Путь Сизифа

– Итак, что вы ощутили?

Марк сказал:

– Течение, вернее, сквозняк времени. То есть, освобождение из пут времени, близость бытия.

– И я, – промямлил Матвей. – Что-то такое, божественное.

В нем еще играл протест.

– Но я чувствую это всегда, когда читаю книжку. Переживаю вместе с героем. Зачем меня этому учить?

Учитель строго посмотрел на него.

–Девяносто процентов людей читают для развлечения, кому лень взбираться на вершину, чтобы открылся мир целиком.

Я старался сформулировать.

– Ваши фразы возбуждают меня до озарений, и вижу уже иным то, что пережито мной. Но, мне кажется, другие снаружи хоть и услышат мои слова, но увидят только пепел моих чувств.

– Беда не только в этом, что вас не поймут, – вздохнул снова Учитель. – Видите, вы можете оказаться на вершине только мгновение, ведь, творческое озарение быстро проходит. Но проходит минута, как вы написали, окрестность уже вновь тускнеет в загадочном осложнении, в равнодушии толп снова трудно душе. Это происходит и с гениями. Каждый вдохновляется по-разному. Из какого сора растут стихи? Шиллер нюхал абрикосовые косточки. Есенин напивался. Пушкин грыз гусиное перо, лежа на подушке. Агата Кристи вдохновлялась, лежа в ванне. И мир становился, как цветной туман. А буддистские «мудры» содержали вдохновляюще-оздоровительный эффект – в движении пальцев.

– А дальше что? – тупил Матвей.

– Отлетав в солнечных облаках озарений, творец потом становился меж всех ничтожных мира, быть может, всех ничтожней.

Он оглядел нас:

– Да, ничтожным. Только не таким, как вы.

Мы обиделись.

– А как у вас? – спросил Марк.

– У нас творческие озарения постоянны, – твердо сказал Учитель. – Там, где я работаю, достигли постоянства в озарениях, переходящих в пророчества и научные результаты.

– Шутите? – съязвил Марк. – Как это можно все время напрягать башку? Она, ведь, лопнет.

– У нас головы не такие слабые. Кстати, у нас собрана библиотека, похожая на погибшую Александрийскую, – умников из всех концов света. А в ней сплошные озарения и открытия, на определенных уровнях развития вселенной. И они будут всегда, ибо истина неисчерпаема.

– А где это – у вас? – спросил Матвей.

Тот загрустил, глаза его заблестели.

Мы деликатно замолчали.

***

В спальне нашего механически доброго умного дома мы переживали случившееся. Обычно замкнутые или повернутые одной приятной стороной на людях, мы после бесед с Учителем как будто утратили защитные оболочки и обнажились. Все стали нервными и раздраженными. Мы вглядывались в сингулярную точку одиночества внутри, энергия которой так и не привела к счастью.

Зачем он разворошил наши души?

Я думал, почему сижу как пень, ничего не делаю, чтобы спасти жену от депрессии? Даже не предложил взять ребенка из детского дома.

Матвей тихо плакал под одеялом. Ему казалось, что в нем, как в персонаже "Идиота", раскаявшемся под влиянием князя Мышкина, одновременно засела мыслишка, не выпросить ли у того 250 рублей на пропитие. Или желание нагрубить Учителю, открывшему ему тревожную бездну, приподняв завесу обычного благодушия.

Он перестал быть добродушным балагуром. Что это было? Почему забыл о где-то оставленной семье? Чем заменил, задвинул это самое чистое в душе? Что я наделал?

Вдруг он понял, что нет у него другой родины, кроме семьи. Стал думать об оставленной семье. И неожиданно затосковал по своей толстой жене, которую считал коровой, жующей сено. Ну, и что? Сама женщина – это часть всемирного порождения светлого потока живого – куда? В вечное дление, а не в катастрофическое разрушение в конце.

И это ощущение не дает видеть в ней только жадную к вещам толстуху, с которой не о чем говорить. Бессознательно она знает нечто такое бесценное, чего не знает мужчина. И это настоящее, несомненно, откроется в ней в будущем, когда пройдет молодость.

Что же теперь делать? Надо возвращаться, и сделать все, чтобы загладить вину.

В голове же Марка мелькало: а не пуста ли его жизнь? Не родился ли он таким, бродягой? И почему так зол на "патриотов"? Он уже понимал свою беду: жил в иллюзии вечной молодости, посвятившей себя борьбе за справедливое общество. Витал где-то сверху, боясь тронуть пустоту в своей душе, не наполненную настоящей полнокровной жизнью, семьей и детьми, что сделало бы его путь Сизифа страшно тяжелым, но единственно правильным.

Он неожиданно признался мне в том, что раньше отрицал:

– Неразвитость невозможно устранить насильно. Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Это Герцен сказал.

Бухгалтер Петр кряхтел под одеялом, что-то неотступно тревожило его в сегодняшнем дне. И чем больше он слушал Учителя, тем больше запутывался, и был в тревоге за будущее, не за себя, а за детей и внуков.

А Юдин записывал: «В нашем стартапе идет промывание мозгов. Да, это попытка разрушения нашей идеологии, основанной на героизме и жертвенности народа, защищающего родину. Здесь не важен подвиг генерала, облитого фашистами ледяной водой на морозе и ставшего памятником изо льда. Говорят, это фейк. Или мужество младшего лейтенанта полиции из Дагестана, плененного боевиками террористического подполья, который остался верным присяге и убит выстрелом в упор. На наших уроках мужество разжижают сомнениями в народе».

Он сочинял грандиозный проект укрепления единства народа.

13

– Вообразите, – начал Учитель свой следующий курс. – Вы приобрели щенка, и между вами возникают отношения, привязанность, до занудства, и надо кормить, беречь от улицы, и все время беспокоишься о его здоровье, то есть любишь. И странно ощущать в себе эту серьезность ответственности, и не можешь иначе.

Мы ощутили тепло, представив беззащитного щенка.

– Так что такое ответственность? Как она возникает? Великий Лотман говорил: история – не закономерна. Она состоит из выборов. Выбор – это и потеря. Свобода – не осознанная необходимость, иначе не было бы и выбора. А с выбора начинается ответственность.

– Как это – не осознанная необходимость? – возмутился Матвей. – Когда входишь в наше выбранное страной русло – уже не надо никаких других выборов. Свобода ваша – это нестабильно, и там нет желания стабилизироваться.

– С выбором можно и ошибиться, – поправил приятеля бухгалтер Петр.

Марк тоже обиделся.

– Значит, запрещаете свободно вдохновляться жизнью? Отрицаете то, о чем сами говорили.

Я внес свою лепту прозрений:

– Часто люди делают выбор наобум. Только немногие могут делать выбор, и тут же менять его на лучший. Это художники, которые сомневаются, добиваясь чего-то окончательного. У них может быть одновременно множество выборов, как в квантовой механике.

Учитель разъяснял:

– Да, все в тревоге за будущее, но каждый идет своей дорогой. Ответственность бывает разная: сильная и слабая, погуще и пожиже. По отношению к семье – очень сильная.