Путь Сизифа

– Что он вам внушал?

– Эмпатию. То есть взаимность. Чего не хочешь себе – не желай другим. Глубокое понимание и снисхождение к их недостаткам.

– И к врагу? Предателю?

– Даже к нему.

– Если бьют по роже, подставь другую щеку?

Бухгалтер Петр примирительно сказал:

– Под мою ответственность: Учитель настоящий, не враг.

Спецназовец посмотрел на него и стушевался, неожиданно смягчил тон.

– Поймите, товарищ, сейчас не застой, что был недавно. Тогда мы все жили расслабившись. Разве вы не видите, что все это романтические фантазии? Иллюзия. Мы должны стоять на твердой почве. Сейчас без собранности, строгой дисциплины тела и духа не обойтись. Нам угрожают! Мир на грани. Сами понимаете, грядет священная война! Еще более грозная, чем когда-либо.

– Вы же ее и создали, – ляпнул Марк.

Тот налился кровью, но взял себя в руки.

– Мы защищаем интересы русского мира. Что же, отступить?

– Конечно.

Тот взорвался.

– Ну, ты и гад!

Он остановил поднявшуюся для удара руку.

– Сейчас не время разбираться, кто прав и виноват. Сейчас время мобилизации всех сил!

– И не время говорить о сложном? – спросил я.

– Вот именно! – прикрикнул спецназовец. – Речь военных! Она сужает все сложности до соблюдения строгой дисциплины. Для защиты родины.

Марк не удержался.

– Речь военных итак ограничивается словарем "Книжки солдата и матроса".

– Считаете ее тупой? – повернулся он к Марку сухим спортивным телом. – Пусть так. Зато целеустремленная, заточенная на победу.

– А у военных другого языка не было, – снова не удержался Марк. – Тупая ответственность за родину.

– Расхолаживаете? У нас есть великая идея. А у вас, и у них – мещанское существование только для себя, других идей нет.

– И не надо, – выпрямился я. Тот встал.

– Сейчас нужны не ваши озарения, а строгое выполнение Кодекса Корпорации: стать патриотом отечества. И немедленное выполнение приказов.

____

Наш Маг-Учитель, как Сизиф, не смог вытащить неподъемный камень на вершину, как и его ученики.

Командир Росгвардии обрушил наши воздушные замки. Что можем против лома? – думал я. – Что может искусство, гении прошлого и будущего? Кончается тем, что все вскарабкивания на вершину, блаженство открытия всего, – это лишь иллюзия. Ведь вся реальность – упорядоченная ирреальность, как говорил Сальвадор Дали. Спецназовец "опустил" нас к параше жестокой реальности.

Мы, новые апостолы, не могли принести родине и миру облегчения. Оказались слишком слабы перед угрозой все сокрушающей ядерной войны, могущей смести планету, и зачем тогда все усилия цивилизации? Зачем тогда все вершины, откуда видно все, когда не будет самого человечества?

17

Нас, апостолов, уволили с работы. Из-за нарушения Кодекса чести Корпорации. Остался только Юдин, даже с повышением – стал пресс-секретарем президента Корпорации.

А я ринулся в рискованные воды частного бизнеса, создал свое дело по лекалам нашего честного Учителя-Мага. И понял, что торгашество – не то, что думают с омерзением. Это свобода, риск, раскрытие всех интуиций в себе. А вот на государственной работе – не обязательно личное чувство ответственности за общее дело, ибо она перекладывается на всех.

У меня другие мысли: придут ли в этом месяце клиенты-предприятия, которые оплачивают наши услуги, позволяя нам жить. И как побудить их, прячущихся где-то в тумане необъятной страны, прийти к нам, ибо у нас нет рычагов давления, как у тех бюджетных организаций, которым все обязаны «отстегивать» за обязательные по закону услуги.

Но с моим новым делом началось то же, что и в Корпорации – ужасные катки экономики, давящие все лучшие побуждения человека. И хотелось, как в прошлом луддиты, сломать машину, перемалывающую все живое в человеке.

____

Марк ушел от радикалов в оппозиционной партии, основал газету. В ней писал о вреде иерархической устойчивости системы цивилизации, в которой все уровни, ступеньками, подчиняются более высшим, создавая пирамиду, в которой нет места свободной личности. Рассказывал об умирании «глубинки», на которой стоит пирамида.

____

Матвей вернулся в родное село, соскучившийся по семье и раскаивающийся. Он вдруг понял, что это и была его единственная гавань, где ему лучше всего, где не предадут.

В чудесном всплеске близости увидел ее прежней, юной, не видел ее расплывшейся, усталых пятен на лице, носа картошкой и седых прядей волос.

Жена встретила его странно.

– Откуда ты взялся, касатик? Мы тебя ждали, все глаза выплакали.

И вытерла фартуком уголки глаз.

– Я многое понял! Учился у великого человека.

Он стал обнимать ее крупное тело, зная – какой бы она ни была – аппетитной толстухой или постаревшей, со сморщенной кожей шеи или свисающими грудями, он все равно будет видеть в ней кристальную чистоту невесты и матери, и чувствовать в себе звонкую струю боли за нее, всегда будет любить.

Но она отстранилась.

– Я вышла за другого. Надо было семью кормить. Прости.

Он ничего не понял.

– А где доченька?

– Она в школе.