Путь Сизифа

Когда я пришел, жена лежала в депрессии. Я обнял ее, желая влить в нее мою воскресшую бодрость. Она слабо обняла в ответ.

– Какой ты худой! Как скелет. Будем откармливать.

И оживилась, словно появилась цель.

Я заглянул в отброшенную ею книгу. Она была о старении – какого-то скучного старика-медика, который советовал, как безболезненно готовиться к смерти, когда умирающий будет падать на ровном месте, откажут ноги, руки перестанут держать ложку, потом исчезнет память. Мол, спокойно, не надо переживать, все закономерно!

– Кто тебе ее дал?

Она не любила принимать в себя плохое, потому что было страшно таким образом понимать глубину жизни и смерти.

Дома я оглядывал все любовно. Жена словно забыла о своем одиночестве и прильнула ко мне. Привязалась ко мне, как героиня в повести Чехова к недавно нелюбимому невзрачному мужу.

Кот, которого я недавно принес жене, терся о мои ноги, смотрел круглыми глазками, что-то выражая. Что в них? Явно не настороженность ко мне, больше дружеское забиячество.

Обычно кот не хотел появляться, отсиживался где-то в шкафу. Жена ходила виноватая: что-то не то ему сказала, не то сделала.

Из кухни я слышал крик:

– Он какает!

И действительно, покакав в песочке, кот начинал делать прыжки, выгибаясь дугой, шастал между ног, прятался за креслом, видно было одно ухо.

Она улыбалась.

– Он как соглядатай, следит за мной.

Я пытался говорить о лечении.

– Это не излечивается лекарствами, – говорила она.

Я говорил, что кроме научного лечения, есть и иное. Это связано с духовной жизнью человека, его податливостью мнениям, внешним сущностям. Например, религия – великая исцелительница. А великие книги…

– Ты опять о высоком? Отстань.

Я давал ей веселые книги, из списка нашего Учителя, где персонажи или сами авторы, перестрадав, относились к смерти с юмором. Одного, интеллигентного филолога-правозащитника арестовали и сослали в Сибирь. Он ожидал увидеть там сосланную из-за протестов когорту интеллигентов, как декабристы, и предвкушал долгие беседы с великими гуманистами. Но попал в камеру к бандитам и ворам с низким интеллектуальным уровнем, но бандиты и воры оказались нормальными людьми. Это было описано с наивным удивлением.

Она смеялась, читая эту книгу, и потом снова загрустила. Я умолял:

– Ведь, правда, что он вел себя не так, как готовящиеся к смерти персонажи того скучного профессора? Он смеялся над обстоятельствами, пытаясь смотреть со стороны!

– Да, соглашалась она, повесив голову.

– А Лев Толстой? Разве перед уходом он был похож на старика, деловито готовящегося к смерти?

Она улыбнулась.

– А все отчего? Потому что у них внутри была цель, не короткая, а долговременная, на всю жизнь.

– Быть писателями? – слабо улыбалась она. И вздыхала.

– Мне не дано. У меня нет цели.

– Она есть внутри любого человека, что дает жить! Иначе все покончили бы с собой.

Я упрямо убеждал:

– Обычные умирающие никогда не поймут тех, кто поднялся на вершину, и все прошлые попытки понять жизнь здесь вспыхивают постоянным озарением, уходящим вдаль, где нет горизонтов.

Она улыбнулась.

– Мне бы тряпочку купить. Белый халатик. Он бы поднял мой дух.

Она, словно очнувшись, оживала в каком-нибудь бутике, лицо оживлялось, когда разглядывала «тряпочки».

Не знаю, смогу ли когда-нибудь убедить ее смотреть на жизнь веселее. Но из-за ее несчастий я ощутил в себе горькую зрелость. Во мне родилась личность, твердые устои, что становятся трудными строчками стихов. И перестал искать, опирался только на интуицию. Но нужны ли они кому? Мало ли таких трудных строк.

***

Перед занятиями мы зашли на работу. Там страшно удивились:

– Вы где были целую неделю? Вам засчитали прогул.

Мы тоже удивились, что прошла всего лишь неделя, а мы думали, целый год.

– Был приказ выехать на стажировку.

– Ничего не знаем про приказ, – удивился кадровик.

Стали рыться в папке приказов. И действительно, нашли такой приказ. Правда, руководство, подписавшее его, не помнило, чтобы подписывало.

15

Учитель встретил нас с любопытством.

– Опишите, как вы провели обычный день в вашем кратком отрыве от занятий. Как встретились с реальностью? Как с вашими сизифовыми камнями?

Отвечать ему, лезущему в душу длинными пальцами, все еще не очень хотелось.

– Не то слово! – восхитился Марк. – Поругался с соратниками по идеологическим вопросам. Успел влюбиться, может быть, женюсь.

Матвей растрогался.

– Обдумывал мою жизнь. Захотелось снова вернуться в семью. Я понял, что женщина не может быть дурой.

– Встретился с моим семейством, – нехотя сказал бухгалтер Петр, – и забыл все ваши проблемы.

Я ответил коротко: