На пути к истине

– Подробнее, пожалуйста.

– Хорошо. Сами понимаете, в те дни мы цеплялись за каждую мелочь, за каждую соломинку, так сказать. И нами была получена оперативная информация о том, что Борин в ту ночь вернулся домой в странном виде. Человек он аккуратный, педантичный. А тут появляется в подъезде, не узнать его. Куртка расстёгнута, испачкана, сам бледный какой-то, испуганный. Стали выяснять. Оказалось, шёл ночью домой, остановили его на окраине подвыпившие верзилы, стали денег требовать. А он что, семидесятилетний старик, больной и беспомощный, струхнул, видать… Впрочем, этим случаем занимался наш участковый инспектор Корнилов. Как помнится, возбуждать по этому факту уголовного дела он не стал…

– А вообще, что за человек этот Борин?

Вахрамеев пожал плечами.

– Я же говорил, старикашка семидесяти лет, больной, немощный, лет пять уже как на пенсии. Холостяк. Что-то не сложилось у него в жизни. Живёт один. В последнее время больше сидит дома, никуда не ходит, даже в театр. Человек, надо сказать, с именем. Кандидат искусствоведческих наук, заслуженный артист федерации, имеет дипломы и награды. Словом, уважаемый в городе человек.

– Уважаемый человек… – зачем-то повторил Шамсиев, вглядываясь задумчиво в пространство кабинета. – Слушай, Сергей, а ты не мог бы сейчас пригласить сюда участкового вместе с материалами об этом случае?

Вахрамеев чуть недоумённо взглянул на него, но, не сказав ни слова, подошёл к телефону и, набрав номер дежурного по горотделу, попросил его немедленно разыскать Корнилова и направить в прокуратуру с требуемыми материалами.

Участковый явился через полчаса.

Тучный, огромного роста, с красноватым добродушным лицом, он как-то несмело поздоровался и, представившись, посмотрел вопрошающе на Вахрамеева, и после того, как тот сделал ему молчаливый знак, подошёл к Шамсиеву и положил на стол перед ним небольшую подшивку бумаг в тонкой обложке. Сам опять же по знаку Вахрамеева сел и застыл в смиренном ожидании.

Просмотрев бегло доставленные материалы и отложив их в сторону, Шамсиев обмерил участкового долгим изучающим взглядом.

– Извините. Я не сразу представился, – заговорил он не строго, но вполне официально, – Шамсиев. Следователь по особо важным делам…

Участковый привстал.

– Сидите, сидите! – заставил его сделать обратное движение Шамсиев. Он чуть смягчил голос. – И скажите вот что. Борин сам первым обратился к вам с заявлением об ограблении?

– Нет, нет, что вы, – смешно двигая щеками, покачал ладонью участковый, – Борин сначала вообще не хотел писать никакого заявления. Зачем, говорит, мне, старому человеку, этакая сомнительная слава. Честно говоря, я бы и не знал ничего об этом происшествии, если бы не начальник…

– А что же всё-таки произошло с этим режиссёром?

Участковый, который, видимо, страдал от своей полноты и летнего зноя, надув щёки, выпустил изо рта воздух, и, смахнув пот со лба, начал чуть сбивчиво:

– Этот случай… бог его знает… Разное приходит в голову… А по всему выходит так. Когда Илья Ефимович возвращался домой… уже не знаю откуда… повстречались ему на пустыре какие-то люди, стали денег требовать, карманы ему обшарили и забрали… Ну, эту… мелочь около двух рублей, а потом отпустили, наградив то ли пинком, то ли подзатыльником на прощание…

Шамсиев озадаченно пожал плечами.

– Но ведь это же грабёж! Почему же вы сразу не возбудили уголовное дело?

– Э-э, какое там уголовное дело! – махнул рукой участковый. – Это ведь Илья Ефимович так в начале рассказывал, а потом совсем другую песню запел. Повстречались, мол, какие-то люди, денег на водку попросили, дал, говорит, им мелочи, сколько в кармане было, и они, похлопав его дружелюбно по плечу, ушли восвояси. Да прочитайте его последнее объяснение. Где там до уголовного дела! Потом бы сами меня и осмеяли…

– Ценю юмор, но в данном случае не вижу ничего смешного. – Следователь призадумался. – Ну хорошо… А в ту ночь не было ещё сообщений о нападениях на граждан в том же районе?

– Никак нет. Только вот то нападение на даму… племянницу секретаря…

– Да, об этом случае я знаю. Борин, кажется, описал вам тех людей. Ну, которые напали на него… Вам они никого не напоминают?

– Нет, не встречал таких на своём участке. А если в масштабе всего города, то не знаю. У меня, как говорится, своя делянка…

– А по делу об убийстве Аристовой вы никакими данными не располагаете?

– Тут, видите ли… – Участковый кивнул на Вахрамеева. – Этим делом больше вот он… наш следователь занимался. А участковому что? Ему, чтобы порядок был на участке, не пили, не хулиганили…

Посмотрев с задумчивой грустью на участкового и поняв, что больше из него уже ничего не вытянуть, Шамсиев поблагодарил его и отпустил с богом, оставив на всякий случай материалы о ночных злоключениях старого режиссёра. Будто что-то неясное, недоговорённое таилось в них…

– Ну что, Сергей, нос повесил? – сказал он с весёлой усталостью, видя, что Вахрамеев сидит, чуть опустив голову и размышляя про себя о чём-то. – Небось, неловко стало за своего участкового? За его пугливость и неведение. Ну, бог с ним. Скажи-ка вот что, дружище. Ты не знаешь, какие постановки идут сейчас в вашем драмтеатре?

Неожиданный и странный вопрос, казалось, ничуть не удивил Вахрамеева, и он был заранее готов к нему.

– У нас гастролирует цыганский театр «Ромэн», – ответил он не задумываясь и, покопавшись во внутреннем кармане пиджака, вынул оттуда красочно оформленный буклет.

– Кстати, вот, – сказал он, протягивая его Шамсиеву. – Это приглашение на две персоны. Мне его прислал замдиректора театра, мой бывший школьный товарищ. Приглашение – на завтра. У меня что-то приболела жена, а пойти одному… Так что можете воспользоваться, если желаете.

Шамсиев, чуть улыбнувшись и удивлённо покачав головой, взял приглашение.

– Надо же! Ты словно в воду глядел! А что за спектакль?

– «Цыганы». По Пушкину.

– «Цыганы»? – ещё больше удивился Шамсиев. – Это уж совсем любопытно! Послушай, Сергей, а ты бы не смог устроить так, чтобы на этот спектакль пришёл и Борин? Ну, скажем, послать ему официальное приглашение, как почётному гостю, ветерану театра…

– Попробую. Но скажите, Булат Галимович, если не секрет, к чему всё это? Вы подозреваете в чём-то Борина?

– Сергей, ты же знаешь, под подозрением могут быть все. Вне подозрений лишь жена Цезаря… – ответил с задумчивой улыбкой Шамсиев.

Драмтеатр находился на одной из центральных улиц и представлял собой ничем не приметное здание с видавшими виды стенами и крышей, и не будь красочных вывесок и афиш на фасаде, трудно было бы угадать в нём храм древнего, как мир, искусства.

Впрочем внешность, как в большинстве случаев, оказалась обманчивой.

Внутри театр был просто великолепен. Паркетные полы, мраморные колонны, ярко сверкающие люстры. Настоящее обилие рисунков и света…

В фойе Шамсиева встретил высокий, элегантно одетый мужчина.

– Добро пожаловать! – любезно улыбнулся он, сверкнув сквозь усы двумя рядами золотых зубов. – Будем знакомы, Яков Борисович Шейнин, заместитель директора театра. Сергей Васильевич звонил недавно… У вас, кажется, ложа. Я провожу вас.

Не привыкший к излишнему вниманию, Шамсиев отказался было от его услуг, но замдиректора, повернувшись к выходу, откуда шли вереницей посетители, вдруг засуетился и сказал чуть взволнованно:

– О, простите, ради бога! Мы пригласили сегодня одного нашего старейшего работника… Вон он как раз идёт. Подождите минутку, пожалуйста. Я вернусь сейчас, только встречу его.

Виновато улыбнувшись, он заторопился к выходу.

Шамсиев увидел, как замдиректора, встретив высокого сутуловатого человека с длинными седыми волосами, бледным худым лицом, одетого в строгий тёмный фрак, обнял его, расцеловал.

Он понял, что это был Борин.

Встреча и знакомство с бывшим главным режиссёром театра здесь, в эту минуту, никак не входили в планы следователя, и он, не задерживаясь более, быстро поднялся наверх, отыскал свою ложу, где уже сидело с десяток зрителей, и занял предназначенное ему кресло.

Ложа зависала над партером, давая возможность рассмотреть находившихся там зрителей, и лучшего места для наблюдения за всем, что происходило в театре, Шамсиев и не пожелал бы.

Борин появился минут через десять в сопровождении того же замдиректора. Какой-то неуверенной, шаткой походкой он прошёл вперёд и, благодарно кивнув своему спутнику, занял одно из боковых кресел в первых рядах партера.