На столе и за столом

Листы фанеры сшил он аккуратно. Не пожалел гвоздей на стенки он.

Затем на крышке адресок обратный написан был роднейшей из сторон.

«Зачем, приятель, ёмкость из фанеры тебе такая срочно вдруг нужна?».

А тот ответил хитреньким манером: «Заказан ящик из-за рубежа!

Там гонки лыжные наметили по плану, да только снег не выпал. Хоть – убей!

Я им по почте за большую плату сугроб и вышлю без больших затей!».

«А можно мне немножко бандеролей туда ж отправить лучшего снежка?».

Спросил Фома и словно шайка троллей, набил он снегом тридцать три мешка!

Чист двор как стёклышко – сугроб вошел в программу. Но огорчил соседа кислый вид:

Пришла, мол, от буржуев телеграмма: «Снег им не нужен. Свой – кругом лежит!»

Но похвалил за «бандеролей» груду: «Они для грядок – лучшие дары…».

И засмеялся: «В половодье будут у нас с тобой, сухие, друг, дворы!».

Часть вторая

Горбушка

Хлеб-соль

Кто навещал шестую долю суши, тот не забыл с советских тех времён,

Как хлеб вручали с солью, чтоб не кушать, а в знак, что уваженьем обличён!

Тот каравай: на рушнике, на блюде не каждому сподобилось принять,

Но нет обиды, коли знают люди, что хлеб, действительно, вовеки – благодать!

Уроки детства

Фома мальцом любил шнырять у печки, где борщ варила мама – свежачок,

Или подливу к рису, пшонке, гречке: на сале жаря репчатый лучок.

Вот это лакомство, со сковородки прямо перепадало. Не шалил когда,

На хлебную горбушку сложит мама лучок со шкварками. Вкуснейшая еда!

Ерёма тоже не барчук с рожденья, батоном белым не макал он в мёд,

Не лил из банки он на хлеб варенье, готовя царский сдобный бутерброд.

Он повседневно хлебушек накрошит вкус к чёрствой булке не оставив свой,

Чтоб с маслицем – подсолнечным, хорошим, поставить чашку тюри пред собой.

Опять же лук, щепотка соли грубой так раззадорят «зверский» аппетит

Что только чашку вымакать не любо: добавка к ней никак не повредит!

Опять же корочка ещё не подводила, когда в тарелке из рубина борщ.

В нем крошки хлеба добавляют силы и ты, эстет, напрасно лоб не морщь!

Гостинец

Династиям в колхозе перевода не будет, знамо дело, никогда:

Где дед с отцом не ищут в речке брода, там внук и сын путь повторят всегда.

Ерёма помнит не остатком бреда про «зайчика гостинчик», что отец

С работы возвращаясь, от обеда, нес для него, как будто леденец!

Фоме и слаще доля выпадала: играть на улицу когда он выходил,

То пирожок с собою нёс, бывало, который с другом поровну делил.

Вилка в булочной

Давно ушло то время непростое, когда в «Сельмаге» только взять и мог

Две разновидности товара «из застоя»: кирпич «чернушки», белого ли бок.

Теперь прилавок стал разнообразней: тут нарезной лежит себе батон,

Какого не бывает, кортуазней, хоть обойди любую из сторон.

Багет французский рядом – длинномером. Присыпал «Бородинский» славно тмин.

И с маком, подозрительным манером, калач «Московский» – к чаю господин!

Не знать Ерёме ль прежние извилки, когда на ощупь мягкость проверять

Рукой не разрешалось. Так что вилки висели, корочку чтоб ловко протыкать.

Прогресс расставил всё как по ранжиру: под целлофаном выпечка кругом –

Микроб не занести и быть, знать, живу – с парным отведав крендель молоком.