– Бортничает самостоятельный рослый мужик, как и его отец, как делали дед и прадед.
Собирает в лесу мед диких пчел:
– А здесь нельзя без хорошего знания леса.
Однако, для самого бортника Ждана он знаком, почитай лучше своей поскотины за родимым домом.
С малых лет постоянно бродит по здешним местам.
А с тех самых пор, как повзрослел, набрался опыту, редко он возвращается с пустым берестяным туесом.
Правда, сейчас ноша легче обычного:
– Нет в туесе мёда.
Только еще идет за ним бортник Ждан, одолевая последние заросли краснотала.
Вот и они кончились. Открыв перед ним широкий заболоченный луг, лишь местами – то тут, то там, сиротливо утыканный редкими стволами посохших берез.
К одному из них и идет бортник.
Сначала по ровной, залитой водой, луговине, потом через кочкарник. Ловко прыгая с одной, косматой от травы, кочки на другую.
Но вот и ноги пришлось замочить:
– Лишь чистая вода плещет в камыше, отделяющем бортника Ждана от его сегодняшней цели – толстого березового ствола, куда еще в прошлом году, его, опытного лесовика привели, выслеженные им по полету к своему рою, пчелы.
Правда, тогда хватало ему других мест:
– То лето выдалось солнечным, теплым.
Взяток пчелиный шел, любо-дорого смотреть. И себя обеспечил медом, и с княжеским оброком сполна расплатился.
Не стал тогда жадничать:
– На потом оставил этот рой.
Нынче же и наступил этот самый случай – «потом», когда завелись неподалеку ушкуйники – беглые отбельные холопы.
– То, что окрестных мужиков грабят – беда, конечно. Но зачем же пчел разорять? – рассуждал бортник Ждан всю дорогу и теперь не оставил этих мыслей, перед тем, как залезть в воду.
Действительно, изрядно навредили разбойники на его угодьях:
– С добрый десяток ульев, устроенных пчёлами в дуплах деревьев, обчистили дотла.
Тогда как оброк он и есть оброк:
– Вынь да подай княжескому сборщику тиуну Томилу установленное полюдье – по пуду меда за каждого из Ждановских домочадцев.
– А где теперь столько набрать? Поневоле полезешь за добычей прямо в болото.
Поднялся бортник Ждан со своей кочки, куда было присел, бережливо снимая перед испытанием водой, крепкие всё ещё лапти, что сам же и сплёл из липового лыка.
Подвесил плетеную обувь к своей веревочной опояске, поправил на спине объемистый туес и захлюпал дальше босиком. Сначала по щиколотку, а потом и до колен проваливаясь в густую болотную, красно-кирпичного цвета, жижу.
Сама береза, чей ствол обломком вершины топорщится в небо, росла когда-то на достаточно высоком от воды месте.
– Оттого-то и вымахала выше других, – полагает бортник Ждан. – Но, видно, все одно замокли корни.
И теперь воочию видны перемены, сгубившие дерево:
– Высохли ветки, сгнила сердцевина, дав в дупле пристанище дикому пчелиному рою.
Выбрался бортник Ждан на попавшийся ему по пути взгорок, как и всё вокруг, заросший густой осокой.
Присел передохнуть.
Сам с удовольствием щурится на небо, где как раз нет ни облачка, только Солнце сияет что есть сил, гарантируя, хотя бы на сегодня, сухую, а значит, самую лучшую в его ремесле, погоду.
Как тут не высказаться от всей души:
– Хорош денек стоит!
Вытянул усталый бортник свои рыжие от тины и ила ноги под теплыми лучами солнца. Попутно сбил щелчком с ноги пару, присосавшихся к щиколотке, пиявок.
Хохотнул беспечно:
– Тоже, глянь-ка, тварь божья, себе пропитания ищет на пользу всему живому, коли кровь дурную сосет.
Настроение поднялось еще больше, когда даже на расстоянии донесся до него гул большого роя.
– Есть медок-то, есть! – крякнул он довольно, со знанием дела. – Не зря сюда через топи добирался!
Потом нашел у подножия ствола твёрдое местечко ровнее, сбросил туда свой нехитрый скарб:
– Одежду, лапти, туес.
И, с удовольствием подставляя прохладному ветерку загорелое тело, пошел в густые камыши, не забыв прихватить с собой острый нож, лично выкованный в сельской кузнице.
Вернулся обратно с хорошей охапкой сухих прошлогодних стеблей. Бросил их на место выбранной лежанки.
Спать лег пораньше, чтобы сразу, по росистому утру, когда еще не проснутся пчелы:
– Забрать у них лишние припасы.
– Нет. Все брать Ждан не будет, обязательно оставит в дупле, сколько надо «мухам» на зимовку.
Ведь все на свете должны жить по-божески, не одним только сегодняшним днем: