На столе и за столом

Коль чай парит, по чашечкам разлитый,

И есть мёдок в розетке на столе.

Пасечник

Кто черпал мёд большой столовой ложкой, тот знает вкус десерта до конца!

– И чтоб не баловал, взывая к «неотложке», пчела поможет, – по совету мудреца!

Так что понятна тяга к пчеловодству: на пасеке хранят здоровья дар!

Хотя бывает разным руководство, которому несут с полей нектар…

Ерёма ульи возит по приметам. Весной – туда, где верба зацвела.

Где клевер – он всегда бывает летом и где гречиха вся – белым-бела!

И возвращаясь осенью обратно, в загаре, словно мавр, наш пчеловод.

Что ж: цветом кожи быть любым приятно, коль уважает знающий народ!

И у Фомы на мёде бизнес создан, хотя свой улей не таскает в лес.

Лицом своим всегда белее соды, а солнца луч его вгонят в стресс…

Однако ряд базарный их равняет. Не меньше банок, чем Ерёма-друг

Фома на свой прилавок выставляет и к мёду зазывает всех вокруг.

Его послушать, так под крышкой точно: – «Лишь майское цветение садов!»

Тогда как сам, не видели чтоб – ночью трудиться ради этого готов…

Разводит сахар по рецепту вора. Его и ставит пчелам на обед.

Не разглядит прохожий за забором – ведёт откуда, в улей – сладкий след.

Друзья торгуют мёдом после качки, когда сезон закончился уже,

И «мухи» впали в зимнюю уж спячку в омшаниках на частном их дворе.

Фома быстрее сбыл всё горожанам. Дешевле, ведь, товар он предлагал.

Ведром ли, банкой. А не то – стаканом! Смотря, сколь денег каждый вынимал.

Ерёма дольше, медленней торгует. И чаще тем – кто знает с прошлых лет,

Что мёд его действительно врачует и в каждой капле солнышка есть свет.

А тут Фома наведался с канистрой – купил медку для собственных утех.

И одарил ухмылкою искристой: «Мне вредно то, что распродал для всех!».

Чаепитие

Бревно с вождём нести – не быть в накладе. Любой готов – лишь только позови.

Наверняка – представили в награде, всех кто в напарники заделаться смогли!

Так рассуждали, посмотрев картину «Почин великий» школьные друзья.

Уйти ж с субботника Фома нашел причину: «Я заболел. Трудитесь без меня…».

А вот Ерёму вовсе не награды позвали поработать «с огоньком».

Белил известкой он и палисады, сгребал и мусор – чисто и ладом.

Шли год за годом. В школе, в институте. И повзрослев, остались при своих:

Фома не посвятит себя минуте бесплатной, где Ерёма за двоих!

Живут друзья пообок с малолетства. Внутри подворья – схожи в основном.

А с улицы – не знает куда деться, Ерёма от стыда за ближний дом:

Бурьян по пояс, где к Фоме калитка и штабель дров второй сезон лежит.

А смотрится одно лишь, как « с открытки» – в окне хозяин с чайником сидит!

Ерёма в чаепитиях – не дока. Всё некогда надолго сесть за стол.

Он чаще там, где ждут не слов, а прока – в саду работает, разводит в ульях пчёл.

А тут однажды над крыльцом повесил – портрет «Великий кормчий во весь рост»!

Гирляндами еще вокруг расцветил. Почти Пекинский получился пост.

Фома с вопросом: «Что так расстарался? Китайской грамоте не слишком-то учён!».

Ответил тот: «Приехать к нам собрался с Китая тот, кто чином обличён.

Он подведёт итог в благоустройстве. Отметит дом и улицу пред ним.

И как награду даст за беспокойство вагон заварки, вкусной, как жасмин!».

Фома за перспективу ухватился. И день, и ночь работал словно вол –

Где был бурьян, цветник там появился. Дровам другое место он нашел.