Тайны французской революции

– Не может быть!

– Ну, посуди сам. Мне велено влюбить в себя красивую женщину.

От удивления Пьер округлил глаза.

– Да, – продолжал Ивон. – Ты видишь, что тут дело уже не в жестоких битвах, в которых мы так охотно рубили синих. Я превращаюсь в щеголя, мой милый.

– А она красива? – спросил Пьер.

– Так говорят. Я сам узнаю об этом сегодня вечером в Люксембурге на балу Директории.

– Ты приглашен?

– Мне должны прислать сюда, сегодня же, пригласительное письмо, со вложением…

Ивон не докончил своей фразы. Одна мысль вдруг поразила его.

– Черт возьми! – вскричал он. – Я сделал ошибку, которая может нас погубить. Есть ли еще время ее исправить?

И молодой человек бросился к звонку и сильно дернул сонетку.

– Зачем ты звонишь? – спросил Пьер.

– Слушай. Тот, от кого я получил сегодня утром приказания, должен прислать мне сюда вместе с приглашением на бал сумму в двести луидоров. По непростительной забывчивости я не сказал ему заимствованного имени, под которым я числюсь в этом доме. Любопытный болтун, хозяин, станет удивляться, когда посланный спросить меня под именем Бералека. Нужно сочинить какую-нибудь сказку этому человеку.

– Но зачем все эти предосторожности? – вскричал Пьер. – Мы можем являться всюду без маски. Мир, подписанный Республикой с Вандейцами, сопровождается всеобщей амнистией. Въезд в Париж открыт нам без препятствия и под нашими собственными именами.

– Ба! – воскликнул Ивон. – Можешь ли ты сказать, что нас ожидает в будущем? Осторожность никогда не вредит. Ты сейчас сам говорил, что этот неискренний мир будет недолгим, а впоследствии донос этого трактирщика может навлечь на меня опасность.

Пьер прервал Ивона на полуслове:

– Я кое-что придумал. Предоставь действовать мне, – сказал он.

Только что он закончил, как в коридоре раздался крик: «Да здравствует Директория!» Это было восклицание Жаваля, который, прибежав по звонку, нашел средство доказать свой патриотизм тем людям, которые, думал он, обязаны наблюдать за ним.

Бедняга-трус напрасно старался принять достойную осанку; он дрожал как лист, подходя к комнате и говоря самому себе:

– Подумать только, эти два чудовища могут одним словом отправить меня на расстрел!

– Ну, что? Ваша гостиница неспокойна? – сухо сказал Пьер. – Что это за рев раздался у вас в коридоре, гражданин Страус?

– Это я, гражданин! Это был крик любви и признательности, от которого я не могу удержаться ни минуты. Я бы задохнулся, если б не восклицал: «Да здравствует Директория!» – униженно отвечал Жаваль.

– Браво, гражданин Страус.

– Извините, гражданин, но «Страус» – название моей гостиницы, а меня зовут Жавалем.

Пьер нахмурил брови и тряхнул трактирщика за руку.

– Э-э! – сказал он. – Что это значит, любезный? Разве вы забыли, что мы живем во дни царства свободы?

– Да, истинной свободы, – согласился испуганный трактирщик.

И чтоб подтвердить свое мнение перед тем, кого считал господином своей судьбы, он принялся выть:

– Да здравствует свобода!

– Ну так, – продолжал Пьер, – раз мы все пользуемся свободой, почему же вы запрещаете называть вас Страусом, если мне кажется это удобным?

– Это справедливо! – сказал покорно Жаваль.

– Очень хорошо, гражданин Страус. Не бунтуйте же против существующего порядка вещей, потому что мне кажется, что вы им недовольны; а вам, может быть, придется раскаиваться! – сказал молодой человек, грозно вращая глазами и растягивая последние слова.

– Мне! Придется раскаиваться! Он, верно, намекает на свою Гренельскую долину, – сказал про себя Жаваль, чувствовавший, что у него мороз пробегает по коже.

– Плохим патриотам плохо приходится со мной, клянусь вам честью кавалера Бералека! – прибавил Пьер.

«Вот как! Его зовут Бералеком!» – подумал Жаваль.

– Теперь, скажу вам, гражданин Страус, что я позвонил, дабы сказать вам, что хочу снять у вас комнату. Велите же приготовить ее.

– Соседний номер свободен.

– Так я его займу. Теперь ступайте, Страус, и не грешите больше.

Жаваль удалялся, когда Пьер закричал:

– А я забыл сказать вам свое имя.

– Не беспокойтесь. Я знаю, что имею честь видеть под своей кровлей кавалера Бералека. Господин кавалер только что удостоил назвать себя нечаянно.

– Ну, так можете уйти, и с этого дня заботьтесь обо мне… для вашей же выгоды.

– Я из кожи вылезу, чтоб угодить господину кавалеру, – пробормотал Жаваль, пятясь к дверям.

Проходя коридором, трактирщик отирал со лба пот и говорил:

– Какой тигр этот кавалер Бералек! Нужно его приручить, или он без зазрения совести велит меня расстрелять. Другой, гражданин Работен, мне кажется более кротким.

Чтобы дать жильцам доказательство своего жгучего патриотизма, он начал кричать на лестнице во все горло:

– Да здравствуют свобода!.. Республика!.. и Директория.

Эти крики долетели до молодых людей, и они разразились смехом.

– Из-за нашей шутки он разгонит всех других своих жильцов, – сказал, развеселившись, Пьер.

Но Ивон скоро опять стал серьезным.