Песня рун. Эхо древнего мира – II

Эта ли музыка полнила твои сны, Йэстен? Нет, нет – ту ты успел бы поймать, расслышать и узнать, думаешь ты… и летишь дальше. И глядишь, вбирая картины и краски. Север знакомится с тобой, передумав прятать свои просторы. Кажется, что можно только красками на растертом в пыль диопсиде рисовать этот край – зелень всех тонов царит вокруг. Пройдись по краю индиго – те самые дальние горы. А другого краю – бледным лазуритом. Море за спиною. Еще, всадник, еще смотри.

Смотри, долина, потаенная, меж отрогами поросших лесами гор, смотри…!

Вот тогда-то и сам Йэстен, и Скай услышали ту самую песню, как цветная лента ветра, вплетающуюся в потоки воздуха. Песню из ниоткуда – прекрасную, но еле слышную. Казалось, поет сама земля. Тогда тебе и захочется попросить Ская – вниз, друг, туда. Туда.

Глава 3. «Белый Волк»

Внизу раскинулась долина – лежала себе будто в узорной чаше обрамляющих ее гор, поросших темным хвойным лесом. И она сияла в лучах солнца, точно выложенная хризолитом – лишь изредка тени облаков пятнали ее, тут же уносясь прочь.

Йэстен испытал тот же восторг, что и тогда, когда впереди только появился долгожданный берег – когда перед ним из тумана только показались берега. О, какими отвесными скалами Ак-Каран обрушался в море! Те больше напоминали могучую стену, окаймляющую берег. Здесь же горы не вырастали из моря, возносясь на добрый фурлонг над водою, точно крепостная стена, а лесистыми зубьями прорезали плоть земли, взяв в объятья, точно заслоняя от ветров, то самое место, откуда и текла, казалось, будоражащая душу мелодия.

Скай плавно снизился, заложив большую дугу, и вскоре всадник спустился на твердую землю, не без удовольствия потянувшись.

– Как здесь… красиво, – пробормотал Скай, осмотревшись. – Я никогда не задумывался, насколько может быть на севере красиво. Ни на что не похоже.

– Да, – согласился Йэстен. – Книги этого точно не передают настолько ярко.

Они еще какое-то время стояли и осматривались. Дракон с видимым наслаждением растягивал каждый вдох, словно смакуя запахи, попадающие с местным воздухом в его узкие, точеные ноздри. В хвойный дух леса вплетался медовый аромат цветущего луга – густой, точно цветочный настой в котелке, хоть черпай кружкой и пей!

– Будто сама земля поет, – вздохнул, по примеру своего друга, поглубже и Йэстен. – Знаешь, хочется просто лечь в траву и лежать, глядеть, как облака пляшут. Если не это место звало меня во снах, то какое же тогда?

Скай согласно качнул головой, но добавил:

– Не стоит все же грезить наяву, Тэнно. Мы не знаем здесь ничего и никого.

– Давай осмотримся, – предложил всадник.

Скай двинул крыльями, как если бы человек пожал плечами, и пошел следом за всадником, разгребая грудью волны высоких трав, будто корабль в зеленом море. Впереди воздвигался лес, слева где-то осталась река, и луг тянулся узким длинным языком меж лесом и речным берегом, по правую руку уходя вверх, в холмы, поросшие соснами и елями, и растворяясь там. Иди, куда вздумается – едва ли какое-то из направлений отличается от другого: нигде даже намека не было на след человека, как казалось поначалу.

И Йэстен со Скаем пошли – шли где-то с лучину или чуть больше, по лугу наискось от реки, и нырнули под лесную сень, где случайно не наткнулись на дорогу – скорее, впрочем, приличествовало сказать «тропу». Она была старой, поросла там и сям жидким кустарником и плосколистными травами, но все еще не потерялась в травяных прядях и не затянулась мхом. Под ногами похрустывали веточки и пружинил хвойный опад. Тропу эту явно натоптали не звери – присмотревшись, все-таки решил Йэстен. Давно затерлись следы колей от повозок, если те и были: не они навели всадника на мысль о людях, живущих где-то поблизости. Нет, все проще – на дорожной обочине стоял камень в рост высокого человека, обтесанный по краям и весь исчерченный письменами и странными рисунками – то ли орнамент, то ли еще какой вид письменности. Йэстен провел рукой по рисунку, стряхивая с камня рыжеватую и хвою – Видел он подобное впервые.

Стоило пальцам юноши прикоснуться к серому каменному боку, прохладному и шероховатому, как та самая музыка, что звала всадника, взвилась торжествующе, оглушительно, победно – так громко, что Йэстену показалось, будто над самым ухом ударили в медные литавры… и замолчала.

Пропала, затихла – будто не было ее никогда.

Йэстен потряс головой, как сделал бы тот, кому в ухо попала вода. Ощупал линии черт и резов в камне, пытливо прислушался к себе, к миру вокруг – ничего. Совсем ничего. Разочарованный стон с его губ так и не сорвался – парень сдержал порыв, хотя чувствовал себя одураченным и обманутым. Горько признал – обидно. А уж он-то подумал…

– Кажется, это рунный камень, – оживился Скай, подходя – Помнишь, Силас упоминал, что северяне имеют такой обычай, вырезать знаки на камнях?

– А по-моему, это просто дорожный указатель, как в Кортуанске, – вздохнул Йэстен, пряча досаду. Присмотрелся к рисунку, пытаясь понять, в какую сторону идет причудливая лента, изрезанная не менее причудливым письмом. Не признаваться же Скаю, что он, будто очарованный, подумал о том же? Но ведь песня… пропала. Значит, он ошибся.

– Ну надо же! – раздался возмущенный женский голос неподалеку. Всадник и дракон закрутили головами. – Так еще мои кобли[8 - Kobli, «камень рун», стоячий камень в горскунской магической традиции.] не называли! Дорожный указатель, подумать только!

– Ко… что? – Йэстен смутился, не понимая, с кем он разговаривает.

Голос, чем-то неуловимо странный, одновременно звучал как будто со всех сторон. Наверняка собеседник – собеседница! – была где-то рядом, но оставалась невидимой. Впрочем, сложно ли это провернуть в лесу! Зайди за ствол покрупнее, затаись в кустах, иль вовсе взберись на дерево!

– Прошу прощения, я, то есть мы с моим другом тут совсем недавно, поэтому… – Йэстен бросил взгляд вверх, присмотрелся к кустам чуть в стороне – не дернется ли где ветка не в такт налетающему ветерку? Нет, ничего.

– О! Поэтому и будем вести себя как словно у себя в хусабю[9 - Husaby, «усадьба, поместье, двор», горскунск.]? У вас дома именно так принято, да? – одновременно с восклицанием к ним из чащи на дорогу вышел крупный белый волк и неторопливо, но уверенно двинулся к товарищам. Всадник и дракон замерли.

Йэстен медленно потянулся к рукояти меча, а Скай напружинился, точно готовясь к броску.

Волк остановился и склонил голову на бок. Желания нападать он не проявлял.

– Опусти руку и успокойся, юноша. Причинять тебе зло у меня нет желания. Не смотри так, это я с тобой говорю, я. Ты на меня смотришь, но не понимаешь, что беседуешь именно со мной.

– Волк? Ты – волк? – Йэстен наконец сообразил, что все только что сказанное слышал он точно так же, как слышал мыслеречь Ская – пасть стоящего напротив зверя не двигалась. Сам Скай тоже ее слышал – он подтверждающе качнул головой, когда всадник адресовал тому вопросительный взгляд. Если бы не эти слова, про «ты смотришь на меня, но не понимаешь…» – о, догадаться было бы непростой задачей! Ведь только к концу фразы и Йэстен, и Скай поняли, что говорит с ними этот самый волк.

– Волчица, если быть точной, – сказала волчица, отвечая на вопрос Йэстена. Подойдя к всаднику с драконом, волчица села и пристально посмотрела на компанию. – Удивительные дела происходят на земле Хранителей! И скажите мне, что глаза меня обманывают, если не всадника и s?lve drakr[10 - Серебряный дракон, горскунск.] я вижу перед собой. Всадник на севере!

– Не обманывают, aimin, – чуть поклонился Скай, первым сообразив, что, если с тобой довольно приветливо, хоть и с долей насмешки, беседуют, то стоит проявить хоть небольшую учтивость в ответ. В конце концов, этот волк – волчица – на своей земле, а они тут гости.

Йэстен предпочел просто кивнуть, он не понимал некоторых оборотов ее речи, но с изумлением отметил про себя: а ведь волчица говорит на очень чистом, хоть и весьма архаичном кортуанском! Да на таком только книги писать о великих героях, а не вести простой приветственный диалог… тем более, что ее упреки в их развязном поведении вполне справедливы.

Только вот с таким причудливым собеседником прежде говорить юноше не доводилось, хоть он и считал, что, как всадник, готов к многим удивительным вещам, и, как там, в трактате о всадниках… «умом гибче иных живущих». Йэстену сделалось стыдно, большей частью – от своей растерянности.

– И как же дракон со всадником попали сюда? Ты, юноша, не похож ни на кого из тех людей, что я видела раньше! Думается мне, что ты вовсе не из поселения на Длинном фьорде, – волчица махнула хвостом, как показалось Йэстену, то ли раздраженно, то ли задумчиво. – Они бы вряд ли стали тебя посылать… А даже если так, то уж точно ты бы не был столь, хм, наивен.

– Невежественен, – покачал головой всадник. – Наверное, госпожа, ты хотела сказать так?

– Да, – волчица уселась подле камня, и внимательно уставилась на Йэстена. У нее были светлые глаза – не желтые, как можно было бы ожидать. Внимательные, разумные и чуть насмешливые.

Йэстен живо сообразил, что пред ним либо чародей, сменивший облик, либо кто-то из младших божеств. Но если второе, то кто? Айулан? Или этой землей занимаются другие боги? Йэстен этого не знал.

– Я Хранитель этих рунных камней. Я – Айенга, – произнесла волчица.

– Это твое имя?

– Да, пожалуй, что имя, – кивнула она, совершенно по-человечески.

Йэстен промолчал – услышав о рунных камнях, он молча взглянул на рисунки и надписи. Пауза молчания затянулась.

– Я Скай… Къет-Скай, хоть и рожден вдали от Севера. Мой всадник – Йэстен из Торросса.

– Торросс? Это далеко? – поинтересовалась Айенга.

– Да, далеко… почти на другой стороне мира, – признался Скай. – На юге.

– М, то-то я вижу, всадник твой не похож на моих людей… да. Совсем не похож! Откуда столько солнца взялось бы здесь, чтоб на кожу лег такой яркий загар? Стоило бы мне догадаться, – она поднялась и снова взмахнула хвостом. Лапой ткнула Йэстена в колено:

– Чего замолчал, всадник?

– Он… этот камень. Он не поет, – растерянно проронил Йэстен.

– А должен? – Айенга, казалось, сейчас рассмеется. Умеют ли волки смеяться?

Йэстен окончательно смутился.