После окраинных низеньких лачуг бедноты, а затем – тонувших во мраке садов тибетских домиков и юрт состоятельных горожан, мощные строения крепости – импани, открылись во всей своей величественности.
Рассеянный лунный свет заливал высокий частокол на крепостном валу. Оттенял дозорные вышки, под островерхими крышами.
Лишь где-то в глубине внутренных построек мерцали освещенные окна.
– Стой. Кто идет? – громкий окрик часового, давно обратившего внимание на цокот копыт по набитой дороге, заставил путников спешиться.
– Мне бы в главный штаб, а этих ребят где-нибудь устроить на ночлег, пока не решится вопрос о их назначении, – дружелюбно протянул руку вышедшему начальнику караула Петр Ефимович. – Вот мандат мой.
В ту пору, когда Монгольская народная республика лишь проходила стадию своего становления, русская речь в Урге не вызывала удивления.
Особенно, как теперь, когда слышали ее от военного.
Ведь костяк армии, должной защитить как от внутренних, так и от внешних врагов, составляли бойцы еще того экспедиционного, отряда, что несколько лет назад под командованием Щетинкина очистил страну от унгерновских банд.
Вот и теперь, во внутреннем дворе гарнизонных казарм, бросив поводья дончака вестовому, комкор уверенно зашагал к освещенным окнам штабного корпуса:
– Помню еще что здесь да как, – улыбнулся в усы довольный концом утомительного путешествия Петр Ефимович. – Все же не мальчик уже – по неделе в седле гарцевать, возраст – за сорок, пора и остепениться. Начать кабинетную деятельность…
Обустройство не заняло много времени.
Переночевав в штабе, Щетинкин уже к вечеру следующего дня получил комнату в казарме.
– Устраивайтесь, товарищ! – открыл перёд ним дощатую дверь провожатый – худощавый парнишка в изрядно потертой форме цирика – рядового бойца Народной Армии.
При этом буквально покорив гостя исключительно открытым, честным лицом.
– Спасибо, дорогой!
Щетинкин, по-хозяйски оглядевшись, тут же взялся за перестановку мебели – дощатой лежанки и колченогого стола.
– Помоги, пожалуйста.
Стол перекочевал от окна в дальний угол, узкой как пенал, комнаты, а на его месте оказался лежак.
– Понимаешь, приходится порой до темени засиживаться над бумагами, а лучше чем у окна ночью не придумать мишени, – пояснил он своему помощнику.
И тут же спохватился:
– Откуда русский знаешь?
Парень ответил без запинки:
– Служил у купца на фактории. Потом воевал в вашем отряде.
Это обстоятельство еще больше расположило приезжего к ординарцу.
– Неужели? – обрадовался сослуживцу Петр Ефимович.
Ну а тот, в свою очередь постарался закрепить успех у нового командира.
– Так точно, товарищ Железный батыр, – молодцевато вытянулся, прижав руки по швам, боец.
Щетинкин, однако, не очень-то терпел солдафонскую муштру.
– Ну это ты брось, по струнке-то тянуться, – с. улыбкой положил ему руку на плечо Щетинкин, – Давай лучше знакомиться.
Цирик будто ждал этого.
– Тогон Удвал.
И Щетинкин обошелся без своего воинского звания, обозначенного двумя рубиновыми ромбами на пертлицах гимнастерки.
– Ну а я – Петр Ефимович.
Парень настолько понравился вновь назначенному инструтору республиканской Государственной военной охраны, что на другой день, представляясь Пунцагдоржу – Министру Внутренних Дел, Щетинкин попросил именно того себе в адъютанты.
И получил благожелательный ответ.
…Служба оказалась вполне схожей с той, что нес комкор в штабе пограничных войск Сибирского Военного Округа.
Так же пришлось налаживать контрольный режим на границе, создавать таможенные посты.
А это было совсем не просто там, где единстенный вид сообщения – верхом.
И всегда рядом был Тогон, оказавшийся не только приветливым, но и сметливым, хозяйственным хлопцем, взявшем на себя заботу о всех бытовых мелочах походного быта командира.
Всякий раз с интересом присматривался он к Петру Ефимовичу, по вечерам открывавшему сверток с документами, неразлучно носимыми в полевой сумке.
– Пора ужинать, вот с кухни горячее принес, – как-то окликнул парень увлеченного своим делом Щетинкина.
И, как оказалось, попал в самую точку.
– Да конечно, – отозвался от записей комкор. – Где там моя ложка?
Ужин не заставил себя долго ждать.
– Очень важные бумаги? Может прибрать пока? – обратился Тогон Удвал. Не зная, куда поставить котелки с кашей и чаем.
Так как на столе были разложены, испещренные крупным почерком, листы.
– Да уж нет, пожалуй! – утомленно потер виски Щетинкин. – Убедился в том, что зря веду все эти поиски.
Цирик заинтересовался по – настоящему:
– Не секрет – чего?
– Какой-же секрет – поиск того самого обоза, что проморгали мы тогда, разбив барона. Сколько лет прошло, а он как в воду канул.