Ты нас сделал гремучей смесью плоти и духа! Ты нас сделал парными! Где моя половина?
Господи!
Или Ты уже показал мне ее? В прошлом? А я не узнал?
Господи!
Ты видишь, как я люблю эту женщину! Не может быть, что напрасно!
Господи!
А если напрасно – излечи меня. Верни мне спокойствие.
Господи!
Благослови нас всех – детей моих, возлюбленную, жену. Выведи на дорогу.
Господи!
Сокрыт Твой лик, и смертному не увидеть его.
Господи!
* * *
Итак, вроде написал еще одну вещь. Небольшую. Надеюсь, художественную, хотя и очень личную.
Так что вы, моя любимая, влияете на меня очень плодотворно. Спасибо вам, моя Муза!
А поэтический импульс все время подсовывал мне Окуджаву – он так хорошо писал:
Когда метель кричит, как зверь,
Протяжно и сердито,
Не запирайте вашу дверь,
Пусть будет дверь открыта.
И если ляжет дальний путь,
Нелегкий путь, представьте,
Дверь не забудьте распахнуть,
Открытой дверь оставьте.
И, уходя в ночной тиши,
Без лишних слов решайте:
Огонь сосны с огнем души
В печи перемешайте.
Пусть будет теплою стена
И мягкою скамейка.
Дверям закрытым – грош цена,
Замку цена – копейка.
Не запирайте вашу дверь, моя дорогая В. Пусть будет дверь открыта.
Да, в таком виде нечего и думать о публикации. Хотя – кто знает?
Человек предполагает, а Бог располагает. И если мы (не дай Бог!) расстанемся, и если у меня перегорит (перегореть-то перегорит, но какой частью души придется пожертвовать), то через несколько лет Эйтан Адам вернется к этому тексту, заменит инициалы и имена, замаскирует события и – кто знает – быть может, получит хороший рассказ.
И вообще – быть может, он стоит на пороге успеха. Большого успеха. И будут у него поклонники и поклонницы. Много поклонниц, всех калибров и мастей. Пальцем помани – и в гарем.
Еще месяц назад это казалось заманчивой перспективой. А сейчас? Да, они смогут ублажить плоть. Но дух останется одиноким. Страшно одиноким! Как почти что всю жизнь. Не привыкать.
Так что остаюсь возмутителем вашего спокойствия. И оставляю вам этот текст. Настоящий текст! Без самоцензуры, худшей из цензур!
Целую ручки.
Ваш Эйтан
Тель-Авив, 26 Элула 5760 г.[9 - 26.9.2000]
В кафе у моря
Виктории
Как пес, оставленный в квартире,
Сидит и караулит дверь,
Сидит поэт в пустынном мире,
В котором тесно от потерь.
Вокруг народ, и говор вьется,
Как в тыще мест, как тыщу лет.
А рядом шутит и смеется
Любимой женщины портрет.
Палящий день шального лета
Сменился бризом от зимы.
Вершат официанты слепо
Нерасторопные круги.
Она портретом оградилась,
А душу спрятала в тайник.
Песок от ветра смерчем взвился,
А он к глазам ее приник,
А он беззвучно к ней взывает…
Волна придет и скатит прочь.
В закате зодиак пылает.
Луна растет из ночи в ночь.