Россия во мгле, 2020. Книга вторая

Итак, слово А.С.Панарину: «Начнём с выяснения отношений понятия «народ» с понятием «демократия», как они выглядят в свете ныне господствующей (то есть либеральной) теории демократии. Это важно уже потому, что народ в 1990 – 1991 годах пошёл за «демократами», поверив в буквальное значение термина «демократия» («власть народа»). Он выразил своё недовольство властвующей коммунистической номенклатурой как раз по причине того, что она подменила власть народа властью партии в её значении привилегированного и узурпаторского меньшинства. В момент этой национальной иллюзии передовая теория поощряла народ, замалчивая свои принципиальные разногласия с ним. И только после того, как дело было сделано и «демократический переворот» состоялся – в Кремле впервые поселилось правительство, устраивающее Запад, передовая теория подала свой голос, обнажив перед всем миром тот факт, что настоящим оппонентом её является не коммунизм как более или менее эфемерное образование, а народ вообще, русский народ – в особенности. […]

Название этому феномену – глобализация. Обычно под этим понимается новый мир с прозрачными как никогда границами, небывало взаимосвязанный, помещённый в единое экономическое, политико-правовое и информационное пространство. Но при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что, когда говорят о глобальном мире, на самом деле имеют в виду не мир народов, а мир элит, неожиданно вышедших из-под системы национального контроля и принимающих решения за спиной местного населения. Мы никогда не разберёмся ни в причинах крушения СССР, ни в механизмах приватизации, если не поймём, что главной характеристикой новой политической, экономической и интеллектуальной элиты, захватившей позиции в августе 1991 года, является то, что эта элита мыслит и действует не как национальная, а как глобальная, связавшая свои интересы и судьбу не с собственным народом, а с престижной международной средой, куда она в обход этого народа стремится попасть. […]

Все представители теневых практик, связанных с паразитарной экономикой спекуляций и перераспределений, выступают ныне в авангарде экономического либерализма. Они решительнее всех отстаивают принцип невмешательства государства в экономическую и социальную жизнь, осуждают национальные суверенитеты в качестве пережитка «агрессивного традиционализма» и ратуют за всемирное открытое общество, в котором никто не берёт на себя защиту ни национальных богатств, ни социальных и человеческих прав туземного населения.

Принцип демократического суверенитета народа предполагает выборность правящей элиты и возможность контроля за её действиями. Сегодня глобализация порождает наднациональные центры власти, которые законодательно не контролируются избирателями.

Неконтролируемые решения по определению становятся всё более догматическими и далёкими от реальной жизни, с одной стороны, всё более своекорыстными, учитывающими лишь интересы тех, кто их принимает, с другой. Именно таким характером отличаются решения МВФ, МБ и других инстанций, предписания которых, ревностно выполняемые компрадорскими правительствами, опустошили и отбросили на столетие назад целые регионы планеты. Характерно, что те самые люди, которые проявляют завидную бдительность в отношении пережитков авторитаризма и тоталитаризма на Востоке, приветствуют бесконтрольную авторитарную власть глобалистов, прямо угрожающую народам социальным геноцидом.

Никогда ещё нацию не отбрасывали так далеко назад, не похищали так дерзко её ресурсы и права, и тем не менее она молчит. А всё дело в том, что элита, переориентированная на глобальные приоритеты, перестала быть полпредом нации и её голосом.

Если противостояние государства с гражданским обществом рождает тоталитаризм, то противостояние элит местному населению рождает колониальное гетто, у которого нет выхода во внешнюю среду и нет будущего.

Если прежний глобализм питался чувствами сострадания к потерпевшим и безгласным, то новейший питается расистскими и социал-дарвинистскими комплексами, презрительной ненавистью к неприспособленным.

Глобалисты не только лишают свои жертвы элементарных жизненных прав, но и стараются всеми способами дискредитировать их. Организаторы масштабной деиндустриализации, лишившие миллионы людей права на труд, говорят о неисправимой лености «этого» народа.

Пропагандистская война с неадаптированным большинством мировой и национальной периферии скорее всего является подготовкой к физическому насилию и геноциду. Та невиданная социальная поляризация, которую вызвали реформы глобализма на всём пространстве расширяющейся мировой периферии, не может кончиться добром.

Как избежать грядущей тотальной катастрофы – мировой гражданской войны, подготовленной неслыханной социальной поляризацией? Если бы глобалисты в самом деле хотели её предотвратить, они бы не демонтировали социальное государство и не дискредитировали «неадаптированное» народное большинство. Следовательно, они готовятся к мировой гражданской войне. Их оплотом в этой войне является победившая сверхдержава, ставшая отечеством глобалистов, порвавших с прежними отечествами. Наметилась удивительная однозначность идейно-политических позиций, внутренних и внешних. Те, кто исполнен расистской ненависти и глухоты к социально потерпевшим слоям туземного населения, неизменно демонстрируют пламенный американизм. Американофильство стало лакмусовой бумажкой социал-дарвинистского мышления:чем больше определённые круги проявляют непримиримость к социально незащищённым, тем более они уповают на США как носителя нового мирового порядка.Следовательно, американская мощь воспринимается как главный резерв сил глобального социал-дарвинизма в их гражданских войнах с обездоленными народами. […]

Есть какая-то тайна в том, что Россия, вчера ещё бывшая второй державой мира, неуклонно скатывается в четвёртый мир.

Российское народное большинство вряд ли подлежит реабилитации по критериям экономического успеха или державного могущества. Об этом ему не без злорадства напоминают идеологи либеральных реформ, вчера ещё заявлявшие, что «Россия обречена на процветание». Десятки миллионов людей в результате инициированной реформаторами деиндустриализации вытолкнуты из большого мира в малый – мир примитивного натурального хозяйства и натурального обмена, семейной взаимовыручки (когда старики пенсионеры кормят неприкаянную молодежь).

Сегодня мы имеем противоречивую ситуацию: всех бедных и неприспособленных уже лишили и реальных перспектив и моральной репутации, но объявить им прямо уготовленную участь глобальная элита ещё не решается. Нельзя прятаться от дилеммы: либо мы должны освоиться с перспективой ещё не виданного в человеческой истории массового геноцида целых континентов, либо найти формы и способы новой реабилитации выталкиваемого из модерна народного большинства.

Компрадорская элита не в счёт – её представители давно уже чувствуют себя внутренними эмигрантами в собственной стране.

Фиктивный спекулятивный капитал сегодня в сотни раз превышает капитал, связанный с реальными инвестициями. Невозможно отрицать, что именно он сегодня главный источник разрушительной инфляции и главная питательная среда всех теневых практик.

Односторонняя вестернизация российской внешней политики, утратившей способность к балансированию, обернулась для России не успехами, а просчётами и поражениями. По всем критериям продолжение такой политики в будущем веке неминуемо приведёт к глобальной катастрофе. […]

Решимость сильного и пространство его авантюрной деятельности возрастают по мере того, как всё более тушуется слабый.

Продвижение НАТО на восток, вплоть до прямого вторжения в постсоветское пространство, – и всё это после ликвидации Варшавского договора – это, разумеется, новый взлом статус-кво. Объявление Украины, Закавказья, Средней Азии зоной «американских национальных интересов» – это, несомненно, продолжение стратегического наступления после того, как холодная война окончена. Претензия на полный контроль российской внутренней политики – это установление оккупационного режима в стране, добровольно сдавшейся и могущей, следовательно, рассчитывать на лояльность победителя. После всех этих событий для меня лично не оставалось никаких сомнений в том, что новая война непременно перерастёт в горячую, с использованием всех методов военного поражения. Мир слишком велик для того, чтобы управляться одной-единственной страной; кроме того, такие характеристики, как полицентризм и многообразие, являются необходимой предпосылкой выживания человечества. Тот, кто посягает на это, тем самым объявляет миру войну не на жизнь, а на смерть. Единственное, в чём я ошибся, это сроки перерастания мировой войны, ведущейся нетрадиционными способами поражения (посредством «мягких военно-политических технологий»), в настоящую, горячую войну. Это произошло даже раньше, чем я предполагал, – в период нападения на Югославию.

Главным союзником Запада на Востоке были объявлены «внутренние эмигранты» – те, кто, живя в туземной среде, душой принадлежали Западу. Именно им сулили статус передового демократического авангарда, наделённого неограниченными полномочиями в деле управления своими незадачливыми народами. Но купить такой статус можно было только одним: безусловной преданностью не только идеалам Запада, но и преданностью Америке как практическому носителю нового мирового порядка.

Без всякой войны оставшаяся единственной сверхдержава получила то, что превышало всякие прежние ожидания. Без единого выстрела прежний грозный противник не только капитулировал, но и объявил самороспуск: своей страны, своей армии, своих альянсов по всему миру, своего военно-промышленного комплекса, своего научно-технического корпуса, своих «промышленных армий».

Сегодня самым идеологическим народом на земле, несомненно, являются американцы. Полнота их идентификации с новым великим учением объясняется тем, что по меркам этого учения именно они являются «избранным народом», именно им вручена миссия и обещано конечное торжество. Поэтому и решения, которые принимает Америка, – это апокалипсические решения, отмеченные близостью окончательной разводки исторической драмы человечества. Мировая война за окончательное торжество либерального идеала во всём мире для США – то же самое, что мировая революция для большевиков первого призыва. Как те, так и другие уже не способны воспринимать людей другой формации обычным человеческим образом: они наделяются демоническими чертами носителей последнего зла. Вопреки всяким разглагольствованиям о толерантности, плюрализме, диалоге и прочих реликтах старого либерального сознания, новое либеральное сознание абсолютно монологично, абсолютно закрыто для апелляций извне, для свидетельств другой позиции и другого опыта.

Либеральный джихад – вот ключевое понятие для обозначения американской «антитеррористической операции», настоящее имя которой – глобальная война с «неверными».

Америка победила в холодной войне и вступила в позицию наставника человечества в результате беспрецедентной серии демонстраций превосходства. Абсолютное превосходство для неё – не преходящее состояние или счастливая случайность, а то, без чего она не согласна жить.

Именно здесь и скрывается главная тайна начавшейся мировой авантюры. Дело в том, что наряду с идеологией существуют светские формы знания – экономика с её холодной статистикой, социология, демография. И все они достоверно свидетельствуют, что уже через двадцать лет «неправильно устроенный», «нелиберальный» Китай опередит США по большинству экономических показателей и станет первой державой мира. Примерно ещё столько же лет понадобится Индии, чтобы опередить США и стать второй после Китая сверхдержавой мира. […]

Потребительское общество реактивирует в массах молодёжи черты языческого типа личности с акцентированной телесностью, а не духовностью.

Рационализация предполагает подчинение инстинкта разуму – потребительское сознание, напротив, олицетворяет собой капитуляцию разумной воли перед напором «инстинкта удовольствия».

Ключевое слово «новый эпохи» было произнесено: социал-дарвинизм. Оно преодолело барьер общественной цензуры благодаря тому, что первоначально относилось якобы не к людям, а к предприятиям: пусть разоряются все нерентабельные предприятия – это очистит экономическое пространство для рентабельных.

И вот прошло совсем немного времени – не более 10 лет, отделяющих 80-е годы от 90-х, и социал-дарвинистский принцип стал более или менее откровенно применяться к людям. Реальное содержание термина – «естественно-рыночный отбор» – стало всё больше высвечиваться по мере того, как неоконсервативные методы оздоровления экономики стали распространяться на регион с менее ценным человеческим материалом – на бывшие социалистические страны, в особенности – на Россию. Здесь уже новая идеология отбросила «экономические» эвфемизмы и ввела в действие социал-дарвинистский арсенал прямо по назначению – то есть применительно к населению. Все те филиппики, которые деятели неоконсервативной волны адресовали экономически неэффективному предпринимательству, требуя перекрыть им кислород дешёвого кредита, наши реформаторы стали адресовать целым слоям населения, требуя перекрыть им… кислород. Возникла лексика нового апартеида: «совок», «люмпен», «маргинал», «красно-коричневое большинство» – и всё это применительно к народу, которому ещё накануне обещали демократическое процветание и вхождение в европейский дом. Ясно, что это не было «языком консенсуса» – это была лексика нового апартеида и внутреннего расизма.

С позиций российских приватизаторов, такая социал-дарвинистская компрометация большинства была необходима ввиду того, что с этим большинством не хотели делиться собственностью. Не делиться собственностью с полноценными, самодеятельными гражданами – это скандально и недемократично. Но если предварительно этих граждан опорочить, назвав совками и люмпенами, обременёнными неисправимой тоталитарно-патерналистской наследственностью, то тогда отлучение их от демократического дележа собственности начинает выглядеть как вынужденная мера, связанная с ограждением здоровой экономики от нездоровых элементов. Так вместо демократического принципа единой нации, сообща строящей новое будущее, возобладал принцип «двух наций»: достойной нового будущего и явно его не достойной.

Внутренний расизм российских «радикал-реформаторов» превратился на Западе во внешний расизм: расистское отношение к России в целом как к стране, недостойной тех бесценных ресурсов, которые лежат на её территории. Образ крайне плохо управляемой страны, начинённой саморазрушающимися ядерными складами, наводнённой экстремистами, непредсказуемой и невменяемой, – всё это выступает как объективная необходимость внешнего вмешательства и внешнего управления. Наши «реформаторы» вовремя не заметили радикального изменения своего имиджа на Западе: вместо респектабельных реформаторов-романтиков свободы там уже сложился образ насквозь коррумпированной, вороватой и вероломной шайки, все практики которой находятся вне цивилизованного поля и поля легитимности.

Иными словами, образ России начинает складываться по той же модели, что и образ Африки, нуждающейся, как сегодня вполне откровенно говорят, в «реколонизации». Если обобщить всё то, что успела написать либеральная пресса о России и всей её истории, то легко усматривается лейтмотив: главный изъян реальной истории России в том, что она не была вовремя колонизована Западом. Одни при этом сетуют на то, что Россия приняла христианскую веру от Византии, а не от Рима, другие – на то, что поворот к Западу не состоялся во времена Лжедмитрия или «семибоярщины», третьи оплакивают «демократический февраль» 1917 года, четвёртые осуждают бессмысленную жестокость «большевистского сопротивления» Германии в 1941 – 1945-х, помешавшую простому советскому человеку уже тогда пить баварское пиво.

Словом, создаётся впечатление, что российская история развёртывалась в присутствии некоего наблюдателя, «умеющего ждать». И вот наконец он, кажется, своего дождался: для реколонизации Западом Россия вполне созрела.

При этом разговор о вполне земной, материальной заинтересованности Запада в энергоносителях и прочих дефицитных ресурсах, относящихся к «низменному» уровню физической экономики, пока что в открытую не ведётся. Более респектабельным выглядит разговор о безопасности. Те самые господа, которые демонтировали доставшийся от СССР военно-промышленный комплекс и разрушали армию под предлогом того, что «у новой России нет врагов», сегодня говорят о том, что Россия слишком слаба для того, чтобы самостоятельно, без американского военного покровительства, обеспечить свою безопасность с Юга. Ну а что находится на Юге, мы знаем: там находятся нефтяные залежи Каспия – психоаналитически вытесненный из официального «госдеповского» сознания «либидональный объект».

Не установив господства над Евразией, нельзя осуществить глобального перераспределения ресурсов в свою пользу – вот аксиома нового стратегического мышления атлантизма.

Так или иначе, воля к власти возобладала над волей к творчеству и тем самым мир вступил в фазу новых военных потрясений и тотальной дестабилизации. Парадокс всей ситуации состоит в том, что рыночная идеология «новых правых», сменившая идеологию левых и «новых левых», оказалась камуфляжем, скрывающим стратегию антирыночного ответа Запада на стихийные законы рынка.

Задача в целом ясна. Если вы не желаете укрощать свои потребительские аппетиты и одновременно вам недостаёт творческой способности удовлетворить их на основе фундаментального прорыва к качественно новому уровню производительности, то вам необходимо осуществить следующее.

1. Облегчить всеми возможными мерами свой доступ к дефицитным натуральным ресурсам – сырью и энергоносителям.

2. Учитывая в принципе ограниченный характер этих ресурсов, требуется установить свою квазимонополию на их исследование. Наиболее радикальной мерой в этом отношении является такая реорганизация мировой экономической системы, которая бы предусматривала последовательное уменьшение промышленного потребления ресурсов в странах, не причисленных к кругу «избранников прогресса». Иными словами, требуется либо закрыть этим странам доступ к индустриализации, либо осуществить деиндустриализацию применительно к тем из них, которые «незаконно» – по меркам нового мирового расизма – совершили свой прорыв в круг индустриально развитых.

3. Ясно, что именно в отношении последних предстоит употреблять наиболее жёсткие меры давления и технологии направленной социально-экономической деградации. Для этого требуется всемерная дискредитация населения этих стран как недостойных владельцев своих богатых территорий и опасно расточительных пользователей ресурсами планеты.

Здесь мы и подходим к настоящей сути «реформ», организованных во всём постсоветском пространстве. Суть их с этой глобально-стратегической высоты сводится к следующему.

1. Приватизация государственной собственности, в том числе богатств земных недр.

2. Создание открытой экономики, в которой запрещены протекционистские меры, преференции для собственных потребителей и ограничения на вывоз капитала.

Сочетание пунктов 1 и 2 создаёт автоматически ситуацию, при которой преимущественными пользователями дефицитных ресурсов становятся зарубежные заказчики. Ибо открытая экономика тяготеет к установлению мировых цен на такие ресурсы, а бедные отечественные потребители не в состоянии платить за ресурсы по таким ценам. Местное население, как и местная предпринимательская среда, исключается из круга пользователей всем тем, что составляет промышленную цивилизацию, возвращаясь тем самым к допромышленному образу жизни.

3. Ликвидация государства как собственника и гаранта национальной экономики в сочетании с мерами, ставящими эту экономику в состояние свободной конкуренции с более сильной иностранной, ведёт к быстрой ликвидации собственной промышленности как неконкурентоспособной и нерентабельной.

4. Такое экономическое обесценивание национальной среды, воспринимаемой как малоперспективная, в сочетании с мерами по легализации вывоза капитала приводит практически к полному прекращению реальной инвестиционной деятельности. Складывается такая система предпринимательских ожиданий и оценок, такая «этика», при которой эффективным предпринимателем изначально считается лишь тот, кто так или иначе приобщён к передовой и надёжной зарубежной экономической среде. Национальный предприниматель в этих условиях выступает как лишённый настоящей перспективы изгой – представитель архаичного типа поведения.

Всё это означает ни меньше ни больше как переход от единого пространства прогресса, завещанного идеологиями европейского просвещения, к раздвоенному, качественно разнородному пространству, в котором предстоит обитать антропологическим типам, неравным по своему достоинству. Один, высший тип, должен отвоевать пространство у низшего – в этом суть концепции глобальной открытой экономики как среды естественного рыночного отбора человеческих типов.

Итак, суть современного монетаристского поворота состоит в том, чтобы превратить экономическую власть денег из относительной, ограниченной известными условиями места, времени и компетенции, в абсолютную, тоталитарную. Это состояние достигается тогда, когда свободной продаже подвергается всё – в том числе земля, национальная территория, равно как и все продукты человеческой деятельности, вплоть до государственных стратегических решений, имеющих своих покупателей.

Капитализм нового времени пришёл как носитель демократического экономического переворота, связанного с производством массовой продукции для массового потребителя. Новейший капитализм приходит как экономическая система, обслуживающая избранных – легко получающих деньги и легко с ними расстающихся ради гедонистических прихотей. Производить для масс в этой новой системе становится просто невыгодным; следовательно, массы отлучаются от нормального рыночного потребления, выталкиваясь в примитивное натуральное хозяйство, в попрошайничество, в криминальные субкультуры, живущие мелкими кражами и уличными набегами.

Сегодня формируется режим однопартийной диктатуры, призванной навечно закрепить «завоевание демократии» – то есть приватизации.