Рука к перу, перо к бумаге

Как мама тридцать лет назад[15 - Моя мать была экскурсоводом в Ленинграде.].

Забыв об устали и лени,
Услышав Света голоса,
Иду я по двумстам ступеням
На колокольню в небеса.

И в небесах над Малой Страной
Стою, оглохший и немой.
И я охвачен дрожью странной
Перед твоею красотой.

Оставив боли и тревоги,
Не зная, как тебя воспеть,
Стою на золотом пороге
Не тщась грядущее прозреть.

    Реховот, 2—3 Сивана 5761 г.[16 - 23—24.5.2001]

Финал

Виктории

Когда мои мышцы закончат круг
Долгих тяжелых дней,
И книга вывалится из рук,
И я упаду за ней,
Отдав меня попеченью врачей,
Прочтите строка за строкой
Слова, написанные моей
Когда-то сильной рукой.

Когда мой мозг, совсем посерев
От серости бытия,
Даст лихорадочный перегрев
И память спалит дотла.
Из дальней коробки достаньте их, —
Я это за честь сочту, —
Слова, что нашли в нейронах моих
Форму свою и судьбу.

Когда мое сердце, устав нести
Десятикратный груз,
Просто захочет тихо уйти
От всех моих уз и муз,
Тогда сквозь очки, сигаретный дым, —
Пожалуйста, без слезы, —
Прочтите слова, что напеты моим
Сердцем полным любви.

В них стиля нет, и неярок слог,
Да и на талант дефицит,
Но верю я, что и мой листок,
Как рукопись, не сгорит.
И пусть коллеги меня затрут —
Я не боюсь огня.
И Ваши дети еще прочтут,
Какой их мама была.

    Реховот, 8 Нисана 5762 г.[17 - 21.3.2002]

Похороны дома

Тори умирала. Эд это знал. Тори это тоже знала.

Тори не любила Эда. Эд это тоже знал.

– Метель. Славно.

– Что ж славного, из дому не выйти.

– Пока метель – зима. А до конца весны…

Эд промолчал. Он не любил, когда говорили о неизбежном конце.

– Знаешь, – продолжила Тори, – я буду скучать по тебе.

– Ты о чем?

– Там мы не будем вместе. Мне будет тебя не хватать. Очень.

Эд промолчал. Он это тоже знал: после перехода остаются вместе только любящие пары.

Все было так, как надо. И сам переход, и все сопутствующие церемонии. Односельчане искренне сочувствовали Эду, но прекрасно понимали, что их сочувствие ничего не меняет. Ибо бывший весельчак и трепач Эд замолчал.

И когда, в положенный срок, он вернулся на свой двор, то продолжал молчать.

Соседи, вроде случайно, остались стоять у изгороди. А Эд, словно не замечая их, потрепал бросившихся к нему с веселым лаем овчарок, походил по огороду, зашел в хлев, – соседи позаботились, овцы были сыты и ухожены, – затем прошел в сад: Эд славился своими яблоками и орехами на всю округу, зато поля не держал.

Было ясно, что в саду Эд мог зависнуть до вечера: почки набухали, весна была в разгаре. Но всем не терпелось узнать – что дальше? Войдет в дом или пойдет спать на сеновал?

В одном доме двум хозяйкам не бывать – как и двум хозяевам. Тот, кто оставляет дом нетронутым, объявляет себя вдовцом. Навсегда.

Эд вернулся из сада и спокойно вошел в дом. Как обычно. Соседи повздыхали и разошлись.

Ну что ж, этого должно было ожидать. Недаром девушки спрашивали у парней: «Ты будешь меня любить, как Эд Тори?». И не всякий парень готов был ответить утвердительно.

А жаль. Эд был из хорошей семьи, и сам был крепок и широк в плечах. Разумный хозяин. Да и в схватках с кочевниками показал себя хорошо: умело защищал позиции, под шквальным огнем бил из винтовки как на стрельбище. Правда, преследовать не любил.

Весна была в разгаре, у всех были свои заботы. Эд тоже, казалось, с головой ушел в хозяйство, в свою очередь сходил общественным пастухом, все было как обычно.