Космический мутант

Что было немудрено, так как разыскиваемый адрес поджидал визитёра почти на отшибе сельского поселения, куда даже не доносился вездесущий многоголосый гул моторов с, расположенной рядом, федеральной автомобильной трассы.

4

За высоким дощатым забором, выкрашенным, как и повсеместно, все вокруг, соседские дома, землистого цвета масляной краской местного ширпотребовского производства, к его приезду, уже во всю ивановскую кипела жизнь.

Там раздавались голоса, гудели моторы автомобилей, вдруг заскрипели на петлях, открываясь настежь, большие металлические ворота, ведущие во двор усадьбы.

Так что, вновь приехавшему по этому адресу, Борису Круглову пришлось даже подчиниться существующему распорядку вещей. Он был вынужден принять на своих «Жигулях» чуть в сторону, чтобы благополучно пропустить мимо себя, выехавшую оттуда, кавалькаду из нескольких одинаково роскошных чёрных «Лексусов» последней модели со столичными государственными регистрационными номерами.

Едва представительские машины, одна за другой, покинули гостеприимный двор, как двое дюжих мужиков, взявшись за створки, вновь начали закрывать «как было» обе половины входного «редута» этого не слишком гостеприимного дома народного целителя. Казалось, ещё немного и туда уже и мышь не проскочит.

Вот тогда и понял Борис Иванович, что настал «его звёздный час». Что называется, набравшись не столько смелости и отваги, сколько обычной расчетливой дерзости, он протяжным сигналом потребовал и ему дать дорогу внутрь усадьбы.

После чего не стал дожидаться их ответной реакции и нажал на газ. Стражам ворот от неожиданности пришлось перед ним расступиться. Несмотря на то, что заставил это сделать незваный гость, который не со двора выезжал, как неизвестные Круглову москвичи, а наоборот.

Да еще и на довольно приличной, можно сказать, отчаянной скорости, явно, не страшась ободрать жестяные ржавые бока своей малолитражки о массивную раму движимого имущества хозяина особняка.

Усугубляло поведение нарушителя местного спокойствия ещё и то, что мчался он именно к ним, туда, за ворота, на заветное подворье, где мог быть его возможный единственный спаситель, хорошо описанный Денисом Кошкиным.

И он его увидел, еще только пулей пролетая мимо, несколько опешивших, крепышей-привратников.

Прямо посреди чисто подметённого заасфальтированного пространства стоял пожилой, не менее жилистый, чем его дворовые работники, мужчина среднего возраста.

Он отличался от них рыжей, как огонь, густой окладистой бородой, закрывавшей ворот поверх простого грубошерстного свитера. И походил приверженностью к вполне деревенской моде, заключавшейся в джинсовых брюках, заправленных в, начищенные до блеска, хромовые сапоги.

– Куда же так несёт, тебя, дурашка? – чуть раньше окликнуть-то окликнул незваного гостя один из мужиков, но свою створку ворот тот вынужден был подать на себя, чтобы её ненароком не протаранил лихач на «Жигулях».

И теперь не знал, как станет реагировать на их оплошку старший во дворе. Тот самый рыжебородый модник.

Разрядил сложившуюся обстановку сам дерзкий визитёр.

Остановившись около хозяина, выглядевшего точно так, как его и описывал ему Денис Кошкин, водитель «Жигулей» заглушил двигатель своей старенькой легковушки и с некоторой долей запоздалой почтительности, вышел из салона ВАЗ-2101 навстречу бородачу.

– Простите покорно за столь нелепое вторжение, но меня извиняет лишь то серьёзное обстоятельство, что я приехал к Вам сюда по неотложному делу! – сразу просительно извинился Борис Круглов перед Лебедевым. – К тому же, у меня для Вас, Николай Петрович, есть персональное послание из города Обска.

Его заявление, впрочем, никак не отразилось на безразличном, прямо-таки каменном выражении физиономии рыжего знахаря, оставшейся и после слов горожанина столь же непроницаемой, как и прежде.

И всё же, гораздо больше, чем все довольно проникновенные слова незнакомца, его, судя по всему, заинтересовал внешний вид того, про который метко говорят:

– «Краше в гроб кладут»!

Сам же Борис Круглов, представившись чин по чину, не забыв упомянуть о прежней своей принадлежности к «инженерам человеческих душ», словно пароль, протянул рыжебородому хозяина подворья книжку.

Издание оказалось не простым.

Не из той печатной продукции, от которой зря, не находя своего потребителя, ломятся полки книжных магазинов.

Эта, на вид невзрачная, с одной единственной иллюстрацией, брошюра называлась «Заветная победа».

Тогда как художник оформитель продукции самиздата постарался на славу, лишь в одном:

– Когда умело и со вкусом изобразил для обложки, портрет героя документальной повести.

Ещё одно отличие от официальной книжной продукции заключалось в росчерке обычной шариковой ручкой на титульном листе, где оставил дарственную надпись именно тот парень в боксёрских перчатках, чьё изображение украшало обложку.

– Вижу, что уважаемый Денис Кошкин собственной персоной! – наконец, разобравшись в самой сути подарка, в самой доброжелательной улыбке разлепил губы под усами и бородой Николай Лебедев. – Спасибо, дорогой друг, коли так!

И не менее добродушно добавил:

– Обратно вернёшься в свой город, тоже обязательно передавай ему от меня большой привет.

Потеряв после этого высказывания всякий интерес к чужаку, он резко, по-военному развернулся на пятках, демонстрируя окончание общения и намериваясь сразу же уйти в свой большой, рубленный из огромных лиственных брёвен дом.

Но сделать это ему так и не позволил всё тот же назойливый владелец крайне обветшалых «Жигулей» ещё самой первой модели:

– Николай Петрович, позвольте несколько слов сказать?

На что последовала, такая ожидаемая и дорогая для приезжего, реакция знахаря. Правда, тот обернул к нему только своё рыжебородое лицо, не двигаясь торсом.

И расчётливо, словно цедя сквозь сомкнутые зубы, каждое своё слово, заметил:

– Что уж тут особенно говорить?

Его взгляд снова прошёлся по физиономии городского визитёра, не выражая ни каких иных чувств, кроме, разве что, профессионального отношения к странной внешности приезжего.

– Сразу видно – проситься будешь на лечение, – услышал от него Борис Круглов. – Да только я не практикую, о чём доподлинно известно местным властям.

Он, вдруг, повернулся обратно уже всем своим туловищем, сделал шаг в скрипучих хромовых сапогах по направлению к просителю и как приговор вынес своё заключение:

– Ничем помочь не могу!

После чего прозвучало настоящим смертным приговором для Бориса Ивановича заключение, несостоявшегося для него, целителя. Разве что не хватало для полной картины только похоронного марша и будущего вопля безутешной вдовы.

– Поезжай-ка, ты, мил человек, домой, пока не поздно, да попроси православного батюшку исповедать, – сказал несговорчивый Лебедев. – Ничем больше помочь не могу!

Словно громом поражённый, обрушившейся на него новой бедой, на деле оказавшейся реальным отголоском прежнего несчастья, Борис Круглов еще более изменился в лице.

Но эта мертвенная бледность нового переживания лишь слегка утратившими прежний жёлтый цвет, пятнами пробилась сквозь приметы былой страшной болезни.

– Ну, тогда простите, если что не так! – Борис Иванович обречённо повернулся и пошёл обратно к своей машине.

5

Теперь «Копейка», будто до этого успев израсходовать весь свой жизненный запас энергии, долго не заводилась.

Пришлось Круглову даже взяться за «кривой стартер». Старательно и упорно крутил стальную ручку до тех пор, пока не одолела всё та же, прежняя, болезненная одышка.

Но и после этого «Жигули», словно не желая съезжать со двора, требовали, каких-то особенных, причём, немалых усилий, прежде чем мотор заурчит, готовясь придать ускорение ржавой колымаге.