мальчишка, слышал предостаточно! О битвах с оборотнями, злыми призраками и жгущими города и поля огненными скакунами он наслушался баек столько, что все и не упомнишь. И не все сказки, говаривал Силас, выдумка и неправда.

– Что же… придется отмывать котел. Вдруг эта дрянь ядовитая, – проворчал, отсмеявшись, Йэстен. – Тебе, мой друг, придется, видимо, глаз да глаз за этими… троллями теперь держать. Раз уж этот тебя устрашился настолько. Впрочем, удивительно было бы, если б не устрашился!

– Верно, да, – Скай склонил голову на бок. – Хотя это существо несложно напугать. Как, правда, можно спутать спящего с мертвым, я не понимаю.

– Силас рассказывал, что некоторые духи плохо понимают, как устроены живущие. Он, может статься, не уловил мыслей никаких вокруг нас – я спал так крепко, что даже снов не видел! – и сделало вывод, что нет мыслей, значит, нет и жизни. Фууу, мерзость! – Йэстен перевернул котелок, выплескивая из него то месиво, что устроил тролль.

Кроме того, что ушастый поганец наплевал в котелок, он еще и накидал туда земли, вонючих склизких грибов, гнилушек и прелой листвы… и даже дохлую лягушку.

– Есть он собирался это, что ли? – Йэстен отправился к ручью, и Скай двинулся следом, заинтересованно осматриваясь по сторонам.

Пока всадник оттирал и выполаскивал котелок, дракон взмыл в небо и принялся охотиться – ловил мелкую пернатую дичь. Драконы едят редко, правда – им надолго хватает плотной трапезы. Но Скай потратил много сил на долгий перелет над морем, и их требовалось восполнить. Да и принести своему другу-всаднику рябчика на ужин – отличная идея. Не тролльими же грибами угощаться!

Рябчика Йэстен изжарил над углями, запил холодной водой из фляги – к котелку он потом еще долго брезгливо принюхивался, тер золой из костра и морщился, покуда Скай не посоветовал – переверни над кострищем да прокали огнем изнутри, сажу отмоешь, а троллий дух выжжет лучше всего!

– Огонь против любой дряни хорош, – согласился Йэстен, и поступил по совету друга.

Он потом, пока шел, куда ноги ведут, еще несколько раз встречал лесного тролля – этого же или другого, а то и других во множестве, неясно. Один раз даже бросил тому кусок хлебной лепешки со словами «Да возьми уже, только отстань!» Хлеб напугал тролля больше, наверное, чем даже меч – стоило Йэстену невзначай коснуться рукояти у бедра, лесной житель с визгом удрал, но потом все равно выглядывал – то прямо из ствола древесного, то меж веток. От хлеба шарахнулся же ровно от сгустка огня… лишь через луну, а то и позже, Йэстен узнает, почему: в хлебе была соль, а тролли ее не выносят.

О, южный кортуанский хлеб, обсыпанный солью по золотистой корочке! Кусочек дома – и гляди-ка, даже от докучливого недруга спасал. Йэстен усмехнулся про себя, когда услышал про соль – видимо, и в самом деле в сказочных историях не всегда сочиняют и привирают… Силас был прав. И сам Йэстен будет как герой такой истории – хлеб, припасенный из дому, отводит троллей, добрый меч пролагает путь, сердце указывает верный шаг… этому всему еще не настало время. Пока.

Пока что Йэстен решил так – нужно двигаться вперед, искать кого-то из живущих. Ведь не с троллями застолья водить он сюда прибыл! А зачем? Наверное, чтобы узнать, зачем ему снятся снег и горы, и тянется, тянется над горами тихая песня – не похожая ни на что.

Йэстен и Скай понимали, что, скорее всего, забрели в какую-то глушь, но, когда они подлетали, у них не было выбора. Если бы северный край Ак-Карана хоть на одной карте был прорисован чуть лучше, чем прихотливой волнистой чертой берега, намеченными устьями крупных рек и парой горных хребтов! Но нет – ни моряк, взявший в Эклисе на борт парня и дракона, ни кто-то из крайморских мореходов не мог ничем помочь. Самая лучшая карта принесла только и знаний, что о паре удобных фьордов да горном хребте в самой глубине материка – а кто, где и как живет меж горами и берегом, осталось загадкой.

В крайморском порту, расположенном в устье реки Ян, отдохнув от зыбкости под ногами корабельной палубы, крепко отобедав и узнав, что в Ак-Каран крайморцы сами не ходят, и лишь редкие северные купцы сами наведываются порою, Йэстен решил, что ждать этих полумифических купцов нет никакой возможности. Крайморцы оказались людьми куда как более неприветливыми, чем эклисские обитатели порта и прибрежных районов… или все же дело было в том, что Йэстен – чужак? Он, по хмурому совету капитана, не стал испытывать судьбу, и не обнаруживал того, что он – аргшетрон. Этому не было прямого обоснования, но почему-то юноша подумал, что моряк явно знает крайморский люд лучше. И потому Скай поднялся с корабля раньше, чем тот пристал в порту, и дожидался Йэстена с припасами и новостями вне видимости жилья… пару раз пролетел высоко-высоко в небе, оглядывая берега – так высоко, что его мог рассмотреть только сам всадник.

Подумал тогда – верно сделал. Тут был какой-то свой уклад. Агршетронским призванием, смутно догадывался Йэстен, дверей не отомкнешь на этом берегу… не Кортуанск, не Кортуанск!

Силас говаривал – уклончиво, правда – что в иных странах люди не так живы умом, как правило, и что ему, Йэстену, весьма повезло расти в просвещенном краю, где драконий всадник может научиться быть тем, кем и должно – помощником людям, заступником… не даром само слово – «аргшетрон» – ранее означало «заступник народа».

И уж что там с живостью ума, юноша не разобрал, а что с нелюдимостью все в других землях гораздо суровее, уже понял. Ему явно не доверяли… или не принимали всерьез. И это, кажется, было привычной манерой говорить обо всех, кто не местный.

«Чего это ты, молодой ран[7 - «господин», крайморск.] торроссец, крутишь головою – не задумал ли чего, м?» «Ха-ха, он сказок наслушался, верно, что с севера драконы прилетают!» «Да ты, парень, не жди каранцев, горскун – они страх ненадежный народ. Приплывут в своей ладье, всех торговцев на уши поставят, шкурами собольими, песцовыми, иль костью морского зверя поманят, сами стекла и шелков, золота-железа наберут, развернутся – и как не было… только потом в путь лучше дня три не ходить по морю, а то на суше они, вишь, торгуют, а в море – грабят тех, с кем торговали!»

Йэстен слушал. Старался не лезть в глаза лишнего – хотя получалось неважно. Элфрэ-южанин даже в порту выглядел если не диковиной, но уж точно гостем не из частых. Одет нарядно – кортуанские вещи славились красивым цветом тканей и изящным покроем, и, хоть Йэстену и нравились его прямо-таки цвета ночной темноты индиговый плащ и бирюзовый дублет, он, подумав, там же, в порту, купил наряд поскромнее. Мареновая рубашка, горчичного цвета котта да верхняя короткорукавая туника темного, пыльно-зеленого цвета будут куда как менее приметны… плащ все-таки оставил свой – больно уж мягкий и теплый, лучше точно не сыщешь. А к нарядной одежде липли, точно осы на мед или помятый виноград, разные жулики… задерживаться в городе Йэстен не стал. Он, конечно, едва ли чего-то боялся – да только задерживаться вообще ему не нравилось. Поесть и отдохнуть, а потом – в путь.

Берег, серый и сумрачный, по полосе прибоя оторочен подсыхающими и гниющими водорослями, бурыми, резко пахнущими. Море вдали – лазурь, но не теплая, а точно инеем подернутая. За этой лазурью где-то – если рискнуть по верить карте – лежит берег Ак-Карана. Туда, оттолкнувшись от просоленной, белесо-серой скалы, взял путь Скай.

Туда – к незнакомому берегу. Берег же гостей, казалось, вовсе не ждал. Укрылся, укутался полосами туманов – пока земля выплывет из-за них, гадай-ка, что внизу!

Оттого и кружили долго, оттого – пришлось приземляться скорее всего сильно в стороне от удобного фьорда, что облюбовал на карте сперва Йэстен. Оттого – устали и отсыпались.

Оглядываясь назад, Йэстен только усмехался про себя – путь над морем вышел немалый. Почти полный день летели! Поднялись в еще густых сумерках, задолго до рассвета, прилетели – день за половину перевалил. Внизу, сколько ни гляди – тянулось море. Синева и зелень, и серебряная рябь. А потом еще – полосы белого молока-тумана. Ак-Каран не торопился встречать гостей, да.

А и все же – вот они здесь. Понять бы еще, куда идти!

– Нам нужно кого-то найти, я думаю. Кого-то поинтереснее, чем тролля, – заметил Йэстен, когда Скай предложил пролететь над местностью – разведать, в какую сторону направляться. – Так что, конечно, ты прав.

И они поднялись. Рассеялся туман и пропала молочная пелена – смотри, путник, смотри! Берег Ак-Карана, самой северной земли, принадлежащей людям, перед тобой! Смотри – высоки скалы, остры светло-серые камни-клыки у берега, и глубоко в тело материка врезаются фьорды! Смотри, как густы облака, плывущие над вами – напоены водой, и несут летние ливни, отвесные ливни северного лета, похожие на завесы серого шелка. Сизо-зеленым, густым, вековым бархатом стелются леса. Смотри – зелены, щедры луга, что по весне заливает вскипающая силой после белого плена река! Смотри – сапфировые зеркала озер, знаешь, как даже летом холодна там вода? Прищурься сильнее – увидишь вдали чудесный пестрый ковер болот, где будет каждая кочка через пару лун красна от благословенной горьковато-кислой клюквы, и от брусники тоже.

Вдохни – соль, хвоя… смолистая вольная сила, сам Север в этом воздухе. Чуть ближе – ручьи и мелкие речки, серебряная сетка. Вот – пролетев ниже, рассмотришь – срывается с невысокого уступа поток воды, звонкий водопад едва ли выше, чем в твой рост. У подножия его, на камнях, в веере белых водных брызг, сидят двое. Мужчина и девушка, и они снова – не люди, не живущие. Не тролли, впрочем, тоже, хотя, верно, им родня больше, чем кому-то другому.

У них некрасивые неправильные лица и странно гибкие, костлявые тела. Большие ступни и кисти, хрупкие узкие плечи, а в волосах, черных, мокрых, застряли листья водяных трав. Мужчина играет на струнном инструменте странной формы, а дева – слушает… ты пролетишь слишком близко, и они сгинут, обернувшись сами веерами брызг от водопада. Ты узнаешь потом, что их зовут натэн и ниутэ, и это – не имена, но родовое прозвание. Шелест серебряных крыльев их спугнул, и ты не разобрал, что же играл хозяин ручья.