Россия во мгле, 2020. Книга вторая

Неожиданно пало самодержавие, неожиданно пал СССР, неожиданно происходили цветные революции. Очень вероятным представляется и то, что будущий кризис, как это было при конце советской системы и ещё раньше – при падении царской системы, и как это происходит при всех падениях подобных систем, будет вновь сопровождаться апелляциями к демократическим принципам и явится новой попыткой установить реальную демократию. Иную идеологическую форму этого кризиса представить практически невозможно. Но, как я думаю, ясно из всего предшествующего изложения, апелляции к демократии и даже желание её установить, совершенно не достаточны для её победы. Поэтому исход будущего кризиса не предопределён, альтернативен. Логически мы можем представить себе два варианта этого исхода – переход к демократии и новый цикл, «изоморфный» предыдущим.

Первый вариант – это успешный переход к демократии сразу же после падения данной системы. Демократия провозглашалась в России в 1917 г. и в 1991 г., и оба раза попытки перейти к демократии проваливались. Но при этом «провал» 1917 г. был во много раз страшнее, чем «провал» 1991 года.

Постсоветская система значительно «мягче» советской, элементы демократии сохраняются в ней значительно дольше, и роль демократического и правового «фасада» в ней – значительно больше.

Со времени падения советской власти прошло 18 лет. 18 лет после падения царизма – это 1935 год. Развитие в обоих циклах шло в направлении установления всё большего контроля власти над обществом, но достаточно сравнить степень контроля 2009 г. со степенью контроля 1935 г., чтобы увидеть всё колоссальное различие двух систем и двух циклов развития. Это различие циклов – прежде всего, результат той модернизации, которая совершилась в нашем обществе за советский период. Если на поверхности общественной жизни в советское время шёл циклический процесс развития и затем упадка советской системы, то «в глубине» шли поступательные, модернизационные процессы. И хотя к концу советского периода российское общество не было достаточно готовым к тому, чтобы жить в условиях демократии, оно всё же было неизмеримо более готовым, чем в 1917 году. Как и в 1917 г., в 1991 г. мы не смогли «взять планку», однако на этот раз «до планки» нам не хватило значительно меньшего расстояния и мы создали не тоталитарную, а имитационно-демократическую систему. Но ясно, что в рамках постсоветской системы также «на поверхности» – цикл развития системы, а «в глубине» совершаются не всегда видимые модернизационные процессы, создающие базу для демократии.

Вполне можно предположить, что третья российская попытка перехода к демократии, которая произойдёт в две тысячи каком-то году, окажется удачной (говорят, «Бог любит троицу»). Это значит, что после глубокого политического кризиса будут проведены первые в русской истории действительно свободные и неманипулируемые выборы верховной власти, и победители на этих выборах не будут стремиться (или будут, но им это не удастся, это не позволят оппозиция и общество в целом) закрепиться у власти, манипулируя следующими выборами. После нескольких ротаций система реальных выборов закрепляется. Страх свободного выбора и перемены власти уходит в прошлое. Россия выходит из циклов систем с безальтернативными властями, отделяющихся друг от друга «смутными временами» безвластия. Сейчас это выглядит совершенно утопически, но это казалось также утопическим во множестве стран, успешно пришедших к стабильной демократии.

Тем не менее этот сценарий возможен, но не неизбежен. Препятствующие установлению демократии глубокие культурные и психологические особенности нашего общества воспроизводятся и в новом поколении, вступая в сложное взаимодействие с новыми, «модерными» особенностями сознания.

И в следующем поколении переход к демократии будет очень трудным, значительно труднее, чем просто пресечение правящей президентской «квазидинастии» и приход к власти неких «демократических сил». Будут какие-то элементы анархии, и в обществе снова возникнет желание убежать от этой анархии под сень «сильной власти».

Люди, которые придут к власти, вполне могут приложить все усилия, чтобы закрепиться у власти и не допустить ротаций в будущем, как это сделали победители 1991 г. и как это происходило много раз в истории самых разных народов. И вполне может оказаться, что они не встретят достаточного сопротивления. Ведь для демократии нужна не просто победа «демократических сил», но нужно и наличие сильной и также принимающей демократические «правила игры» оппозиции. Но практически несомненная слабость (или просто отсутствие) сопротивления со стороны теперешней элиты не будет благоприятствовать установлению демократии, как ей не способствовала слабость сопротивления революции 1991 г. со стороны советской элиты. Тотальный переход старой элиты к победителю будет скорее благоприятствовать восстановлению в новой форме старых порядков. Поэтому говорить о неизбежности успеха третьей попытки всё же нельзя.

Второй вариант исхода будущего кризиса, который тоже нельзя исключать, – это неудача и третьей попытки, новое возвращение безальтернативной власти. В этом случае за двумя циклами перехода от неудачных попыток установления демократии к временному успокоению при авторитарной системе, а затем – к новому кризису и новой попытке, последует третий. Подобные многократно повторяющиеся циклы были в истории очень многих стран «третьего мира». В ряде стран Латинской Америки они повторялись даже десятки раз. При этом объективная задача перехода к демократии остаётся неизменной, хотя её разрешение снова отодвигается в неопределённое будущее, до следующей попытки. Вообще же «снята» эта задача быть не может. Демократия – один из аспектов современного мира и переход к ней – один из необходимых элементов современного развития, модернизации. Это – один из компонентов «взрослости», «развитости» общества. Зона демократий постепенно расширяется – к демократии переходят всё новые и новые страны, в том числе и очень далёкие по своей традиционной культуре от тех стран Запада, в которых современная демократия родилась. В Европе Россия и Белоруссия – последние несвободные страны. И как ни труден в силу особенностей её традиционной культуры и её исторического опыта переход к реальной демократии для России, в конечном счёте, после кризиса теперешней системы или позже, после кризиса следующей, он неизбежен. Сейчас задача перехода к демократии представляется предельно трудной, если не неразрешимой, но ещё относительно недавно совершенно неразрешимой казалась задача ликвидации коммунистической системы.

Дело в том, что переход к демократии от имитационно-демократической системы практически сводится к созданию активной оппозиции и перехода к ней власти – осуществлению первой демократической ротации, которая открыла бы путь к системе, в которой ротации – норма. Но задача создания оппозиции, которая сменила бы действующую власть, как задача самого носителя верховной власти – психологически «противоестественна». Президент не может создавать оппозицию самому себе и готовить своё собственное электоральное поражение – это противоречило бы всем нормальным человеческим инстинктам. Представить себе, как демонтаж имитационно-демократической системы мог бы произойти сверху, по «плану президента», – очень трудно, и я лично не знаю таких исторических примеров.

Демократия – не «счастье», а современная норма. Чувство счастья может сопровождать переход к демократии, как у индивида оно сопровождает любое трудное достижение нормы, например, окончание школы или вуза. Но после недолгой эйфории начинаются суровые будни. Пройдёт время, и человек может даже начать с ностальгией вспоминать тот период своей жизни, который он так спешил оставить позади и который вернуть уже нельзя. Те проблемы, которые будут стоять перед российским обществом в середине и конце начавшегося века, возможно, будут значительно труднее, чем проблема перехода к демократии. Но мы здесь говорим именно об этой проблеме. А она к этому времени будет уже решённой и забытой проблемой далёкого прошлого.

По оценкам неправительственной американской организации «Фридом Хауз», в 2009 г. из 193 государств мира «свободными» были 46%, «частично свободными» – 32%, «несвободными» – 22%.

Россия включена в число несвободных стран».

Постсоветская демократия даёт основание сказать, что единственным источником президентской власти в России является сам президент.

Ю.Ю.Болдырев: «Наше общество такое рыхлое, что опереться на него невозможно, даже защищая его же интересы».

В начале XX века, разочаровавшись в царизме, российский народ устремился к социализму, но попал в ловушку сталинско-бериевской тоталитарной диктатуры. В конце XX века, разочаровавшись в советском социализме, устремился к демократии, но попал в ловушку ельцинско-чубайсовской мафиозной олигархии. Если нравственные уроды и предатели называют себя демократами, не верьте им. Судите о них по делам. По плодам их узнаете их.

Российское общество перенесло столько этапов трагедии самоуничтожения, что пора было бы поумнеть. Но в 90-е годы эта трагедия повторилась снова. К трагедии российское общество идёт из желания лучшего, переходя меру, насилием подавляя одну часть населения другой, считая, что одним скачком, быстрым революционным насильственным путём рванём в светлое будущее. Но вместо светлого будущего в очередной раз производим на свет божий уродство.

Л.А.Андреева: «Российские политики должны помнить мудрый вывод Арнольда Тойнби, сделанный им в работе «Постижение истории»: «Все задержанные цивилизации потерпели фиаско, пытаясь преодолеть возникшие препятствия рывком».

А.Д.Тойнби: «В результате социального надлома накатанный путь становится неприемлемым и общество ищет новые возможности. […]

Мы видели, что пути архаизма и футуризма несовместимы с любого рода ростом, а принцип непрерывности представляет собой сущность движения роста. Архаизм – это попытка совершить прыжок из настоящего в прошлое, тогда как футуризм – аналогичная попытка совершить прыжок в грядущее. Футуризм и архаизм – прямые отрицания роста, и в этом суть их трагедии».

Е.К.Васильева: «Сколько мифов бродит в человеческих головах со дня сотворения мира! Увлечение одними приводит к открытиям. Фанатичная вера в другие – к трагедиям. Среди последних – миф о якобы легко достижимом счастье и благоденствии при изменении некоторых политических и социальных схем».

Герберт Спенсер: «Авторы большинства социальных схем исходят из предположения, что все будут правильно поступать и судить честно, будут мыслить, как они должны мыслить, и действовать, как они должны действовать, и держатся этого взгляда, невзирая на повседневный опыт, доказывающий, что люди не делают ни того, ни другого, и забывая, что его сетования на существующий порядок вещей доказывают его убеждение в том, что людям как раз недостаёт того благоразумия и той честности, которые нужны для осуществления его плана».

И.А.Ильин: «Здоровая, мудрая, спасительная политика всегда консервативна, ибо она охраняет, оберегает, поддерживает всё историческое наследие страны; охраняет и тогда, когда совершенствует; оберегает и тогда, когда видоизменяет; поддерживает и тогда, когда приспособляет и обновляет».

Н.А.Бердяев: «Смысл консерватизма не в том, что он препятствует движению вперёд и вверх, а в том, что он препятствует движению назад и вниз, к хаотической тьме, возврату к состоянию, предшествующему образованию государств и культур. Смысл консерватизма – в препятствиях, которые он ставит проявлениям зверино-хаотической стихии в человеческих обществах».

Ю.Г.Григорьева: «Он (Аристотель) доказывал, что в политике не нужно ориентироваться на то, что желанно, но абсолютно неосуществимо в настоящий момент, а лучше усовершенствовать то, что есть».

Н.И.Лобачевский: «Мое мнение: ничего не уничтожать и всё усовершенствовать».

Герман Раушнинг: «Нет ничего лучше, чем подключение к уже существующим звеньям элементов новизны, способных совершенствоваться».

О. Конт говорил, что всё, чем пользуется данное поколение, добыто продолжительными трудами предшествовавших поколений, и мы не имеем права расточать общечеловеческое наследство, но должны передать его с известным приращением последующим поколениям.

Президентско-правительственная команда Ельцина в основе своей состояла из правых экстремистов, рыночных большевиков, либерал-фашистов, криминал-реформаторов, псевдодемократов, они под видом реформирования разгромили экономику страны, ввергли население в нищету, при этом сами фантастически разбогатели.

Одни говорят, вот бы сейчас Сталина, другие, кто вовлечён был в 90-х в свободное безнаказанное криминальное обогащение, хотели бы вернуть времена Ельцина, большинство на сегодня устраивает Путин. При Сталине концентрация власти у одного лица – Генерального секретаря ЦК КПСС, главной была коммунистическая идеология, готовность узурпаторов власти заморить, уничтожить часть народа ради этой идеологии, люди были вторичны. Внедрение этой тоталитарной идеологии было основано на страхе, сильнодействующие приёмы внушения страха – выстрел в затылок, пытка, тюрьма и мощная пропаганда, что всё делается для блага людей. Если голодающий человек подобрал несколько колосков пшеницы на поле – тюрьма, если клеветнический донос, какие-то подозрения, то снова пытка, расстрел или тюрьма. При Ельцине концентрация власти у одного лица – президента, главное – квазилиберальная идеология, готовность узурпаторов власти заморить, уничтожить часть народа ради этой искажённой в их головах идеологии, внедрение этой квазилиберальной идеологии при полном правовом беспределе и разгуле преступности, отстреле защитников закона и справедливости, свободе для финансовых махинаций, разного рода мошенничества и афёр, люди вторичны. Распределение государственной собственности, самых крупных и прибыльных предприятий страны, связанных с природными ресурсами, среди узкого круга лиц, вхожих в семью президента, то есть среди своих, их фантастическое обогащение за чужой счёт, в то же время нищета миллионов, не имеющих работу, не получающих месяцами и годами заработную плату, пенсии, и пропаганда, что через несколько лет, если выживете после шоковой терапии, станет легче, что всё делается для блага людей. В чём глубинный смысл шоковой терапии по Ельцину и Чубайсу? Российский народ получает шок и нищету, а случайные люди, вхожие к ним, которые ничем не отличились кроме игнорирования правовых и нравственных норм, присваивают мошенническим способом государственную собственность, какую пожелают, без ограничений, только успевай прихватизировать, оформлять документы. Потом эти прихватизаторы крупной собственности, став миллиардерами и олигархами, уже сами определяют кто будет премьер-министром России, а кто президентом. Появляются льготы по налогам для олигархов, которые они и так обходили, происходит бесконтрольный и безнаказанный вывоз награбленного капитала за рубеж. Оба эти режима антинародные и чтобы понять это не надо много ума, достаточно немного здравого смысла. Надо понять, что и Сталин, и Ельцин, как главы государства – это катастрофа для страны, потому что в стране будет царить произвол власти. По нормальным человеческим правилам не люди ради идеологии, а идеология ради людей. Тысячелетняя история подтверждает, что режимы, пренебрегающие людьми, человеческой природой, рано или поздно терпят крах. И сколько бы дифирамбов этим антинародным режимам ни пели их заинтересованные прихвостни, спасения таким режимам нет.

О.Н.Барабанов: «При Горбачёве и затем при Ельцине чудовищная цена привела к ничтожному результату, к трагедиям и поломанным судьбам. Нам нужен, условно говоря, XX съезд, нам нужно покаяние за ельцинский период. Деяния Сталина осуждены XX съездом КПСС. Деяния Ельцина не осуждены никем».

Люди, жаждущие новой крови, защищают и хвалят Сталина. Вот как он люто кровь проливал, никто не смел и слова сказать. Кучки грабителей, нажившиеся в 90-е годы, защищают и хвалят Ельцина. Вот как мы хорошо награбили, присвоили себе безнаказанно все богатства России. Вторые возбуждают первых, то есть ельцинисты всё больше возбуждают сталинистов и не только их. И действия у власти фанатичных криминал-реформаторов, называвших себя российскими либералами и демократами, были настолько аморальны и антисоциальны, что до сих пор призрак бродит по России, призрак кровожадного сына сапожника. Садист, изверг не может вести страну к коммунизму, вор, коррупционер не может вести к демократии. Неужели мы обречены колебаться между двумя крайностями и идти в государственном масштабе от одной трагедии к другой? Нормальные люди устали от этого.

А.Е.Хинштейн: «Россия – всегда страна максимализма. Либо левый, либо правый, либо почвенник, либо западник – третьего не дано. Но как быть людям трезвым, здравомыслящим, если им не нравится ни одна из крайностей».

Смог ли бы Сталин получить власть, если бы народ заранее знал о характере его зловещего тоталитарного правления с десятками миллионов насильственно убитых и искалеченных судеб? Конечно, нет. Смог ли бы Ельцин получить власть, если бы народ заранее знал о его антисоциальном, антидемократическом, подлом, воровском и предательском правлении. Ответ очевиден, конечно, нет. Бывают правители, которых по результатам их правления народ оценивает высоко, но в этом плане России везёт меньше всех. Поэтому одна часть общества пытается возвеличить главного убийцу, а другая часть пытается возвеличить главного вора. Ведь при первом были не только те, которых убивали, но и те, кто убивал, а при втором были не только те, кого обворовывали, хотя их было абсолютное большинство, но и те, кто обворовывал и обогащался.

А.А.Гончаров: «Современной цивилизации известны различные формы публичной политической власти. Однако, как показывает история, проблема эффективности политического управления остаётся нерешённой: государственно-властные институты любой из форм государственного устройства склонны при отсутствии над ними действенного контроля вырождаться и деградировать».

Государственный аппарат блокирует сигналы, поступающие со стороны гражданского общества, и приобретает тем самым свойства закрытой системы, обречённой на последующее саморазрушение. Как показывает практика, аппарат органов власти не способен эффективно бороться с присущими ему негативными факторами, используя всего лишь внутренние властно-аппаратные механизмы. Противостоять предопределённым тенденциям государственного аппарата к саморазрушению призван гражданский контроль.

А.Г.Арбатов: «Истинную свободу – разумеется, в рамках конституционных полномочий – лидеру даёт только демократическая среда, обеспечивая альтернативные источники информации и возможность совместно с законодательной и судебной властями контролировать бюрократию. Но такая система не терпит самоуправства и со стороны президента, заставляет его вести постоянную политическую работу по обеспечению парламентской поддержки своего курса, предъявлять высокие требования к репутации своих подчинённых, блюсти реноме всей своей администрации.

Понятно, что нигде демократия не действует по идеальной схеме. Отнюдь не гарантирует она и от ошибок, подчас серьёзных. Дело в другом: отсутствие демократии, независимо от личности лидеров, гарантирует совершение ошибок, невозможность их вовремя исправить и в конечном итоге глубокий кризис политики и государства. Это полностью относится и к нынешним российским реформам».

М.Г.Делягин: «Как в своё время говорил Рузвельт, капитализм – исключительно устойчивая система, с которой ничего не смогут сделать никакие революционеры. Единственный гарантированный способ уничтожения капитализма заключается в предоставлении полной свободы действий самим капиталистам».

О.М.Попцов: «Отнюдь не праздный вопрос: почему капитализм в своей современной фазе достаточно широко использует элементы социализма? Швеция, Англия, Финляндия, ФРГ».

С.М.Миронов: «В странах Европейского союза треть правительств – социалисты или социал-демократы. В последнее время много нового появилось в Латинской Америке, Китае».

В западноевропейских странах социализма, то есть социальной справедливости, было больше, чем в нашем развитом социализме до 91 года, а после – и говорить нечего. Следовательно, мы в России строим нечто не соответствующее западным демократиям, хотя руководство утверждает, что страна движется по демократическому пути развития.

С.М.Миронов: «Духовные ценности не должны быть вытеснены стяжательством. Общество, распавшееся на богатых и бедных, раздираемое социальными противоречиями, несолидарное и безответственное, не имеет перспектив. Но мы не считаем, что путь к социальной справедливости должен быть вымощен всё возрастающими государственными расходами. Речь не идёт об уравниловке. Социальная справедливость – это эффективное распределение доходов общества. Разрыв между богатыми и бедными надо выправлять разумной государственной политикой в области заработной платы, социальными гарантиями и налогами, достойными пенсиями. […]

К сожалению, многие новоявленные представители российской бизнес-элиты ведут себя недостойно. Социальная модель, в которой господствуют получатели прибыли, а работающие люди бесправны, нам не подходит. Мы уже проходили эту идеологию сто лет назад, когда немногие представители тогдашней элиты отдыхали на курортах в Баден-Бадене, а страна оставалась неграмотной и бедной. Те либеральные консерваторы дождались своей Октябрьской революции, от которой по их вине пострадала вся Россия. Вот и сейчас те, кто пропагандирует безграничную власть собственников, откапывают топор классовой войны.

Уничтожив идею социализма, подвергнув её осмеянию, радикал-либералы в начале 90-х годов открыли дорогу дикому капитализму, когда работодатель смотрит на людей наёмного труда как на лиц второго сорта. И теперь поход за истинно социалистическими идеалами надо начинать заново».

Карл Поппер утверждал, что поскольку процесс накопления человеческого знания непредсказуем, то теории идеального государственного управления (которая, по его мнению, лежит в фундаменте тоталитаризма) принципиально не существует. Следовательно, политическая система должна быть достаточно гибкой, чтобы правительство могло плавно менять свою политику и чтобы политическая элита могла быть отстранена от власти без кровопролития. Такой системой Поппер полагал «открытое общество» – общество, открытое для множества точек зрения и субкультур.

Из пяти комбинаций: крайне правые, правые, центр, левые, крайне левые, – в России с пугающей закономерностью власть захватывают или крайне левые, как в 1917 г., или крайне правые, как в 1993 г.

Большевизм – это навязывание силой своих крайних взглядов всему обществу. Россиянам надо изжить болезнь большевизма, неразрывно связанного с насилием. Богатства России велики, желающих их прихватить в угоду себе и в ущерб народу и установить своекорыстную власть, не останавливаясь ни перед каким обманом и насилием, более чем достаточно. Большевики на обещания не только не скупятся, но и обещают больше всех, они за счёт обмана, которому иные и сами верят, привлекают на свою сторону, а потом силой подчиняют своей власти. Для борьбы за власть используется заимствованная притягательная идеология, набирающая популярность в народе, но в процессе практического воплощения она искажается до нелепости или отходят от неё с лёгкостью. Власть большевиков неподконтрольна обществу, более того, большевистская власть подчиняет себе общество. Если бы заранее знали что сотворят большевики после 1917 года с Россией, они не смогли бы удержаться у власти, то же самое можно сказать о либерал-большевиках 90-х годов. У нас что в коммунизме, что в либерализме, везде превалирует большевизм. Большевики провозглашают, что только они знают как привести народ к счастью и благополучию и ведут его насильственным путём.

Мандел Крейтон: «Уже было такое в истории: является один или кучка людей, и берутся осчастливить сразу всех, и начинают уничтожать тех, кто не радуется, что их осчастливливают…»

Уинстон Черчилль: «Большевизм – это не политика, это заболевание».