Здесь же располагалась и тюрьма.
На пороге которой взад – вперед расхаживал часовой с трехлинейкой.
Стояла и другая кумирня.
Совсем небольшая, но украшенная со вкусом.
– Ну-ка, товарищи, вы располагайтесь, а я можно пока в тот, другой храм заскочу на минутку? – развернув лошадь, Щетиикин было направился обратно.
Но к его удивлению, беспредельно приветливый только что старик, непреступно преградил дорогу.
Отрицательно покачав головой, Джа-лама бросил несколько резких фраз.
– Туда нельзя, – перевел сказанное Тогон Удвал. – Не велит обычай.
– Вот бесовая незадача, – чертыхнулся раздосадованный комкор.
Да что поделаешь.
Оказалось, что буквально накануне приезда конников из Урги, у одного из здешних китайских купцов умер близкий родственник.
И, как следует по его вероисповеданию, до отправки на родину тело поместили в ту самую кумирню, куда так рвался Петр Ефимович.
– Спроси коменданта – когда купец думает увозить покойного? – бросил комкор адъютанту.
Тот перевел вопрос.
И тут же на него последовал ответ:
– Завтра!
– Что ж, подождем, – согласился Щетинкин.
Сам же про себя подумал:
– За одну ночь божок никуда не денется.
Остановились однако, не в гостевых хоромах дворца, как это было в прежний приезд Щетинкина, а в доме, отведенным для уполномоченного местного аналога советского «ЧК» – Государственной внутренней охраны.
Тот, получив указание Джа-ламы, высокое столичное начальство встретил традиционным приветствием:
– Амыр-сайн, – с поклоном протянул Щетинкину руку пожилой китаец.
И про него все уже давно знал Петр Ефимович:
– Тот и до революции работал в здешней таможне тайчаки – начальника караула.
Очень удивилсй тому комкор вначале, еще в прошлый свой приезд:
– Как это уцелел представитель прежней власти?
Но объяснили, мол, честный человек, и тогда горой за правду стоял, да еще и помогал Джа-ламе, когда тот оказывался «не в чести» у правителей.
– Здравствуй, товарищ, – с дружелюбной потому улыбкой отозвался и сейчас «Железный батыр».
А после обмена рукопожатиями преподнес, как и джа – ламе перед этим, традиционный подарок – «хорьх»– узкий шелковый платок.
Дюжину каких запас еще в Урге на случай подобных встреч.
Амыр-сайн, в свою очередь, достал табакерку – плоскую фляжку желтого стекла. Протянул с поклоном.
Втянув из нее в ноздри изрядную дозу нюхательного табака, гость до слез расчихался.
– Крепок, язви его в душу! – смущенно вытирая носовым платком лицо протянул Петр Ефимович.
– Прошу к столу, – позвал хозяин, довольный как произведенным эффектом, так и тем, что русский начальник чтит традиции.
Вечеряли крепко.
Никто не стеснялся друг друга за казаном мяса и кувшином архи – молочной водки.
– На вид вроде слабенький напиток – так себе, а смотри как в голову шибает, – изрек наутро Щетинкин.
Решив раз и навсегда:
– Обычай – обычаем, а пиалушка с архи – дело лишнее.
– Тогон, ну-ка слей мне, – позвал он ординарца, выходя во двор умыться.
Парень охотно полил ему сначала в подставленные ладони.
Потом и окатил, раздетого по пояс, командира студеной ключевой водой из кожаного походного ведра.
– Хорошо-то как! – ежась на утреннем холодке, Петр Ефимович до красноты растер грудь и плечи лохмазъм полотенцем.
Но тут моцион прервал шум, раздавшийся у ворот крепости.
– Что – то случилось, – определил комкор, наблюдая за гомоном, вошедшей во внутренний явор импани, большой толпы разгоряченных китайцев – Тут уж не до закалки, пора готовиться к худшему.
Предчувствия не обманули его.
С недоброй вестью пришел сам Амыр-сайн:
– Плохо дело, начальник. На тебя купцы грешат и на твоих людей. Уже пожаловались самому Джа-ламе.
– Что случилось?
– Осквернили кумирню. Нарушили покой усопшего.